Раздел VIII политические и правовые учения первой половиных1у ,

не правящим: «Сирены могут петь вокруг трона: "Александр, воца-ри закон в России". Я возьмусь быть толкователем сего хора: "Алек­сандр! Дай нам именем закона господствовать над Россией, а сам покойся на троне, изливай единственно милости, давай нам чины ленты, деньги!"» (Записка, с. 122).

Карамзин полагает, что не существует законных способов огра­ничить власть императора. «Можно ли и какими способами ограни­чить самовластие в России, не ослабив спасительной Царской власти? _ вопрошает Карамзин. — Умы легкие не затрудняются ответом и го­ворят: "можно, надобно только поставить закон выше Государя"». Однако мыслитель полагает, что монарх не имеет права сам ограничить свою власть, не нарушив данный народу при избрании династии «за­вет», или «хартию»: «Если бы Александр, вдохновленный велико­душной ненавистью к злоупотреблениям самодержавия, взял перо для предписания себе иных законов, кроме Божиих и совести, то истинный добродетельный гражданин Российский дерзнул бы оста­новить его руку и сказать: "Государь! Ты преступаешь границы своей власти: наученная долговременными бедствиями Россия пред Свя­тым Алтарем вручила Самодержавие Твоему предку и требовала, да управляет ею верховно, нераздельно. Сей завет ей основание Твоей власти, иной не имеешь; можешь все, но не можешь законно ограни­чить ее!"». От «ужасной» же мысли «возмущения народа» с требо­ваниями ограничения его власти, по мнению Карамзина, «содрог­нется всякое доброе Русское сердце» (Записка, с. 46—48).

В противоположность либеральным требованиям конституци­онного ограничения власти императора Карамзин выдвигает требова­ние нравственного самоограничения монарха: «Государь имеет только один верный способ обуздать своих наследников в злоупот­реблениях власти: да царствует добродетельно! да приучит поддан­ных ко благу! Тогда родятся обычаи спасительные; правила, мысли народные, которые лучше всех бренных форм удержат будущих Го­сударей в пределах законной власти... Чем?— страхом возбудить всеобщую ненависть в случае противной системы царствования» (Записка, с. 48). Кроме того, Карамзин допускает ситуацию, когда монарх должен проявить милость, превосходящую законную спра­ведливость: поскольку, по его мнению, «наше Правление есть отече­ское, патриархальное», то, подобно тому, как «отец семейства судит без протокола», монарх «в иных случаях должен необходимо дейст­вовать по единой совести» (Записка, с. 122). На способности монарха

586

Н. М. КАРАМЗИН

и нравственному самоограничению, к действию «по совести» осно­вывается, по мнению Карамзина, «нравственное уважение к сану властителей», которое есть основа монархии.

Карамзин полагает, что «главная ошибка Законодателей сего Царствования состоит в излишнем уважении форм Государственной деятельности». Он призывает императора последовать другому пра­вилу и признать, что «не формы, а люди важны», «не бумаги, а люди правят», а потому, по его мнению, «искусство избирать людей и обхо­диться с ними есть первое для Государя Российского; без сего искус­ства тщетно будете искать народного блага в новых Органических Уставах» (Записка, с. 116, 119, 126). Он убежден в том, что «не толь­ко в республиках, но и в Монархиях кандидаты должны быть назна­чены единственно по способностям» (Записка, с. 117). Мудрость правления, по его мнению, состоит в умении монарха «усиливать побуждение добра или обуздывать стремление ко злу». Если «для первого есть награды, отличия, для второго — боязнь наказаний». При этом Карамзин подчеркивает, что «кто знает человеческое серд­це и движение Гражданских обществ, тот не усомнится в истине, что страх гораздо действительнее всех иных побуждений смертных». Однако, по его мнению, «малейшее наказание, но бесполезное, бли­же к тиранству, нежели самое жестокое, коего основанием есть спра­ведливость, а целью — общее добро». Вместе с тем монарх не дол­жен быть расточителен в наградах, которые, по мнению Карамзина, «благодетельны своей умеренностью, — в противном же случае де­лаются или бесполезны, или вредны». Главной же наградой доброго гражданина мыслитель считает «честь» и советует императору сое­динить «с каким-нибудь знаком понятие о превосходной добродете­ли», следствием чего станет то, что «все будут желать оного, несмотря на его ничтожную денежную цену (Записка, с. 120-125).

Просвещенная монархия в концепции Карамзина есть вместе с тем сословная монархия. Жизнеспособность монархического строя связывается Карамзиным прежде всего с наличием дворян­ского сословия как «братства знаменитых слуг царских», исполня­ющего обязанности управления и пользующегося привилегиями:

«твердо основанные права благородства в Монархии служат ее опо­рою», — убежден мыслитель, они суть «главное необходимое ору-Дие» монаршей власти, «двигающее состав Государственный». Не­обходимость сохранения дворянского сословия Карамзин объясняет ем, что «порядок требует, чтобы некоторые люди воспитывались

587

Раздел У1П ПОЛИТИЧЕСКИЕ И ПРАВОВЫЕ УЧЕНИЯ ПЕРВОЙ ПОЛОВИНЫ Х1У

для отправления некоторых должностей и чтобы Монарх знал где искать деятельных слуг отечественной пользы». Исключительная в сравнении с другими сословиями способность дворянства испол­нять обязанности перед престолом обусловлена тем, что дворянин «облагодетельствованный судьбою, навыкает от самой колыбели ува­жать себя, любить Отечество и Государя за выгоды своего рождения пленяться знатностью, — уделом его предков, и наградою личных будущих заслуг его». Именно этот «образ мыслей и чувствований дает ему то благородство духа, которое сверх иных намерений было целью при учреждении наследственного Дворянства, — преимуще­ство важное, редко заменяемое естественными дарами простолюдина, который, в самой знатности, боится презрения, обыкновенно не любит Дворян и мыслит личною надменностью изгладить из памяти людей свое низкое происхождение» (Записка, с. 126-128).

Таким образом, самодержавная монархия, предполагающая нравственно просвещенное, сословно организованное гражданское общество представляется Карамзину «счастливым семейством, управ­ляемым единою волею отца по непременным законам любви его» (Слово, с. 101). Его концепция просвещенной монархии стала отве­том на возникшую под влиянием просветительских идей, подгото­вивших Французскую революцию, угрозу разрушения традицион­ной для России самодержавной формы правления. Завершая свой анализ политического и гражданского состояния «древней и новой России», предназначавшийся для императора, Карамзин пишет:

«Державы, подобно людям, имеют определенный век свой: так мыс­лит философия, так вещает история. Благоразумная система в жизни продолжает век человека, — благоразумная система государственная продолжает век государств; кто исчислит грядущие лета России? Слышу пророков близкоконечного бедствия, но, благодаря Всевыш­него, сердце мое им не верит, — вижу опасность, но еще не вижу погибели» (Записка, с. 131-132).

588