Раздел VIII политические и правовые учения первой половины XIX

уклада. Сущность современного ему сознания европейского общества Карамзин характеризует следующей формулой: «вся философия со­стоит теперь в коммерции». ^Будучи убежден в том, что «за деньги не делается ничего великого» (Записка, с. 124), Карамзин критикует «буржуазный» стиль жизни современных европейцев, которые пере­стали быть «истинными гражданами», превратившись «в купцов»-для них «железный сундук стал идолом, контора — отечеством любовь к богатству— единственным чувством». "«Дух торговли» является главной причиной того, что «люди богаты и грубы; богачи живут только для себя, в скучном единообразии — едят и пьют. Богат­ство с бедностью и рабством является в своей разительной против­ности».²⁰ Следствием «купеческой системы», по мнению Карамзина, будут неизбежные военные конфликты между государствами, так как «трудно верить бескорыстию народа, который начинает торговать».²¹ «Новая политика» европейских государств сводилась, в его представ­лении, к циничному лозунгу: «сперва деньги, а после добродетель».²²

Таким образом, консервативная социально-политическая про­грамма Карамзина первоначально оформилась под непосредствен­ным влиянием Французской революции. В его творчестве рубежа XVIII-XIX вв. получили обсуждение три основные темы европей­ского консерватизма: 1) неприятие революции; 2) критика рационали­стической философии Просвещения, идеологически подготовившей революцию; 3) критика индивидуалистических ценностей развива­ющейся капиталистической цивилизации.

Наблюдаемые Карамзиным процессы европеизации России, во-пер­вых, обусловили критику мыслителем либерального направления правительственной политики в царствование Александра I, во-вторых, способствовали разработке им исторической концепции, обосновав­шей самобытность исторического пути России. В этом смысле рус­ская консервативная мысль, представленная именем Карамзина, воз­никла прежде всего в виде реакции на интеллектуальную зависимость России от Европы как носительницы либеральной идеологии.

В «Записке о древней и новой России», обращенной к Александру 1> Карамзин подверг критике как внешнюю, так и внутреннюю поли­тику императора, определяемую, по его мнению, «пользами личных

1⁸ Вестник Европы. 1802. № 3. С. 7.

¹⁹ Там же. № 17. С. 60.

²⁰ Там же, №24. С, 315-316.

²¹ Там же. 1803. № 21-22. С. 120.

²² Там же. 1802.№З.С. 1.

578

„^ддд i _______________________________________Н. М. КАРАМЗИН

самолюбий» его советников: «Советники Александровы, — пишет Карамзин, — захотели новостей в главных способах монаршего дейст­вия, оставив без внимания правило мудрых, что всякая новость в государственном порядке есть зло, к коему надобно прибегать только в необходимости: ибо одно время дает надлежащую твердость уста­вам; ибо более уважаем то, что давно уважаем и все делаем лучше от привычки» (Записка, с. 58-59),

Причиной всеобщего недовольства политикой императора Карам­зин считает «излишнюю любовь правительства к государственным преобразованиям, которые потрясают основу Империи и коих благо­творность остается доселе сомнительною». Мыслитель же полагает, что «к древним государственным зданиям прикасаться опасно», а потому, наставляет он императора, «все мудрые законодатели, при­нуждаемые изменять уставы политические, старались как можно менее отходить от старых». Кроме того, умножение законов, по мнению Карамзина, лишь «благоприятствует необузданности произвола». Обращаясь к императору, Карамзин требует от правительства «более мудрости хранительной, нежели творческой», тем более, что Россия «существует около 1000 лет и не в образе дикой Орды, но в виде Государства великого, а нам все твердят о новых уставах, как будто бы мы недавно вышли из темных лесов американских» (Записка, с. 68-70).

Особым объектом критики Карамзина становится деятельность Сперанского, в частности, подготовка реформатором проекта Граж­данского уложения, в котором Карамзин при «множестве ученых слов и фраз, почерпнутых в книгах», не увидел «ни одной мысли, почер­пнутой в созерцании особенного гражданского характера России»:

«Никто из русских, читая сей проект, не догадался бы, что он читает наше Гражданское Уложение, если бы не стояло того в заглавии». Усмотрев в проекте «перевод Наполеонова кодекса», Карамзин ука­зывает императору на то, что «благодаря Всевышнего мы еще не подпали железному скипетру сего завоевателя»: «Для того ли, — не­доумевает мыслитель, — существует Россия как сильное государ­ство около тысячи лет, для того ли около ста лет трудимся над сочине­нием своего полного Уложения, чтобы торжественно перед лицом Европы признаться глупцами и подсунуть седую нашу голову под книжку, слепленную в Париже шестью или семью экс-адвокатами и экс-якобинцами» (Записка, с. 106-108).

Карамзин полагает, что «законы народа должны быть извлече­ны из его собственных понятий, нравов, обыкновений, местных об­стоятельств» (Записка, с. 107). Он убежден в том, что «для старого

579