§ 7. Требование реституции в натуре

Согласно п. 1 ст. 1102 и п. 1 ст. 1104 ГК неосновательное обогащение должно быть возвращено в натуре. Точнее, в данных нормах говорится исключительно о неосновательно полученном или сбереженном имуществе. Соответственно, если лицо на основании договора получило от контрагента некое движимое или недвижимое имущество, а равно денежные средства или иное имущество (в том числе и права требования) и впоследствии договор был расторгнут, то данное имущество должно быть возвращено, если оно составляет неосновательное обогащение. Реституировать в натуре услуги, работы, которые не привели к появлению новой вещи, а также экономическую выгоду от использования имущества по понятным и не требующим дополнительных объяснений причинам невозможно. Поэтому согласно п. 2 ст. 1105 ГК в таком случае осуществляется лишь денежное возмещение стоимости данного обогащения.

Если же речь идет об имуществе, то никаких преград для реституции не существует. Возникает только три вопроса.

Первый состоит в том, должно ли реституироваться именно то имущество, которое получило обогатившееся лицо? Или возможна реституция такого же по своим качественным и количественным характеристикам имущества? В западной литературе в аспекте применения Венской конвенции 1980 г. и иных актов международной унификации договорного права можно встретить разные точки зрения. Так, согласно точке зрения Д. Таллона (D. Tallon), покупатель в случае обязанности вернуть родовые вещи вправе отгрузить продавцу товар, аналогичный тому, какой он реально получил до расторжения <613>. В другом не менее авторитетном комментарии к тексту Венской конвенции 1980 г. отмечается прямо противоположная позиция, согласно которой возвращены должны быть в точности те товары, которые были переданы продавцом до расторжения <614>.

--------------------------------

<613> Tallon D. Comments on Article 82 // Bianca-Bonell Commentary on the International Sales Law, 1987 (опубликовано в Интернете: http://www.cisg.law.pace.edu).

<614> Enderlein F., Maskow D. International Sales Law: United Nations Convention on Contracts for the International Sale of Goods. Commentary to Art. 82. N. Y., 1992 (опубликовано в Интернете на сайте: http://www.cisg.law.pace.edu).

Классическим для российского права взглядом является признание невозможности виндикации родовых вещей <615>. В то же время, как мы уже отмечали, исполнение в натуре договорного обязательства по передаче родовых вещей, как правило, в литературе и судебной практике признается, но зачастую с множеством оговорок <616>. Такое требование направлено не на передачу конкретной вещи, а на совершение должником определенных действий с целью удовлетворения интереса кредитора в получении того, что было запланировано по договору. Интерес кредитора будет удовлетворен и тогда, когда ему будет передано имущество, отвечающее определенным признакам.

--------------------------------

<615> Гражданское право: Учебник. Т. 1 / Отв. ред. Е.А. Суханов. М., 2004. С. 616.

<616> Подробнее см.: Карапетов А.Г. Иск о присуждении к исполнению обязательства в натуре. М., 2003. С. 141 - 164.

К какому из двух режимов ближе иск о передаче вещей в натуре в порядке реституции? Для того чтобы правильно ответить на данный вопрос, следует напомнить об обязательственной природе реституционного требования. Очевидно, что обязательственный реституционный иск по своей природе ближе к категории обязательственного иска о присуждении к исполнению договора в натуре, который предъявляется несобственником с целью истребовать причитающееся ему имущество от должника по договору, чем к виндикационному иску, который предъявляется исключительно собственником имущества с целью его отобрания у незаконного владельца. Сторона по расторгнутому договору, требующая реституции имущества (реституарий), как правило, не является его собственником, так как согласно ст. 223 ГК право собственности перешло на его контрагента в момент передачи ему имущества. Так как расторжение договора не влечет отпадения всех юридических последствий договора, то право собственности, несмотря на расторжение договора, остается у стороны, удерживающей имущество. Реституарий в большинстве случаев является несобственником, и его требование направлено на исполнение в натуре внедоговорного обязательства контрагента по возврату ранее полученного.

Соответственно, реституционный иск из расторгнутого договора направлен не на передачу именно той вещи, на которую у истца есть право собственности, как то имеет место при виндикации, а на совершение контрагентом действий, цель которых состоит в восстановлении положения, существовавшего до заключения договора, а в случае односторонней реституции - еще и в исключении неосновательного обогащения. Как при восстановлении прежнего положения, так и при возвращении неосновательного обогащения не принципиально, чтобы реститутор вернул именно ту вещь, которую он получил до расторжения. Главное, чтобы реституарий был адекватно удовлетворен, а обязательство по реституции считалось выполненным. Поэтому, так же как и в случае с иском о присуждении к исполнению в натуре договорного обязательства, в порядке реституции может быть истребовано не только индивидуально-определенное имущество, но и вещи, определяемые родовыми признаками, или денежные средства. При этом в силу потребляемой природы многих родовых вещей реституироваться могут не именно те родовые вещи, которые были переданы по договору, а другие, но имеющие те же количественные и качественные характеристики. Когда продавца суд обязывает вернуть предоплату, то никто не предполагает, что возвращены будут именно те купюры, которые продавец получил от покупателя до расторжения.

Таким образом, помимо всего прочего сама широта сферы применения реституционного требования, которая включает требования о возврате родовых вещей и денег, предопределяет четкое разграничение между обязательственным реституционным требованием и вещным виндикационным, а соответственно, и вывод о возможности реституции не буквально тех родовых вещей, которые были получены до расторжения, а любых других, обладающих теми же количественными и качественными характеристиками. Формально говоря, при реституции родовых вещей речь идет не о возврате той же вещи, а о возврате той же ценности, т.е. компенсации в натуре.

Интересно, что позицию, допускающую возврат вещей, аналогичных (того же рода и качества) тем, что были фактически получены, занимают целый ряд авторов применительно к отношениям по возврату неосновательного обогащения <617>.

--------------------------------

<617> Новак Д.В. Неосновательное обогащение в теории российского гражданского права // Вестник гражданского права. 2007. N 1. Т. 7. С. 28 - 29.

Второй вопрос возникает в отношении применения к такого рода реституционному иску общих ограничений, предусмотренных в отношении иска о присуждении к исполнению договорного обязательства в натуре. В законодательстве Российской Федерации такие исключения не определены, но за рубежом, в Принципах ЕКП, Принципах УНИДРУА, в законодательстве многих стран (от Германии и Англии до Китая), а также в некоторых работах российских цивилистов <618> выделяется целый ряд подобных ограничений в отношении требования реального исполнения договорного обязательства. Отсутствие в российском законодательстве четких норм в отношении условий допустимости судебного принуждения при исполнении договорных обязательств вызывает массу проблем, связанных с тем, что и юристы-практики, и судьи находятся в полном неведении в отношении вопроса о допустимости подобных исков. Это вызывает разнобой в судебной практике и высокую степень непредсказуемости в рассмотрении подобных дел. Тем не менее за последние годы судебная практика ВАС РФ постепенно нащупывает некоторые ориентиры, которых следует придерживаться суду при рассмотрении требования о принудительном исполнении договорного обязательства <619>. Постепенно выявляются условия допустимости присуждения к исполнению договорного обязательства в натуре, при отсутствии которых кредитору будет отказано в удовлетворении данного иска. Так, например, при предъявлении истцом иска о присуждении к исполнению обязательства по оказанию услуг и выполнению работ в натуре ВАС РФ, как правило, отказывает истцу на том основании, что выбранный им способ защиты своих прав является неадекватным и нецелесообразным, так как отсутствуют эффективные механизмы реализации решения о принуждении к исполнению подобных обязательств, в то время как у кредитора есть куда более легкий и разумный путь защиты своих прав, заключающийся в перепоручении исполнения третьему лицу со взысканием с нарушителя договора всех расходов и убытков (ст. 397 ГК) <620>. Но в целом из различных разрозненных судебных постановлений единый правовой режим данной меры защиты пока не складывается. Вышеописанные ограничения, которые вводит ВАС РФ в отношении ряда видов иска о присуждении к исполнению обязательства в натуре, не основаны на законе, что вызывает у некоторых юристов вполне понятные сомнения в отношении их формальной допустимости. Сложившаяся ситуация взывает к установлению на уровне закона или хотя бы на уровне обобщения судебной практики неких четких ориентиров в отношении допустимости иска о присуждении к исполнению договорного обязательства в натуре. Мы в одной из предыдущих работ подробно останавливались на данном вопросе и, проанализировав опыт зарубежных стран, акты международной унификации договорного права, нормы отечественного ГК и судебную практику, выдвинули определенные предложения. Наша позиция состоит в том, что исковое требование следует считать допустимым, за рядом исключений <621>. К таковым исключениям, делающим невозможным прямое принуждение, должны относиться следующие случаи.

--------------------------------

<618> Например: Карапетов А.Г. Иск о присуждении к исполнению обязательства в натуре. М., 2003; Павлов А.А. Присуждение к исполнению обязанности как способ защиты гражданских прав. СПб., 2001; Гришин Д. Теоретические и практические аспекты исполнения обязательств в натуре // ЭЖ-Юрист. 2001. N 32. С. 12.

<619> См., например: Постановления Президиума ВАС РФ от 18 февраля 1997 г. N 4725/96, от 23 апреля 1996 г. N 7861/95.

<620> См., например: Постановления Президиума ВАС РФ от 14 августа 2001 г. N 9162/00, от 7 марта 2000 г. N 3486/99.

<621> Карапетов А.Г. Иск о присуждении к исполнению обязательства в натуре. М., 2003. С. 175.

1. Кредитор теряет право требовать исполнения в натуре неденежного обязательства, когда исполнение судебного решения затруднительно (как с точки зрения возможностей должника, так и с точки зрения наличия реальных механизмов реализации судебного решения), и при этом такое исполнение может быть без больших затруднений добыто кредитором из другого источника (т.е. должник легко заменим) <622>.

--------------------------------

<622> Здесь следует учесть, что если должник незаменим, а также если его замена излишне затруднительна или неадекватна реальным интересам кредитора, то затруднительность самого исполнения обязательства не может служить достаточным основанием для лишения кредитора права требовать исполнения в натуре. Таким же образом, если должник легко заменим, но исполнение договора должником может быть осуществлено без особых затруднений, то кредитор имеет право требовать исполнения в натуре. Только одновременное наличие обоих факторов позволяет говорить о действии данного ограничения.

2. Кредитор теряет право требовать исполнения в натуре неденежного обязательства, если не предъявит это требование в течение разумного срока после того, как ему стало известно или должно было стать известным об этом нарушении <623>. В случае, когда кредитор не заявляет в суд иск об исполнении в натуре на протяжении долгого времени, имея при этом все возможности реализовать это право или отказаться от договора и тем самым разрешить конфликтную ситуацию наиболее адекватным для сторон способом, он ставит должника в очень затруднительное положение, что вряд ли можно признать целесообразным. В случае пропуска разумного срока на предъявление иска о присуждении к исполнению обязательства в натуре неденежного обязательства (например, поставки товара) кредитору остается только расторгнуть договор и требовать осуществления реституции (в большинстве случаев возврата денег).

--------------------------------

<623> Данное ограничение активно применяется в общем праве Англии, отражено в финском и шведском законах о купле-продаже товаров (ст. 23), датском законе о купле-продаже товаров (ст. 26), бельгийской судебной практике, в Законе о контрактах КНР 1999 г. (ст. ст. 109 и 110), в п. 3 ст. 9:102 Принципов ЕКП.

3. Исковые требования, направленные на принудительное исполнение денежного или неденежного обязательства, которое по договору должно было быть исполнено безвозмездно, также должны отклоняться судом.

4. Должны отклоняться иски об исполнении денежного или неденежного договорного обязательства в натуре, если это принуждает должника участвовать в исполнении, которое тесно связано с личностью должника или сопряжено с необходимостью тесного и продолжительного взаимодействия сторон <624>.

--------------------------------

<624> Это ограничение действует в большинстве стран мира и признается и Принципами УНИДРУА (п. 7.2.2), и Принципами контрактного права ЕС (ст. 9:102, п. 2).

5. Кредитор не может требовать в суде исполнения денежного или неденежного обязательства до тех пор, пока сам не предоставит свое встречное исполнение в соответствии со ст. 328 ГК. Так, кредитор не может требовать предоставления коммерческого кредита в натуре <625> (например, покупатель не может требовать принудительной передачи еще неоплаченного товара, продавец не может требовать взыскания предварительной оплаты и т.п.); заемщик не может понуждать банк выдать банковский кредит <626> и т.д.

--------------------------------

<625> Есть основания считать, что данный подход постепенно воспринимается российской судебной практикой, в которой в последние годы все чаще встречаются случаи отказа кредитору в праве истребовать коммерческий кредит на основании ст. 328 ГК (например, в тех случаях, когда продавец требует взыскания суммы предоплаты). См.: Постановления ФАС Московского округа от 27 апреля 2004 г. N КГ-А40/3186-04, от 24 августа 2004 г. N КГ-А40/7196-04 и др.

<626> По данному вопросу Президиум ВАС РФ четко высказался в п. 11 информационного письма Президиума ВАС РФ N 65 "Обзор практики разрешения споров, связанных с зачетом встречных однородных требований", в котором указано, что, исходя из существа кредитного договора, требовать выплаты кредита в натуре в принудительном порядке нельзя, несмотря на консенсуальный характер кредитного договора.

Если проанализировать предлагаемые нами ограничения на прямой иск об исполнении в натуре договорного обязательства и мысленно переложить их на случай с иском об исполнении в натуре реституционного обязательства, то становится очевидным, что эти ограничения, кроме первого, не могут быть применены в отношении принуждения к исполнению реституционного, а не договорного обязательства. Это достаточно легко пояснить.

Ratio первого ограничения состоит в нежелательности принуждения к выполнению неденежного обязательства, когда кредитор может легко найти замену должнику, а реализация принуждения в данном случае крайне затруднительна. Если реализовать принуждение не составляет серьезных проблем, то, даже если должник легко заменим, суд должен удовлетворить иск о принуждении. Так, если имущество, подлежащее передаче кредитору, является недвижимым, то его арест и изъятие с последующим переоформлением на истца не вызывает особых затруднений на стадии исполнительного производства. Другое дело, если истец требует поставки родовых вещей в натуре (например, нескольких не отгруженных по договору партий нефти). В таком случае реализация иска на стадии исполнения решения и эффективный контроль за ним со стороны службы судебных приставов выглядят достаточно сомнительно. Контролировать и осуществлять принуждение в подобных случаях крайне сложно и малоэффективно. Где приставу-исполнителю искать партию нефти у проигравшего дело ответчика, являющегося фирмой-посредником, для того чтобы ее изъять и передать истцу? За шкафом в офисе данной фирмы? И как пристав-исполнитель будет организовывать и контролировать перевозку и доставку выигравшему дело истцу не отгруженной продавцом партии страусов из Австралии на тех или иных базисных условиях поставки? Поэтому если кредитор может легко найти замену должнику и купить ту же нефть или тех же страусов на свободном рынке, то суду следует отказывать ему в иске о принуждении, тем самым подталкивая его на использование эффективных механизмов защиты своих прав. Но при этом если должник незаменим и кредитор не может перепоручить исполнение другому контрагенту, то суд обязан удовлетворить иск о принуждении к исполнению в натуре, даже если исполнение такого решения будет крайне затруднительно. Иначе кредитор просто не защитит свои права. Таким образом, два данных фактора (заменимость должника и затруднительность исполнения) должны присутствовать одновременно, чтобы суд отказал в иске о присуждении к исполнению договорного обязательства в натуре.

Описанный ratio вполне применим и к тем случаям, когда истец требует передачи имущества в порядке реституции, так как здесь возникают те же проблемы с реализацией принуждения на стадии исполнительного производства. Если реституарий требует возврата имущества, то суд вправе ему отказать, если реализация принуждения затруднительна и при этом должник легко заменим. Например, если сторона договора мены расторгает договор в связи с его нарушением контрагентом и требует возврата отгруженного товара, но при этом нет доказательств того, что принуждение можно без затруднений реализовать, и нет доказательств того, что он сам не может без больших затруднений закупить данный товар у третьих организаций, то суд должен отказать ему в иске. Если в деле будут доказательства наличия хотя бы одного из двух условий (либо что принуждение можно без серьезных затруднений реализовать, либо что закупить данный товар на рынке невозможно или крайне затруднительно), то суд должен удовлетворить его иск о реституции.

Здесь возникает целый ряд деталей, которые, видимо, можно здесь охарактеризовать лишь в самом общем виде, так как проблема допустимости иска о присуждении к исполнению обязательства в натуре явным образом выходит за рамки темы настоящего исследования и отчасти подробно разбиралась нами в предыдущих работах <627>. Так, по нашему мнению, при доказывании затруднительности принуждения могут приниматься в расчет различные факторы, но наиболее типичный проявляется в вопросе о том, доказано ли, что данный товар фактически находится у ответчика. Если товар у ответчика фактически не находится, то принуждение вряд ли разумно, так как его реализация будет выражаться в давлении на должника с целью заставить его закупить товар на рынке и передать его кредитору. Контроль за данной цепочкой действий, качеством закупаемого ответчиком товара, соблюдением сроков его доставки и другими аспектами данной операции со стороны приставов-исполнителей крайне затруднен и, очевидно, будет малоэффективным. Если должник может закупить товар на рынке, то неужели не разумнее самому кредитору сделать то же самое и взыскать с должника все расходы и убытки, включая разницу в ценах? Другое дело, если товар у ответчика имеется. В данной ситуации, особенно в случае его ареста на стадии рассмотрения дела, реализация иска выглядит вполне предсказуемо. Пристав-исполнитель приедет по известному адресу, где должен находиться данный товар, изымет его и передаст истцу. Если же это недвижимость, то на основании решения суда право собственности на нее будет перерегистрировано на истца.

--------------------------------

<627> Карапетов А.Г. Иск о присуждении к исполнению обязательства в натуре. М., 2003. С. 108 - 175.

Второй критерий допустимости иска о присуждении к исполнению в натуре, устанавливающий необходимость предъявления иска о присуждении к исполнению в натуре в течение разумного срока, после того, как кредитор узнал или должен был узнать о нарушении договора, основывается на идее о том, что должника нужно как можно быстрее вывести из положения неопределенности. Если кредитор просто настаивает на исполнении обязательства передать имущество, оказать услуги или выполнить работы, а должник по какой-то причине не в состоянии исполнить договор, может теоретически находиться в полной неопределенности в отношении того, передумает ли кредитор и расторгнет договор, затребовав реституцию, или предъявит иск о присуждении к исполнению обязательства в натуре. Эта неопределенность может длиться сколь угодно долго (с учетом возможного применения механизма прерывания срока исковой давности, заложенного в ст. 203 ГК), что будет серьезно дестабилизировать деловые отношения сторон и неадекватно ущемлять интересы должника, который просто не будет знать, к какому варианту развития событий готовиться. Соответственно, закон должен отсекать один из вариантов (менее желательный) и подталкивать кредитора в сторону более предпочтительного сценария - расторжения договора и возврата предоплаты. Данный прием осуществляется путем ограничения права кредитора на предъявление иска о присуждении неденежного обязательства в натуре разумным сроком <628>.

--------------------------------

<628> Подробнее о закреплении данного ограничения в Принципах ЕКП и праве некоторых зарубежных стран см.: Principles of European Contract Law. Part 1 & 2. Prepared by The Commission on European Contract Law. Ed. by O. Lando & H. Beale. London, 2000. P. 398 - 400.

Исходя из этого очевидно, что применение этого ограничения к иску об исполнении в натуре реституционного обязательства неразумно. После того как договор расторгнут, в рамках того или иного сценария нет какой-либо неопределенности, которую надо было бы устранять. Единственный вариант развития событий состоит в реституции того, что было передано до расторжения, а теперь после расторжения составляет неосновательное обогащение или подлежит возврату в рамках двусторонней реституции, если пострадавший от нарушения кредитор выбрал такой сценарий расторжения в целях защиты своих прав. В любом случае после того, как договор расторгнут, реститутору, как правило, известно то, что ему необходимо сделать. Ему не следует бояться резкого изменения позиции кредитора. Отыграть назад и вернуться к условиям уже расторгнутого договора нельзя. В этой ситуации вряд ли разумно вводить требование о том, что реституарий обязан предъявить иск о реституции в течение разумного срока после того, как договор был расторгнут и добровольная реституция не произошла. Следует признать, что реституарий вправе ожидать добровольного возврата сколь угодно долго и может в любой момент заявить иск о реституции, если только не пропущен срок исковой давности.

Единственная аналогия с данным ограничением на иск о присуждении к исполнению договорного обязательства в натуре в правовом режиме реституционного требования проявляется в виде уже описанного нами в § 7 гл. 1 разд. VI и § 6 гл. 6 разд. V правила, согласно которому кредитор, пострадавший от нарушения длящегося делимого договора и желающий придать расторжению ретроспективный эффект (отказаться от полученных до расторжения частей исполнения), обязан заявить о реституции одновременно с расторжением или в разумный срок после этого. Если он этого не делает, то его права ограничены тремя оставшимися сценариями расторжения длящегося делимого договора. При этом данное ограничение следует четко отличать от правила об утере права на иск об исполнении в натуре договорного обязательства. В последнем случае речь идет, по сути, об особом сроке исковой давности, так как ограничивается процессуальное право пострадавшего от нарушения кредитора. В случае же двусторонней реституции при расторжении длящегося делимого договора речь идет о разумном сроке на доведение до нарушителя договора осуществленного кредитором выбора ретроспективного сценария расторжения. Соответственно, кредитору, своевременно осуществившему такой выбор, не обязательно немедленно предъявлять соответствующий иск в суд. Если он вовремя уведомил должника о ретроспективном сценарии расторжения, он не теряет права заявить соответствующий иск о реституции в любое время в пределах общего срока исковой давности.

Два других ограничения на иск о присуждении к исполнению в натуре в силу самой их природы к реституции в натуре также неприменимы. Исполнение обязательства по реституции имущества тесно не связано с личностью реститутора и не сопряжено с необходимостью тесного и продолжительного взаимодействия сторон. Также нельзя говорить о том, что реституционное обязательство может иметь безвозмездный характер.

Наиболее спорный вопрос возникает с последним предлагавшимся нами ограничением иска об исполнении в натуре. В одной из предыдущих работ мы отмечали, что в российском праве должно выделяться ограничение на право принуждения к исполнению договорного обязательства в натуре в тех случаях, когда сам кредитор еще не осуществил свое встречное исполнение <629>. Действительно, мы считаем неразумным принуждение к выполнению через суд таких обязательств, как обязанность выдать коммерческий кредит (например, осуществить предоплату или отгрузить товар с условием отсрочки платежа). Но причина такого решения кроется не в том, что в ст. 328 ГК нашлась норма, которая может обосновать такой подход. В реальности законодатель вряд ли рассчитывал, что нормы ст. 328 ГК будут использоваться в качестве основания для выведения некого ограничения на иск о присуждении к исполнению обязательства в натуре. Подход, запрещающий иск об исполнении в натуре в тех случаях, когда встречное исполнение кредитора еще не осуществлено, основан не столько на толковании буквы закона, сколько на осознании разумности того факта, что в условиях нежелания должника исполнять договор, наличия у кредитора права выбора партнеров и возможности компенсировать свои потери путем взыскания с должника убытков (включая разницу в ценах) нерационально выносить решения, обязывающие должника выполнять свое обязательство, зачастую связанное с долгосрочным сотрудничеством сторон и требующее координации действий, против его воли, плодя тем самым новые конфликты. В ситуации, когда ни должник, ни сам кредитор еще не осуществили исполнения и должник отказывается исполнять свое обязательство, сторонам еще не поздно разойтись, дабы не увеличивать взаимные риски и возможные убытки. Все убытки, которые возникнут у кредитора в связи с расторжением, включая упущенную выгоду и разницу в ценах, он сможет взыскать с должника впоследствии. Таким образом, в ситуации, когда еще никто не осуществил своего исполнения и одна из сторон уклоняется от исполнения договора (например, не перечисляет предоплату), право может считать приоритетным вариантом расторжение договора с дальнейшим взысканием убытков. Принуждение здесь достаточно нежелательно, так как будет втягивать должника против его воли в сотрудничество по исполнению договора. Но если кредитор так сильно заинтересован в исполнении договора именно с данным должником даже помимо воли последнего, тогда он может сам досрочно осуществить свое встречное исполнение, по сути навязав его должнику, и после этого получить право принудить должника к исполнению встречного обязательства. Иначе говоря, кредитор должен заслужить право принудить должника к исполнению договора. При таком подходе, например, поставщик, не получивший предоплату, может, по сути, досрочно отгрузить товар и тем самым получить право на взыскание денег.

--------------------------------

<629> Карапетов А.Г. Иск о присуждении к исполнению обязательства в натуре. М., 2003. С. 125 - 129.

Это обоснование данного ограничения на иск об исполнении в натуре первично по отношению к букве ст. 328 ГК, носит сущностный характер и опирается на соображения разумности и экономической эффективности. Так получилось, что в ГК случайным образом обнаружилась норма, из толкования которой можно было без труда выявить правовое воплощение данной идеи. Поэтому формально-юридически подход, согласно которому, например, поставщик не может взыскать с покупателя предоплату, опирается действительно именно на ст. 328 ГК, что находит уже сейчас подтверждение в судебной практике федеральных арбитражных судов некоторых округов <630>.

--------------------------------

<630> См.: Постановления ФАС Московского округа от 27 апреля 2004 г. N КГ-А40/3186-04, от 24 августа 2004 г. N КГ-А40/7196-04.

Но радость от обнаружения подходящей нормы закона для обоснования желаемого результата (ограничения права на присуждение к исполнению договорного обязательства в натуре) несколько омрачается тем фактом, что нормы ст. 328 ГК мы выше признали применимыми и к тем случаям, когда речь идет о встречных реституционных обязательствах в рамках двусторонней реституции. Поэтому, если быть последовательным с формально-логической точки зрения, следует признать, что в тех случаях, когда расторжение вызвано нарушением договора, должна быть осуществлена двусторонняя реституция и обязанность осуществить реституцию первым лежит на нарушителе договора, кредитор (так же как и в случае с правом взыскать предоплату) не вправе предъявить иск о присуждении к исполнению обязательства в натуре до тех пор, пока сам не осуществит встречную реституцию.

Но такое решение будет игнорировать соображения разумности и справедливости, а также истинную сущность соответствующих отношений. Вышеописанное ограничение на принуждение должника к выполнению договора обосновывается вполне конкретными рациональными причинами, связанными с оценкой целесообразности, разумности, экономической эффективности принуждения к выполнению договора. Нормы ст. 328 ГК лишь помогают юридически обосновать этот подход. Но в случае, когда встречные обязательства носят реституционный характер, исчезает рациональное основание для принятия такого рода решения. Вернуться к договору после того, как он уже расторгнут, нельзя. А после того, как произошло расторжение, влекущее необходимость двусторонней реституции, существует единственно возможный сценарий развития событий - взаимная реституция. Предлагаемый нами принцип "первого шага", который мы обоснуем чуть ниже, требует, чтобы первым осуществлял реституцию нарушитель договора. Поэтому нет никакой необходимости лишать пострадавшую от нарушения сторону права заявить иск о реституции до того, как она сама осуществит встречную реституцию. Соответственно, данное ограничение иска об исполнении обязательства в натуре также неприменимо к иску о реституции.

Сказанное подталкивает нас к выводу о необходимости включения в ГК специального правила, устанавливающего ограничение на иск о реституции в натуре и касающегося ситуации с затруднительностью принуждения и заменимостью должника.

Наконец, третий вопрос, возникающий вследствие признания необходимости возвращать имущество в натуре, касается процедуры истребования назад переданного имущественного права, как отраженного, так и не отраженного в виде некой ценной бумаги (например, акции, облигации, векселя), информации (включая коммерческую тайну) и интеллектуальной собственности. Учитывая то, что к требованию о возврате полученного по расторгнутой сделке применяются нормы о возврате неосновательного обогащения, то становится абсолютно непонятным, как реституировать такие объекты гражданских прав, как право требования, акция, вексель, информация, интеллектуальная собственность, и тому подобные "невещи" и "неденьги".

Данный вопрос на самом деле не столько связан с темой реституции по расторгнутой сделке, сколько в целом носит общий характер. Исходя из ныне действующего гражданского права невозможно уяснить саму процедуру истребования в натуре подобных объектов гражданских прав. Поэтому данный вопрос должен быть решен в целом применительно к теме допустимости и процедурной обеспеченности иска о присуждении к исполнению обязательства в натуре. Если в силу необходимости исполнить договор или вернуть полученное по расторгнутой сделке какое-либо лицо становится обязанным передать другому лицу исключительные права (интеллектуальную собственность), права требования (дебиторскую задолженность), права, вытекающие из участия в акционерном капитале (акции), а равно иные права, вытекающие из ценных бумаг, или, например, некую коммерчески значимую информацию, но в нарушение закона не делает этого, то может ли кредитор заявить в суд иск о принудительной передаче ему данных "нематериальных активов"? Если да, то применительно ли ко всем "невещественным" объектам гражданских прав данное право может быть реализовано? И какова процедура предъявления, рассмотрения и принудительного исполнения подобных требований?

К сожалению, на данные вопросы сейчас зачастую нет однозначных ответов. Количество научных исследований на тему требования реального исполнения (исполнения в натуре) крайне ограниченно. А те, что имеются, включая работу и самого автора, к сожалению, концентрируются в основном на таких объектах судебного истребования, как деньги, движимые и недвижимые вещи, работы или услуги. В этих работах, как правило, не даются ответы на вопросы о возможности предъявить в суд иск о передаче цессионарию купленных им прав требования в случае уклонения цедента от подписания сделки цессии по заключенному договору купли-продажи права. Нет однозначного ответа и на вопрос о праве истребовать через суд купленную покупателем информацию или права на патент или товарный знак. До сих пор не до конца сложилась судебная практика в отношении допустимой процедуры защиты прав покупателя акций на получение купленных им акций в случае уклонения продавца от оформления передаточного распоряжения <631>.

--------------------------------

<631> Некоторые покупатели в такой ситуации подают иск о признании права собственности на купленные акции, но получают отказ по той причине, что в случае неоформления продавцом передаточного распоряжения запись в реестре о переходе прав на акции не произведена, а следовательно, с формальной точки зрения покупатель не стал их собственником, а значит, не может и требовать признания себя в качестве собственника (см.: Постановление Президиума ВАС РФ от 1 марта 2005 г. N 10407/04). Другие заявляют иск об отобрании акций как индивидуально-определенных вещей на основании ст. 398 ГК и получают отказ по той причине, что акции не были индивидуализированы и не могут быть предметом отобрания как индивидуально-определенные вещи (см. Постановление Президиума ВАС РФ от 1 марта 2005 г. N 8815/04).

Не пытаясь решить все эти вопросы, так как это существенно увело бы нас за рамки темы настоящего исследования, следует в самом общем виде заметить, что кредитор, заинтересованный в получении приобретаемых объектов гражданских прав такого рода, должен получить максимально эффективный механизм защиты этого интереса. При этом, возможно, реализация этого механизма будет различаться в зависимости от особенностей того или иного объекта.

И здесь следует указать на крайне важную деталь. В большинстве случаев переход имущественных прав или объектов интеллектуальной собственности сопровождается совершением некой формальной процедуры (совершение той или иной распорядительной сделки, подписание сделки цессии, проставление индоссамента на передаваемом векселе, оформление передаточного распоряжения при продаже акций, совершение комплекса формальных процедур, связанных с перерегистрацией приобретаемого товарного знака, и т.п.). В этих условиях существует соблазн принять такой подход, при котором истец должен заявлять в суд иск, а последний - выносить решение о принуждении должника к выполнению обязательства в виде проставления индоссамента, оформления передаточного распоряжения, подачи заявления в компетентный орган о переоформлении на нового владельца прав на товарный знак и т.д. Но при таком подходе суд плодит новые конфликты и создает неопределенную ситуацию, так как эффективных механизмов принудительного исполнения судебных решений о совершении подобных действий просто не существует, если не брать в расчет крайне неэффективную процедуру начисления штрафов за неисполнение судебного решения. Приставам-исполнителям, как правило, не хватает времени, навыков и иных возможностей, чтобы исполнить судебные решения о взыскании долга. Что уж говорить о необходимости контролировать вопросы о том, оформил ли ответчик передаточное распоряжение или нет, сколько акций было переоформлено, насколько правильно было составлено распоряжение, поставил ли ответчик на нем свою подпись или умышленно ее исказил? Зачем усложнять жизнь и истцу, и приставам-исполнителям, если у суда в ряде случаев (но далеко не всегда) есть удобная и эффективная возможность своим решением поставить все точки над "i". В ответ на иск кредитора о принуждении должника к исполнению обязательства суд должен выносить решение об удовлетворении иска, а пристав-исполнитель - предоставить должнику срок для добровольного исполнения судебного решения. В случае уклонения должника от исполнения решения пристав должен обращаться в суд с ходатайством об изменении способа исполнения решения, в ответ на которое суд принимает определение о принудительном переоформлении прав на должника. Таким образом, если удовлетворение интереса истца действительно возможно и без участия ответчика, то зачем вовлекать последнего в этот процесс против его воли, приводя к затягиванию исполнения судебного решения, провоцируя саботаж со стороны должника, необоснованно отнимая у приставов-исполнителей время и силы, которые они могли бы потратить куда более эффективно, да и в целом приводя к увеличению издержек у всех участников процесса исполнения судебного решения. Куда разумнее ситуация, когда суд или пристав-исполнитель своей волей заменят волю ответчика. При таком подходе не нужно ждать, когда продавец акций соизволит оформить передаточное расторжение. Суд вынесет определение о переоформлении акций на покупателя, и соответствующая запись в реестре будет совершена и без распоряжения продавца. Аналогичным же образом может быть перерегистрирован товарный знак или переоформлен патент. В случае наличия векселя у истца пристав-исполнитель может от своего имени сделать индоссамент вместо ответчика, введя тем самым истца в права по купленному им векселю.

Что касается тех случаев, когда без участия ответчика исполнение решения невозможно, неизбежен вариант, при котором ответчик будет принуждаться к совершению тех или иных формальных действий, необходимых для исполнения решения суда, как, например, в случае, когда уклоняющийся от проставления индоссамента на проданном векселе продавец удерживает и сам вексель. Такой вариант в силу занимаемой нами позиции в отношении допустимости иска о присуждении к исполнению обязательства в натуре будет возможен, только если должник незаменим. Если кредитор может удовлетворить свой интерес, обратившись к другим контрагентам, принуждение недопустимо, так как принуждение к выполнению подобных действий, не связанных с передачей имущества или денег, по определению затруднительно <632>. Кроме того, к такого рода искам о присуждении к исполнению договора в полной мере применимы и иные ограничения на право принудительного исполнения, описанные нами выше. Так, например, в отношении обязанности передать кредитору информацию, видимо, судебное принуждение по общему правилу также недопустимо, если должник заменим или исполнение решения втягивает стороны в длительное и тесное сотрудничество, немыслимое без доброй воли и взаимной заинтересованности. Например, если по договору информационное агентство должно обеспечивать радиостанцию свежими новостями, но по каким-то причинам отказывается от выполнения подобного обязательства, то иск радиостанции о принуждении к информированию суд вряд ли должен допускать, если на рынке существует выбор информагентств и при этом договор носит долгосрочный характер, и удовлетворение иска радиостанции будет принуждать информагентство к долгосрочному сотрудничеству против его воли, что неминуемо спровоцирует новые конфликты и потребует длительного неусыпного контроля со стороны судебных приставов-исполнителей.

--------------------------------

<632> Карапетов А.Г. Иск о присуждении к исполнению обязательства в натуре. М., 2003. С. 121 - 123.

Руководствуясь данными, безусловно, самыми общими замечаниями, можно было бы в целом подходить к решению вопроса о допустимости истребования "невещественных" объектов гражданских прав. Но тут же возникает вопрос. Если в целом истребование данного объекта гражданских прав теоретически возможно, означает ли это, что возможно и его истребование в порядке реституции?

И здесь следует отметить, что ГК предусматривает специальную норму в отношении данной ситуации. Согласно ст. 1106 ГК "лицо, передавшее путем уступки требования и (или) иным образом принадлежащее ему право другому лицу на основании несуществующего или недействительного обязательства, вправе требовать восстановления прежнего положения, в том числе возвращения ему документов, удостоверяющих переданное право". Эта норма в полной мере применима и к реституции по расторгнутой сделке. Как мы уже поняли, законодатель просто не обратил внимания на то, что право возврата может возникать не только из недействительной или несуществующей сделки, но и в случае расторжения договора. Поэтому данную норму ст. 1106 ГК следует толковать расширительно, распространяя ее и на случаи, когда реституция права (не только права требования по договору, но и любого иного оборотоспособного имущественного права) вытекает из факта расторжения договора.

Представим себе договор, согласно которому уступка права требования осуществляется в обмен на передачу недвижимого имущества. Цедент передал цессионарию право требования, но не получил за него от цессионария оговоренное договором имущество (например, квартиры в жилом доме). Истребовать имущество невозможно, так как оно утрачено (например, квартиры уже заселены). Для наглядности представим, что покупателем является некоммерческая организация, которая не виновата в нарушении договора, и, соответственно, взыскать с нее убытки цедент также не может. Спрашивается, как цеденту следует защищать свои права? Ответ понятен. Согласно п. 3 ст. 488 ГК, применяемой к данному договору в силу правил о смешанных договорах и подтверждающей расширительное толкование правила ст. 1106 ГК, продавец, передавший товар, но не получивший за него оплату, вправе требовать возврата неоплаченного товара. В данном случае товаром является имущественное право требования. Следовательно, цедент вправе требовать "реуступки" ему данного права требования.

Аналогичная ситуация возникает и в случае с требованием реституции исключительных прав или иных имущественных прав, перешедших к контрагенту до расторжения. Поэтому следует признать, что истребование в порядке реституции подобных объектов гражданских прав возможно. При этом среди всех ограничений иска о присуждении к исполнению договорного обязательства в натуре здесь применяется только то, согласно которому кредитор не вправе требовать исполнения обязательства в натуре, если должник легко заменим и при этом исполнение обязательства крайне затруднительно. Все остальные ограничения, как уже отмечалось, применимы только к договорным обязательствам и ограничивать право реституария на принудительную реституцию не могут.

Небезынтересно отметить, что в одном из недавних Постановлений Президиума ВАС РФ (Постановление от 6 февраля 2007 г. N 12295/06) рассматривался случай, когда в результате нарушения договора уступки права требования был заявлен иск о расторжении договора и признании "предполагаемого к уступке права требования неперешедшим". Президиум ВАС РФ признал договор расторгнутым в связи с существенным нарушением, но применительно к требованию о признании права требования неперешедшим он уклонился от однозначного выражения позиции и вернул по этому вопросу дело на новое рассмотрение, указав, что судам следует "дать оценку этим требованиям с учетом последствий признания расторгнутым договора цессии". Сомнения суда понятны, так как сложившейся научной доктрины применительно к реституции по расторгнутой сделке в России пока нет и тем более нет устоявшихся позиций в отношении возможности и порядка реституции прав требования.

На наш взгляд, с формальной точки зрения истец в данном деле несколько неправильно сформулировал свои исковые требования. Вместо того чтобы требовать обратного перевода на себя перешедших цессионарию прав требования в рамках предоставленного законодателем в ст. 1106 ГК общего механизма восстановления прежнего положения, он потребовал признания требований неперешедшими. Но, как мы помним, расторжение договора не равнозначно недействительности в том смысле, что нарушенный договор прекращается на будущее, и то, что имело место до расторжения, автоматически не отменяется. Соответственно, сам факт перехода цессионарию прав требования нельзя игнорировать. Следовательно, цедент должен требовать возврата прав требования. Тем не менее данная неточность в формулировке ни в коем случае не может стать фатальной для иска. Суть требования цедента вполне очевидна. Поэтому суд должен был вынести решение о признании прав требования неперешедшими (а точнее, возвращенными) цеденту.

Если же эти права были уже переуступлены, как это имеет место в приведенном деле, то никаких оснований для привлечения конечных приобретателей и истребования у них купленных ими прав нет. Ведь цессионарий, уступивший право требования до расторжения договора судом и вынесения решения об их возврате, был правомочен на уступку. И последовавшее расторжение договора никак не отменяет этот факт. Соответственно, конечный покупатель этих прав полностью правомочен их удержать. Поэтому если выясняется, что права требования были перепроданы, то реституция в натуре должна считаться невозможной. Вместо этого цеденту должна полагаться денежная компенсация этого права требования (ст. 1105 ГК) с зачетом возможного встречного требования о возврате части уплаченной цессионарием за это право требования цены (если, конечно, какая-то часть цены уже была уплачена).

Аналогичный подход может применяться и к случаям реституции иных имущественных прав.

Безусловно, более детальное рассмотрение сущностных и процедурных вопросов реализации права на истребование, в том числе и в порядке реституции, "невещественных" объектов гражданских прав невозможно в рамках настоящей работы и заслуживает отдельного разговора.