§ 143. Вот письмо первого графа Малмсбери к лорду Кэмдену, написанное по просьбе последнего, в связи с тем, что его племянник, мистер Джеймс, впервые получил назначение на дипломатическую службу:

Парк Плейс, 11 апреля 1813 г.

Мой дорогой Лорд,

В такое время, как наше, нелегко написать о том, как должен держать себя иностранный посланник, что-нибудь такое, что не оказалось бы в силу происходящих событий неприменимым. Лучшей школой для мистера Джеймса будет его благоприятное положение, позволяющее извлекать уроки из дарований его принципала и из его собственных наблюдений.

Первый и лучший совет, какой я могу дать молодому человеку, начинающему дипломатическую карьеру, это — слушать, а не говорить, по крайней мере не говорить больше, чем это необходимо, чтобы побудить других говорить. Стремясь следовать этому методу в течение своей жизни, я скрывал мои взгляды от моих противников и добывал от них много сведений гораздо успешнее, чем можно их собрать с помощью шпионов или денег.

В любой стране и при любом дворе надо быть очень осторожным с такими людьми, которые при вашем первом появлении проявляют особое желание познакомиться с вами и поделиться своими мыслями. Их признания я всегда находил неискренними, а сведения, которые они сообщали, фальшивыми. От этих людей я в первую очередь стремился избавиться всякий раз, как убеждался, что бывал настолько неблагоразумен, что полагался на их искренность. Это либо люди, с которыми не считаются и которых не уважают в их собственной стране, либо люди, которые интересуются вами, чтобы заманить вас в ловушку и одурачить, как новичка.

Особенно должны остерегаться таких людей мы, англичане, потому что на нашем острове их нет, а сами мы так мало идем навстречу иностранцам, что невольно бываем изумлены и польщены обращением с нами, столь непохожим на то, какое иностранцы встречают у нас; но наша сдержанность  {98}  и дурные манеры бесконечно менее опасны для иностранцев, чем эти преждевременные и неискренние любезности.

Избегайте того, что за границей называют привязанностью (attachement). Если другая сторона в этом случае окажется искренней, то такая привязанность поглощает слишком много времени и слишком сильно занимает ваши мысли; если же она не искренна, то вы попадете в зависимость от распущенного и, вероятно, корыстного человека.

Никогда не пытайтесь экспортировать английские обычаи и манеры, а приспособляйтесь, насколько это возможно, к обычаям и манерам страны вашего пребывания, и соблюдайте это правило даже в самых повседневных вещах; учитесь говорить на языке данной страны и никогда не смейтесь над тем, что производит на вас впечатление чего-то странного и нелепого. Ничто не поможет вам снискать такое доверие населения страны и вступить с ним в такой сердечный контакт, как эта совсем не трудная жертва — отказ от ваших национальных предрассудков в пользу их предрассудков.

Храните ваш шифр и все ваши служебные бумаги под надежным замком; но не хвалитесь вашей осторожностью, как это сделал м-р Дрэйк перед Мегё-де-ля-Тушем.

Не позволяйте вашему противнику, кто бы он ни был, уносить с собой какой бы то ни было официальный документ под тем предлогом, что он хочет «более тщательно его изучить»; дайте ему прочесть этот документ сколько угодно раз, а если это необходимо, позвольте ему сделать из документа выписки, но то и другое — в вашем присутствии.

Не надо увлекаться реальными или предполагаемыми знаками внимания со стороны государя, при дворе которого вы пребываете, или воображать, что если в разговоре с вами он сказал вам несколько больше общих фраз, чем вашим коллегам, то он питает к вам особо личное расположение или более благоприятно настроен к взглядам и интересам вашего двора, чем в том случае, если бы он вообще не замечал вас. Это — часто практикуемый королями театральный жест, к которому надо быть готовым.

Если вы получаете дискреционные инструкции (т. е. если вам предоставляется право определять границы ваших полномочий), с тем чтобы достигнуть желаемой цели, то уменьшайте ваши требования или увеличивайте ваши уступки в зависимости от настроения и планов двора, при котором вы состоите, причем вам надо быть чрезвычайно осторожным, чтобы ни у кого не возникло предположение, что вы имеете такие полномочия; надо твердо и решительно держаться первого предложения, которое вам было поручено сделать; если же вы видите, что «это не пройдет», то выдвигайте другие намеченные условия как можно более постепенно, не нанося существенного ущерба интересам своего двора из опасения полной неудачи переговоров или вследствие чрезмерного рвения к достижению быстрого успеха.

Едва ли надо говорить о том, что ни случайность, ни провокация, ни страстное желание опровергнуть несправедливое обвинение, ни мысль, хотя бы и заманчивая, об ускоренном достижении поставленной цели не требуют и еще меньше оправдывают ложь. Успех, достигнутый с помощью лжи, это — успех случайный и ненадежный. Разоблачение этой лжи не только навсегда погубит ваше доброе имя, но и глубоко уронит репутацию вашего двора. Если хитрый министр, как это нередко бывает, неожиданно поставит перед вами опасный вопрос, на который, очевидно, требуется дать ясный ответ, вы должны уклониться от ответа либо под предлогом нескромности вопроса, либо приняв серьезный вид человека, углубленного в свои мысли; но ни в каком случае не опровергайте категорически заявление вашего собеседника, если оно верно, и не признавайте его правильным, если оно ложно и таит в себе опасность.

На совещаниях с министрами прилагайте усилия к тому, чтобы верно и точно запечатлеть в памяти то, что вы слышите (то, что говорите вы сами, вы не забудете); и когда вы будете составлять свой отчетный доклад, заботьтесь в первую очередь о том, чтобы он был верен и точен. На этом я особенно настаиваю (хотя на первый взгляд это и может показаться ненужным)  {99}  потому, что велико бывает искушение, которому мы часто поддаемся почти бессознательно, придать речи лучший стиль или приукрасить свое мастерство в ведении переговоров; ведь надо помнить, что этим мы вводим в заблуждение и обманываем наше правительство.

Остаюсь и пр.¹

§ 144. Хороший дипломат всегда пытается мысленно поставить себя в положение того лица, с которым он ведет переговоры, и старается представить себе, чего бы он желал, что делал и что говорил на месте этого лица при данных обстоятельствах. Как говорит Кальер:

«Ему надо как бы освободиться от своих собственных ощущений, чтобы мысленно поставить себя на место монарха (или правительства), с которым он ведет переговоры, надо, так сказать, перевоплотиться в это лицо, проникнуться в своем воображении его мыслями, его желаниями, и, познав его таким, каков он есть в действительности, спросить себя: „Если бы я был на месте этого монарха, с той же властью, с теми же страстями и теми же предубеждениями, какое впечатление произвели бы на меня те предложения, которые я намерен ему представить?”».

§ 145. Человек, когда он говорит не на своем, родном языке, а на иностранном, как бы загримирован. Если хотят раскрыть его тайные мысли (idees de derrierela tete), то заставьте его говорить на своем, родном языке. Передают следующий рассказ князя Бисмарка. «Старик (я имею в виду Мейендорфа) как-то сказал мне: «Не доверяйте англичанину, говорящему по-французски с правильным акцентом», и я не раз убеждался, что это так. Только для Одо Ресселя я сделал бы исключение из этого правила». Это замечание вдвойне верно. Ведь надо также учесть то обстоятельство, что дипломат, который найдет время для изучения языка страны своего пребывания, тем самым приобретает большое преимущество. Наиболее верный путь к сердцу страны — дать ей именно это доказательство своего желания развивать тесные отношения с ее народом и понимать его чувства.

§ 146. Дипломат должен быть начеку в деле защиты достоинства государства, которое он представляет. Так, герцог де Мортемар, французский посол в Петербурге, получив приглашение присутствовать на благодарственном молебствии по случаю русских побед над турками и узнав, что оно будет происходить в соборе, украшенном знаменами, отнятыми у французов, по этой причине отклонил приглашение.

Этот поступок посла был одобрен как его собственным правительством, так и русским императором². В октябре 1831 года, после того как Варшава, занятая польскими повстанцами, была взята русскими войсками, французский посол г-н Бургуэн отказался присутствовать на молебствии по случаю торжества русского правительства и уведомил графа Нессельроде о своем намерении  {100}  отсутствовать на празднестве по той причине, что во Франции поляки пользуются большими симпатиями. В тот же самый день он обедал на официальном банкете в австрийском посольстве, на следующий день появился на публичном спектакле и провел вечер в частном доме. По-видимому, такое поведение посла не вызвало со стороны императора жалобы французскому правительству¹. Но едва ли позволительно дипломату отказываться присутствовать в подобных случаях только на том основании, что между его страной и той воюющей стороной, победа над которой торжественно отмечается, существуют дружественные отношения.

§ 147. Не всегда бывает легко избежать ошибок в соблюдении старшинства и вообще в вопросах протокольного характера в чужой стране. Дипломат, который, считая себя жертвой одной из таких ошибок, пытается сделать по этому поводу сцену, попадает в большинстве случаев в смешное положение, даже если он пытается оправдать свой протест заявлением, что он защищает не свое личное положение, а положение своей страны. Такие ошибки редко совершаются со злым умыслом.

§ 148. Глава миссии должен следить за тем, чтобы за его столом не критиковались дела, порядки и обычаи страны его пребывания. Все то, что будет сказано на эту тему им самим или его гостями, будет, наверное, передаваться к его невыгоде.

Уроженец данной страны иногда отпускает по адресу своей родины пренебрежительные замечания. Но дипломат должен по меньшей мере дважды подумать, прежде чем высказать согласие с таким замечанием.

§ 149. Дипломат не должен владеть государственными облигациями или акциями частных компаний, действующих на территории того государства, где он аккредитован, а также недвижимым или движимым имуществом, подлежащим местной юрисдикции. Тем более дипломат не должен заниматься торговыми делами или руководить предприятиями, или играть на фондовой бирже. В этих случаях его личная заинтересованность сделала бы рискованным всякое его суждение об устойчивости, финансов государства или местных коммерческих предприятий.

§ 150. Дипломат должен остерегаться той точки, зрения, что занимаемый им пост является центром международной политики, а также преувеличенного представления о той роли, какая отведена ему в общем внешнеполитическом плане. Только те, кому вверено высшее руководство внешними отношениями, в состоянии решить, в чем состоит главная цель политики государства, и оценить сравнительное значение того или иного выбора политических друзей и союзников.

§ 151. В прошлом посланнику предоставлялось право по своему усмотрению широко толковать полученные им инструкции в тех случаях, когда внезапно оказывалось необходимым принять то или  {101}  иное решение; но в наши дни, когда телеграфная связь всеобъемлюща, дипломат, если он убежден, что его инструкции недостаточно обеспечивают достижение поставленной цели, легко может испросить необходимые дополнительные инструкции, какие он считает желательными. В этом случае ему можно лишь дать хороший совет — изложить свои соображения во всей полноте. Лучше затратить несколько большую сумму на телеграмму, чем рисковать провалом переговоров.

§ 152. Дипломатический представитель должен остерегаться сообщать текст получаемых им инструкций, в виде ли телеграмм, или депеш, посылаемых почтой, если только ему не дано специального указания сделать это. Бывает иногда, что ему предписывают прочитать ту или иную депешу министру иностранных дел и оставить ему копию депеши. За этим исключением посол, как правило, ограничивается тем, что путем ноты или устно доводит до сведения надлежащего лица смысл инструкций, которые он получил.

Бульвер в Мадриде в 1848 году приложил к официальной ноте на имя испанского министра иностранных дел копию депеши от 16 марта, помеченной «конфиденциально», в которой Пальмерстон инструктировал его дать испанскому правительству совет, касающийся внутренних дел королевства.

Этот инцидент показал, как неразумно излагать письменно такое заявление; если бы оно было сообщено устно, то, вероятно, показалось бы гораздо менее оскорбительным (см. § 497).

§ 153. Прежде чем отослать в свое министерство доклад о любой важной беседе с министром иностранных дел, в ходе которой последний сделал такие заявления или дал такие обещания, на которые впоследствии может быть сделана ссылка как на доказательство намерений или обязательств соответствующего правительства, можно рекомендовать дипломату представить проект доклада министру страны его пребывания на случай, если он пожелает сделать какие-нибудь замечания. Рассказывают, что лорд Норманби, будучи послом в Париже, когда министром иностранных дел там был Гизо, воспроизвел свою беседу с Гизо так, что последний признал изложение посла неверным и в связи с этим заявил, что доклад о беседе такого рода, доставленный иностранным дипломатическим представителем, только в том случае может считаться аутентичным и неопровержимым, если он был предварительно представлен лицу, беседа с которым является предметом доклада. Он добавил, что если бы лорд Норманби соблюдал это правило, то он говорил бы иначе и, может быть, лучше¹.

§ 154. Заключая в письменной форме соглашение с государством, в котором он аккредитован, дипломатический представитель должен потребовать от своих партнеров достаточно времени для тщательного изучения документа, с тем чтобы избежать всякой двусмысленности или неточного употребления выражений. Во  {102}  всех случаях надо добиться полной ясности и точности текста, смысл которого не должен давать поводов к сомнению или спору.