Раздел VIII политические и правовые учения первой половины XIX в

в церковные постановления» (1, 202). Таким образом, делает вывод мыслитель, «Русское общество выросло самобытно и естественно под влиянием одного внутреннего убеждения, Церковью и бытовым преданием воспитанного» (1, 206).

Соответственно из постулируемого факта «общего согласия всей Русской земли» славянофилы делали вывод об отсутствии в древ­нерусской культуре начал индивидуализма: «Резкая особенность Русского характера в этом отношении заключалась в том, — пишет в связи с этим Киреевский, — что никакая личность в общежительных сношениях своих никогда не искала выставить свою самородную особенность как какое-то достоинство; но все честолюбие частных лиц ограничивалось стремлением: быть правильным выражением основного духа общества» (1, 214). В этом суждении Киреевский, как и Хомяков, демонстрирует социоцентристский подход к объяс­нению общества.

Одной из причин, обусловивших отсутствие индивидуалисти­ческих начал в русской культуре, является, по мысли Киреевского, отсутствие непосредственной связи личности с собственностью.

Если «все здание Западной общественности стоит на развитии... личного права собственности, так, что и самая личность, в юриди­ческой основе своей, есть только выражение этого права собствен­ности», то «в устройстве Русской общественности личность есть первое основание, а право собственности только ее случайное отноше­ние... Общество слагалось не из частных собственностей, к которым приписывались лица, но из лиц, которым приписывалась собствен­ность» (1, 209-210).

Наконец, если «в обществе искусственном, основанном на фор­мальном сочетании интересов», каковым для славянофилов высту­пало западное общество, «развитие совершается... по закону пере­воротов», то в России — «обществе, устроившемся естественно из самобытного развития своих коренных начал, каждый перелом есть болезнь, более или менее опасная; закон переворотов вместо того, чтобы быть условием жизненных улучшений, есть для него условие распадения и смерти: ибо его развитие может совершаться только гармонически и неприметно, по закону естественного возрастания в односмысленном пребывании» (1, 208-209).

Однако петровские реформы разрушили целостность древне­русской культуры, произведя в ней, по общему мнению славянофилов, «раздвоение», общий способ преодоления которого был предложен

650

СЛАВЯНОФИЛЬСТВО: И. В. КИРЕЕВСКИЙ, А. С. ХОМЯКОВ

Глава t

славянофилами и, в частности, Хомяковым, писавшим, что «вера православная» есть то «основание, на котором воздвигнется прочное здание русского просвещения» (с. 242).

Россия и Запад сравнивались славянофилами и как два различ­ных правовых мира. Если Чаадаев утверждал, по сути, неправовой характер русской культуры, то его оппоненты впервые попытались найти отличительные черты правовых культур России и Запада.

По мнению Киреевского, господствующий характер «общежи­тельных» отношений Древней Руси —«естественных, простых, еди­нодушных», — обусловил то, что «законы, выражающие эти отно­шения, не могли иметь характер искусственной формальности», как это было на Западе. Эти законы, источником которых являлись «бы­товое предание» и внутреннее христианское «убеждение», должны были «в своем духе, в своем составе и в своих применениях носить характер более внутренней, чем внешней правды, предпочитая оче­видность существенной справедливости — буквальному смыслу формы; святость предания — логическому выводу; нравственность требования— внешней пользе» (1, 207). Таким образом, сам характер отношений определял приоритет нравственности над правом, «внут­ренней справедливости» над «внешнею формальностью» и требовал нравственной оправданности закона. «Русской земле, — отмечает в связи с этим Хомяков, — была чужда идея какой бы то ни было отвлеченной правды, не истекающей из правды христианской, или идея правды, противоречащая чувству любви» (с. 235).

Главной особенностью «Римско-Западной» юриспруденции Киреевский считал ее формализм: она «отвлеченно выводит логи­ческие заключения из каждого законного условия, говоря: форма— это самый закон, — и старается все формы связать в одну разумную систему, где бы каждая часть, по отвлеченно-умственной необходи­мости, правильно развивалась из целого, и все вместе составляло не только разумное дело, но самый написанный разум» (1, 207).

Для древнерусской правовой культуры, по мнению славянофилов, был характерен приоритет над законом обычного права, которое, как полагал Киреевский, «вырастая из жизни, совершенно чужда­юсь развития отвлеченно-логического». Именно правовой обычай являлся в Древней Руси источником законодательства, и такая «социо­логическая», по своей сути, модель «законотворчества» рассматривалась славянофилами как правовой идеал: «Закон в России, — пишет в связи

651