Раздел III политические и правовые учения возрождения и нового времени

Принципом аристократии также является добродетель, но не­сколько в иной форме, нежели в демократии. Здесь народ сдержива­ется самой знатью и теми законами, которые она устанавливает Поэтому политическая добродетель не столь необходима народу, как при демократии. Но при этом она нужна самой правящей аристокра­тии, которая «может обуздывать себя двумя способами: или при по­средстве великой добродетели, которая в некоторых отношениях как бы уравнивает знать с народом, что может послужить основанием великой республики; или посредством меньшей добродетели, которая заключается в некоторой умеренности и по крайней мере уравнивает знать в ее среде, что и составляет уравнивающую силу» (с. 182).

Таким образом, принцип аристократического правления — умеренность, основанная на добродетели. Скромность и простота — вот достоинства знати, и они должны поддерживаться законами. В про­тивном случае аристократия погибнет. «Есть два источника неурядиц в аристократическом государстве, — пишет Монтескье, — крайнее неравенство между теми, которые управляют, и теми, которыми управ­ляют; и такое же неравенство между членами сословия, которое управ­ляет. Из этих двух неравенств рождается зависть и ненависть, которые должны предупреждаться или пресекаться законами» (с. 205).

Иначе говоря, необходима умеренность и в политическом, и в имущественном смыслах. Ни одна из групп знати не может иметь привилегий по отношению к другим; «Привилегии пусть даются сенату, а сенаторам — ничего, кроме простого уважения» (с. 205). Не должно быть также крайней бедности и чрезмерного богатства среди аристо­кратов (с.207).

Аристократия хороша до тех пор, пока правители следуют за­конам. Тогда «аристократия подобна монархии с несколькими госу­дарями... но в случае несоблюдения законов это—деспотическое государство со многими деспотами» (с. 257).

Монархия характеризуется властью одного посредством основных законов, которые, по мнению Монтескье, определяют статус сосло­вий: дворянства, духовенства и горожан. «Эти основные законы не­обходимо предполагают существование посредствующих каналов, по которым движется власть, так как если в государстве нет ничего, кроме изменчивой и капризной воли одного, то в нем ничего не может быть устойчиво, а следовательно, не может быть никакого основного закона». Сословия, и прежде всего дворянство, ограничивают и сдер­живают власть монарха. «В монархии, где нет дворянства, монарх

208

ШАРЛЬ ЛУИ МОНТЕСКЬЕ

становится деспотом» (с. 179). Весьма критично относясь к духо­венству, Монтескье в то же время видит в монархии его положи­тельную роль. «Насколько власть духовенства опасна в республике, настолько она уместна в монархиях и в особенности в тех из них, которые склоняются к деспотизму... За неимением других преград хороша и эта, так как ввиду ужасных зол, которые деспотизм причи­няет природе человека, даже зло, которое ограничивает его, уже благо». Полезны, полагает Монтескье, и такие учреждения, которые надзирали бы за исполнением законов. «Такими учреждениями могут быть лишь политические коллегии, которые обнародуют вновь изданные законы и напоминают о существующих, когда о них забывают» (с. 176-177). Здесь Монтескье, по сути дела, описал уже утраченные к XVIII в. полномочия французских парламентов. Да и в целом видна симпатия Монтескье к французской сословно-представительной монархии. Вероятно, он так и не смог перебороть в себе аристократа старой

закваски.

Добродетель, считает Монтескье, не может быть принципом

монархии; в ней (в отличие от республики) просто нет потребности. Это объясняется тем, что, во-первых, монархическое «государство существует независимо от любви к отечеству, от стремлений к истин­ной славе, от самоотвержения, от способностей жертвовать самым дорогим и от всех героических добродетелей, которые мы находим у древних и о которых знаем только по рассказам»; во-вторых, народ может быть добродетелен только тогда, когда высшие сословия по­дают ему соответствующие примеры (с. 182). В монархии же все обстоит не так. «Честолюбивая праздность, низкое высокомерие, желание обогащаться без труда, отвращение к правде, лесть, измена, вероломство, забвение всех своих обязанностей, презрение к долгу гражданина, страх перед добродетелью государя, надежда на его пороки и, что хуже всего, вечное издевательство над добродетелью — бот, полагаю я, черты характера большинства придворных, отмечав­шиеся всюду и во все времена. Но трудно допустить, чтобы низшие были честны там, где большинство лиц в государстве бесчестные, чтобы одни были обманщиками, а другие довольствовались ролью обманываемых простаков» (с. 183).

После столь красноречивого обличения нравов придворных может показаться странным, что принципом монархии объявляет­ся честь. Однако эта честь, согласно Монтескье, — «предрассудки каждого лица и каждого положения» (с. 183). Монтескье разъясняет

209

Раздел lit ПОЛИТИЧЕСКИЕ И ПРАВОВЫЕ УЧЕНИЯ ВОЗРОЖДЕНИЯ И НОВОГО времени

свою мысль: «Монархическое правление... предполагает существо­вание чинов, преимуществ и даже родового дворянства. Природа чести требует предпочтений и отличий». Стремление к отличиям и является движущей силой монархии. Получается, что «каждый, ду­мая преследовать свои личные интересы, по сути дела стремится к общему благу» (с. 184). Хотя с философской точки зрения, полага­ет Монтескье, эта честь ложная.

Как бы то ни было, данный принцип существует в монархии и для его поддержания необходимы соответствующие законы. Преж­де всего надо создать наследственное дворянство, гарантировать его собственность и привилегии. Воспитание в монархическом государ­стве состоит в привитии знати чувства представлений о чести. При­чем воспитание это происходит весьма своеобразно, так сказать, на практике: «...свет— вот та школа, где мы знакомимся с тем общим нашим наставником и руководителем, имя которому — честь» (с. 187). Основным результатом воспитания в монархии должно стать укоренение в сознании подданных обязанности подчинения монар­ху, но в то же время монарх с уважением должен относиться к чести знати. «Ничто в монархиях, — пишет Монтескье, — не предписы­вается так настоятельно религией, законами и честью, как повино­вение воли государя; но эта честь в то же время подсказывает нам, что государь никогда не должен требовать от нас действия, несо­гласного с честью, так как это лишило бы нас способности служить ему» (с. 189).

Разлагаться монархия начинает тогда, когда сословия лишаются своих прерогатив и привилегий, происходит концентрация всей власти в руках одного. «Монархия погибает, когда государь, все относя един­ственно к самому себе, сводит государство к своей столице, столицу — к своему двору, а двор — к своей особе» (с. 258).

Третья и последняя форма правления— деспотия. Она харак­теризуется произвольным правлением одного. «В деспотических государствах нет основных законов, — пишет Монтескье, — нет также

и охраняющих их учреждений» (с. 177). Законы там заменяются рели­гией и отчасти обычаями.

Поэтому когда Монтескье пишет о законах, относящихся к при­роде деспотических государств, он имеет в виду не законы в юриди­ческом смысле, а фактические способы организации верховной вла­сти. Деспот как «человек, которому все его пять чувств постоянно говорят, что он — все, а прочие люди — ничто, естественным образом

210

ШАРЛЬ ЛУИ МОНТЕСКЬЕ

ленив, невежествен, сластолюбив», и сам править не может. Он учреж­дает должность визиря и передает ему власть, и это является основным законом деспотического государства (с. 178). Принципом деспоти­ческого правления является страх. Он — движущее начало данного образа правления. «Здесь у человека один удел с животными: ин­стинкт, повиновение, наказание. Здесь не принимаются во внимание естественные чувства — уважение к отцу, любовь к детям и женам, — законы чести, состояние здоровья: приказ объявлен — этого достаточ­но» (с. 186).

Народ, живущий в условиях деспотии, вернее, позволяющий

править собой деспотически, чрезвычайно невежествен, он не нуж­дается в многочисленных законах. Суть деспотического правления Монтескье выразил такой метафорой: «Когда дикари Луизианы хотят достать плод с дерева, они срубают дерево под корень и срывают плод. Таково деспотическое правление» (с. 211). При деспотическом прав­лении нет ни политических, ни гражданских отношений. «Политика, ее средства и ее законы являются здесь в виде очень ограниченном, и политическое управление тут столь же просто, как и гражданское.

Все сводится к тому, чтобы согласовать политическое и граж­данское управление с домашним и объединить должностных лиц государства с должностными лицами сераля» (с. 212). В деспоти­ческих государствах происходит чрезвычайная концентрация власти. Однако правитель не может уследить за всем, поэтому царит каз­нокрадство, произвол чиновников. «Визирь есть сам деспот, и каж­дый чиновник есть визирь» (с. 217). Ведь законы в государстве от­сутствуют, вернее, воля правителя является законом, но чиновник не может ее знать по каждому поводу и руководствуется своей волей. И произвол множится в геометрической прогрессии.

В отличие от республики и монархии в деспотии необходимость воспитания, в известном смысле, вообще отсутствует, ибо деспотия лредполагает всеобщее невежество. «Безоговорочное повиновение лредполагает невежество не только в том, кто повинуется, но и в том, кто повелевает: ему незачем размышлять, сомневаться и обсуждать, ^гда достаточно только приказать» (с. 190).

Деспотия снизу доверху пропитана рабским духом; там рабы все — и низшие, и высшие. Деспот в таком государстве вместе с тем и Раб своих страстей и капризов. В этом смысле деспотическое правле­ние порождает всеобщее равенство, но равенство в рабстве. «Все люди равны в республиканских государствах, они равны и в деспотических

211