Глава 3

эмоций, посвященных реакции на мнимые "повеления" и "предо­ставления". Весь вопрос о праве начинается только там, где допу­скается, что не все, кажущееся правомерным, — в самом деле пра­вомерно, только там, где субъективному мнению о праве и посяганию на право — противостоит объективно обстоящее, предметно опре­деленное, само-значащее право, только там, где есть самый пред­мет, а у предмета объективный, заданный к адекватному уразуме­нию смысл» (с. 173).

Развитие правосознания, подчеркивал Ильин, требует, чтобы каждый из нас усмотрел с силой очевидности объективное значение права. Оно состоит в том, что квалификация, разграничения и по­становления, раз получившие всю полновесную природу права и его достоинство, сохраняют это значение правовой верности, правиль­ности и обязательности независимо от случайного незнания, несогла­сия или даже систематического неповиновения со стороны того или иного субъекта.

Как сторонник духовной версии правового нормативизма, Ильин утверждал, что объективное значение права наглядно выра­жается в том, что момент его «установления» и момент его «отме­ны» получают строгое формальное определение — например, в факте принятия закона, применения обычая. Нормы права становятся зна­чащими в связи с определенными моментами времени. Однако, под­черкивает Ильин, это указывает не на «субъективно-душевную», а на «объективно-ценностную» природу норм. Именно поэтому судья, который по ошибке применяет отмененную норму, думая при этом, что применяет право, на самом деле его не применяет, а совершает, заблуждаясь, нелепый поступок (с. 176).

Признание права. Ильин выступал против устоявшегося в юрис­пруденции мнения, согласно которому мотивы поведения важны в мо­ральной сфере и не важны в сфере правовой. Такое право, оторванное от корней истинного правосознания, превращается в беспринцип­ное, самодовлеющее средство. Духовное же назначение права со­стоит в том, чтобы жить в душах людей, наполняя своим содержа­нием их переживания и слагая в их сознании внутренние побуждения, воздействующие на их жизнь и поведение.

Мыслитель прекрасно понимал, что в определенных ситуациях право и правопорядок необходимы как своего рода «намордник для своекорыстной злой воли». Но это не означает, по мысли Ильина,

815

Раздел XI

ПРАВОВЫЕ УЧЕНИЯ «РУССКОГО ЗАРУБЕЖЬЯ»

что право надо сводить к привычке подчиняться внешнему авто­ритету. Философ убежден, что самая основная и глубокая сущность человека состоит в возможности самодеятельного и добровольного самоопределения в духовной жизни. Утрата этой внутренней нестес­ненности и добровольности неизбежно ведет к искажению духов­ной жизни. Поэтому если человек переживает право только как про­явление чужой воли, стремящейся его связать и ограничить, то он утрачивает свою духовную свободу, а вместе с ней и подлинное ува­жение к себе. Мыслитель согласен с тем, что «длительная и посто­янная дрессура» может приучить к исполнению внешней законной формы, но, скорее всего, за таким «блестящим правопорядком» будет скрываться «правосознание озлобленного раба» (с. 185).

Ильин тонко подметил связь между психикой человека и пра-вопониманием. Он был убежден, что у цивилизованного человека, покорившегося внешнему авторитету, остается полусознательное убеждение в том, что право есть ничто иное, как организованная сила. Задача же правосознания состоит в том, чтобы освободить себя от черт раба. Истинное самоуправление вырастает только из глубины свободной и уважающей себя воли.