§ 16. Учет вины кредитора и его добросовестности

Одним из многочисленных упущений российского правового регулирования средств защиты прав кредитора является пробел, возникающий в законе в отношении ситуации, когда нарушение должником договора вызвано преимущественно действиями или недобросовестным бездействием кредитора. Согласно ГК единственные близкие по своему значению нормы заложены в ст. ст. 404 - 406 ГК. Согласно ст. 404 ГК суд вправе уменьшить ответственность, если в нарушении виноваты обе стороны договора. Согласно же п. 3 ст. 405 и ст. 406 ГК просрочка должника не наступает, пока кредитор не выполнил необходимых действий по принятию исполнения или иных подобных действий, до совершения которых должник не мог исполнить свое обязательство.

Но все эти нормы не могут в полной мере применяться к ситуации, когда кредитор расторгает договор в ответ на нарушение. Статья 404 ГК говорит только об изменении размера ответственности (убытки, неустойка), но умалчивает о влиянии вины кредитора на возможность применения иных средств защиты и, в частности, права на расторжение договора. Нормы п. 3 ст. 405 и ст. 406 ГК помогают решить проблему лишь отчасти, так как регулируют только ситуацию, когда кредитор, отказываясь принимать исполнение или не совершая иных необходимых действий, вынудил должника пропустить срок исполнения. Согласно п. 3 ст. 405 ГК в результате такого поведения кредитора должник не считается просрочившим исполнение, т.е. нарушившим договор. Из этого можно сделать вывод о невозможности расторжения договора по причине просрочки, так как просрочки как нарушения договора в юридическом смысле не было в связи с тем, что кредитор не принял исполнение или не совершил иных необходимых действий. Но данное положение относится только к просрочке. В то же время нарушение может быть выражено и в виде ненадлежащего исполнения. К такого рода нарушению ст. ст. 405 - 406 ГК не применяются. Так, например, ненадлежащее исполнение договора могло состояться преимущественно из-за предоставления кредитором неверной информации.

В связи с этим приходится призвать законодателя включить в ГК общую норму, аналогичную нормам ст. 7.1.2 Принципов УНИДРУА и п. 3 ст. 8:101 Принципов ЕКП, согласно которым кредитор не вправе прибегнуть к любым средствам защиты, предусмотренным на случай нарушения должником договора, в той мере, в которой такое нарушение было вызвано действиями или упущением кредитора <432>. Такая общая норма, во-первых, в полной мере учла бы тот факт, что зачастую степень виновности кредитора в нарушении может быть разной. В каких-то ситуациях нарушение произошло в том числе и по вине кредитора, в то время как в других - преимущественно по его вине, а в третьих - исключительно по его вине. Суд, оценивающий применение кредитором того или иного средства защиты, должен оценивать их адекватность с учетом степени виновности кредитора в нарушении. Во-вторых, данная норма легализовала бы влияние вины кредитора не только в случае просрочки кредитора, но и в иных случаях, не связанных с просрочкой. В-третьих, данное правило позволило бы ограничивать права кредитора на применение любых средств защиты, а не только мер ответственности, как то предусмотрено в ст. 404 ГК.

--------------------------------

<432> Обзор зарубежного права по данному вопросу см.: Principles of European Contract Law. Part 1 & 2. Prepared by The Commission on European Contract Law. Ed. by O. Lando & H. Beale. London, 2000. P. 362.

К сожалению, рамки настоящей работы не позволяют провести подробный анализ данного крайне интересного вопроса, включая и вопрос о значении понятия вины применительно к институту вины кредитора. Нам важно лишь установить, что такое правило было бы крайне полезным и в первую очередь применительно к расторжению договора, так как сейчас, исходя из буквы закона, кредитор может расторгнуть договор, даже если исключительно он виноват в нарушении. Отдельные нормы Особенной части ГК в ряде случаев восполняют данный пробел. Так, согласно п. 2 ст. 713 ГК заказчик не вправе отказаться от оплаты выполненной работы (т.е., по сути, не вправе отказаться от исполнения договора) по причине некачественности результата работ, если это нарушение вызвано недостатками предоставленного заказчиком материала. Но такие нормы могут восполнить пробел, возникающий в связи с отсутствием в законе общей нормы, только частично.

Видимо, имело бы смысл, помимо включения в ГК предлагаемой общей нормы, конкретизировать ее применение по отношению к расторжению договора, установив, что кредитор не вправе расторгнуть договор, если он исключительно или преимущественно виновен в том, что должник допустил данное нарушение. Так, специальная норма о запрете на расторжение в случае, когда кредитор преимущественно или единолично несет ответственность за нарушение должником договора, сейчас прямо закреплена в п. 6 ст. 323 ГГУ.

Но в отсутствие в российском Гражданском кодексе как общей, так и только что предложенной специальной нормы, которая могла бы ограничить право кредитора на расторжение в случае, если он частично или преимущественно виноват в произошедшем нарушении, мы предлагаем включить данный фактор в рамки принципа добросовестности. Согласно такому подходу действия кредитора, расторгающего договор в такой ситуации, будут квалифицироваться как злоупотребление правом и считаться недобросовестностью. При этом нужно понимать, что сама вина кредитора в нарушении может как быть, так и не быть проявлением недобросовестности. Но расторжение договора за нарушение, в котором виноват кредитор, - это недобросовестность по определению. На то, что запрет на расторжение в случае вины кредитора в нарушении вытекает напрямую из принципа недопустимости злоупотребления правом, указывается и в зарубежной литературе <433>.

--------------------------------

<433> Markesinis B., Unberath H., Johnston A. The German Law of Contract. A Comparative Treatise. 2nd ed. Entirely Revised and Updated. Oxford, 2006. P. 432.

В целях обеспечения максимальной гибкости данного подхода следует признать, что недобросовестность кредитора может приниматься во внимание при оценке существенности нарушения. В результате мы получаем решение вопроса, которое позволяет принять во внимание вину кредитора и ее степень как один из факторов и соотнести его с иными факторами (значительностью нарушения и его последствий, добросовестностью должника и др.). Так, например, кредитор может быть лишь частично виноват в допущенном должником нарушении, но степень его вины несопоставима со значительностью самого нарушения или с теми негативными последствиями, которые были вызваны нарушением. Кроме того, возможны ситуации, когда недобросовестность присутствует в действиях обеих сторон. В этих ситуациях суд должен иметь возможность взвесить все указанные выше факторы, включая и вину кредитора, дабы определить существенность нарушения и справедливость осуществленного кредитором расторжения.

Кроме того, следует учесть, что при оценке существенности нарушения суд должен принимать во внимание недобросовестность кредитора и в более широком формате, включая сюда не только попытку расторжения договора при вине кредитора в нарушении, но и иные действия кредитора в период заключения или исполнения договора, не соответствующие принципу добросовестности. Таким образом, следует включить фактор добросовестности кредитора в число факторов, учитываемых при определении существенности нарушения.

Нам могут возразить, что мы слишком далеко уходим от буквального значения понятия существенности нарушения. Ведь анализ действий кредитора не имеет прямого отношения к характеристике нарушения. На это следует отметить, что мы идем на некоторое нарушение семантики использованных законом понятий не от хорошей жизни, а от безысходности. Раз наш закон знает только одно основание для ограничения права кредитора на расторжение (существенность нарушения), мы вынуждены расширять сферу применения данного института за счет тех "забытых" законодателем факторов, которые, возможно, и не вытекают напрямую из смысла понятия существенности нарушения, но, безусловно, требуют какого-либо правового воплощения. Именно поэтому в нашем представлении существенность нарушения вбирает в себя столь пестрый набор различных факторов.