Новая система

Стройную систему можно создать в том случае, если исходить из принципа двустороннего подхода, который мы установили в лексикологии. Также и в грамматике можно начинать либо извне, либо изнутри². В первой части (Ф>3) мы исходим из формы как данной величины, а затем устанавливаем ее значение или функцию; во второй (3>Ф), наоборот, мы исходим из значения или функ­ции, и устанавливаем, как они выражаются в форме. Факты грам­матики в обеих частях одни и те же, различен лишь подход к ним: обе части грамматики с их различной трактовкой дополняют друг друга и, взятые вместе, дают полный и ясный обзор общих фактов того или иного языка.

Морфология

Итак, в первой части мы идем от формы к значению (Ф>3). Эту часть я предлагаю называть морфологией, хотя этому слову придается таким образом смысл, несколько отличный от того, ко­торый оно обычно имеет. Здесь трактуются совместно единицы, имеющие одинаковое внешнее выражение: в одном разделе — окон­чание -s, в-другом — окончание -ed, в третьем — перегласовка и т. д. Важно отметить, однако, что значение ни в коем случае не выпадает при этом из поля зрения; в каждом случае мы должны установить функцию или употребление данного окончания или ка­кой-либо другой единицы, а это и есть ответ на вопрос: „что это означает?“ Во многих случаях достаточно употребить соответ­ствующий термин: в отношении -s в слове cats указать, что оно превращает форму единственного числа cat в форму множествен­ного числа, а в отношении окончания -ed сообщить, что в таких случаях, как added, оно обозначает причастие второе (пассивное) и претерит и т. д. Такие определения можно назвать синтакси­ческими. В самых простых случаях можно ограничиться немногими словами, а более детальный анализ оставить для второй части грамматики. Хотя Суит проводит фактически такое же разграни­чение между двумя частями грамматики, как и я, я все же не могу согласиться со следующим его утверждением: „Не только возможно, но и желательно трактовать форму и значение незави­симо друг от друга — по крайней мере в известной степени. Та часть грамматики, которая специально занимается формами и, по возможности, игнорирует значения этих форм, называется морфо­логией. Та часть грамматики, которая, по возможности, игнорирует различия между формами и сосредоточивает свое внимание на их значении, называется синтаксисом“ („A New English Grammar“, I, 204). Я не могу согласиться со словами „по возможности игнори­рует“. Задача грамматиста должна состоять в том, чтобы посто­янно держать в поле зрения обе стороны: звучание и значение. Форма и функция в жизни языка неотделимы; и когда языковед­ческая наука говорила об одной из сторон, игнорируя другую, и таким образом, упускала из вида их постоянную взаимосвязь, — это наносило ей ущерб.

В идеальном языке, сочетающем максимальную выразительность с легкостью употребления языковых средств и полным отсутствием исключений, неправильных образований и двусмысленных выраже­ний, систематизация грамматики не представляла бы никаких труд­ностей, поскольку одно определенное звучание всегда имело бы­ одно определенное значение, и, наоборот, одно значение или функция выражались бы одним и тем же формальным сред­ством. Это наблюдается в какой-то мере в грамматике таких ис­кусственных языков, как идо, где раз навсегда нужно запомнить правило, что множественное число существительных выражается скончанием -i (3>Ф) или что окончание -i в свою очередь всегда обозначает множественное число существительных (Ф>3); таким образом, существует полное соответствие между морфоло­гической и синтаксической формулировками явления. Однако реаль­ные живые языки имеют совсем другое строение; они не могут быть разделены прямыми линиями, пересекающимися под прямыми углами, как большая часть территории Соединенных Штатов, а скорее напоминают территорию Европы с ее причудливо изогну­тыми и извивающимися границами. Но и это сравнение иллюстри­рует факты живого языка не полностью: в языке одна область часто перекрывает другую — как если бы один географический район принадлежал одновременно двум или трем государствам. Ни в коем случае нельзя упускать из виду, что одна форма может иметь два или несколько значений или вообще может быть ли­шена значения, а одно и то же значение или функция могут обоз­начаться то одним, то другим формальным средством или не вы­ражаться никаким формальным средством. В обеих частях системы мы вынуждены поэтому соединять вместе языковые факты, отли­чающиеся друг от друга, и разъединять языковые факты, которые, казалось бы, принадлежат к одному и тому же разряду. Нужно, однако, всячески стремиться придать разделам и подразделениям грамматики как можно менее искусственный и надуманный харак­тер и избегать ненужных повторений путем перекрестных ссылок.

Я позволю себе кратко изложить содержание различных разде­лов морфологии в том виде, в каком они были разработаны в моей книге „A Modern English Grammar“, еще не вышедшей из печати. Подобно тому, как в моих трудах по фонетике я беру сначала компоненты звуков, затем — звуки и, наконец, сочетания звуков, я предлагаю и здесь начинать с компонентов слов, затем переходить к словам, а от них — к сочетаниям слов. Следует, ко­нечно, учитывать, что границы между этими разделами не всегда являются достаточно четкими и неоспоримыми: not „не“ в сочета­нии could not „не мог“ представляет собой отдельное слово; также и в американском написании can not „не могу“ пишется в два слова, но в Англии cannot пишется слитно. Разумеется, печатная орфо­графия не может быть решающим фактором; однако на то, что разбираемая единица является иногда не словом, а лишь его частью, указывают фонетические слияния can’t, don’t, won’t. Напротив, окончание родительного падежа s обнаруживает тенденцию стать более независимым от предшествующего слова, например в „груп­повом родительном падеже“ (the King of England’s power „власть­ короля Англии“, somebody else’s hat „шляпа (принадлежащая) кому-то другому“, Bill Stumps hismark „отметка Билля Стампса“; ср.„Chapters on English“, гл. III).

В части, озаглавленной „Элементы слова“, мы говорим о каждом аффиксе (префиксе, суффиксе или инфиксе) в отдельности, указы­ваем его форму или формы и определяем его функцию или функ­ции. При этом мы не будем рассматривать отдельные разряды слов (части речи) последовательно один за другим, а возьмем, на­пример, окончание -s (с его тремя различными фонетическими фор­мами [s, z, iz]). Сначала указывается его функция в качестве по­казателя множественного числа существительных, затем — функ­ция родительного падежа, далее — 3 л. единственного числа настояще­го времени глаголов и, наконец, — показателя неатрибутивной формы притяжательных местоимений, например ours. Окончание -n (-en) подобным же образом служит для образования формы множест­венного числа oxen, неатрибутивной формы притяжательного место­имения mine, причастия beaten „битый“, производного прилагатель­ного silken „шелковый“, производного глагола weaken „ослаблять“ и т. д. В особых главах мы рассматриваем менее бросающиеся в глаза элементы слова — изменения его корня: озвончение конеч­ного согласного для образования глаголов (halve „делить пополам“, breathe „дышать“, use „использовать“ от half „половина“, breath „ды­хание“, use „польза“); перегласовку (умлаут) для образования формы множественного числа (feet от foot „нога“) и для образования глаголов (feed „кормить“ от food „пища“), чередование (аблаут) для обра­зования претерита sang и причастия sung от глагола sing „петь“; изменение ударения, отличающее глагол object „возражать“ от существительного object „предмет“. Здесь можно говорить также о превращении полнозначного слова that [ржt] в „пустое“ слово с тем же написанием, но с произношением [рqt].

Могут, пожалуй, возразить, что, располагая материал таким образом, мы смешиваем явления, относящиеся к двум различным областям — словоизменению и словообразованию. Но при более близком рассмотрении становится ясно, что очень трудно, а, может быть, и вообще невозможно установить с точностью, где проходит граница между словоизменением и словообразованием. В частности, образование существительных женского рода в английском языке (shepherdess „пастушка“) относится всегда к области словообра­зования; то же наблюдается до некоторой степени и во французском языке (maоtresse); но что сказать о франц. paysanne „крестьянка“ от paysan „крестьянин“? Можно ли оторвать его от bon „хороший“, bonne „хорошая“, в которых усматривается флексия и которые рассматриваются в словоизменении? Преимущество пред­ложенного здесь расположения материала состоит в том, что оно сводит воедино языковые факты, которые для живого чувства языка представляются тождественными или сходными, и открывает­ глаза грамматисту на многое, что иначе, вероятно, ускользнуло бы из его поля зрения. Возьмем, например, различные окончания -en у прилагательных, производных глаголов и причастий: во всех этих категориях окончание -en обнаруживается (независимо от того, сохранилось ли оно с древних времен или было добавлено позднее) после одних и тех же согласных, в то время как после других согласных оно отсутствует (т. е. было утрачено или не было до­бавлено). Заметьте также параллелизм между атрибутивной формой на -en и другой формой без -en: a drunken boy „пьяный мальчик“: he is drunk „он пьян“; ill-gotten wealth „нажитое нечестным путем богатство“: I’ve got „я имею“; silken dalliance „изящная болтовня“: clad in silk „одетый в шелк“; in olden days „в прежние дни“: the man is old „этот человек стар“; hidden treasures „спрятанные сокровища“: it was hid „оно было спрятано“ (hid — первоначаль­ная форма, сейчас также hidden); the maiden queen „девственная королева“: an old maid „старая дева“. Можно показать, что все это находится в довольно любопытной связи с добавлением -еn ко многим глаголам, которое имело место около 1400 г. и дало не только такие формы, как happen „случаться“, listen „слушать“, frighten „пугать“, но и такие глаголы, как broaden „расширять“, blacken „чернить“, moisten „увлажнять“; последние сейчас воспри­нимаются как образованные от прилагательных, в то время как по своему происхождению они представляют собой лишь фонети­ческое удлинение уже существовавших глаголов, которые имели ту же самую форму, что и прилагательные. (Я еще не успел опубликовать, как обещал в „Modern English Grammar“, I, стр. 34, описание этих явлений.) Новое расположение материала, таким об­разом, привлекает внимание к тому, что ранее оставалось незаме­ченным.

В связи с вопросом о словообразовании будет, пожалуй, не­лишним возразить здесь против обычной для английских грамматик практики рассматривать формативы латинских слов, усвоенных английском языком, как английские формативы. Например, префикс pre- иллюстрируется такими словами, как precept „наставление“, prefer „предпочитать“, present „представлять“, a re- — такими, как repeat „повторять“, resist „противостоять“, redeem „выкупать“, redolent „благоухающий“ и др., хотя часть слова, которая оста­ется после отнятия префикса как таковая не существует в анг­лийском языке (cept, fer и т. д.). Это показывает, что все приве­денные слова (хотя первоначально они и были образованы с по­мощью префиксов prж, re) являются в английском языке неделимыми „формулами“. Заметьте, что в подобных словах первый слог про­износится с кратким гласным [i] или [е] (ср. prepare „приготовлять“, preparation „приготовление“, repair „чинить“, reparation „исправ­ление“); но наряду с такими словами существуют и другие с оди­наковым написанием начала слова, но с другим произношением,­ т. е. с долгим [i·]; и здесь налицо подлинный английский префикс с собственным значением: presuppose „предполагать“, predetermine „предопределять“, re-enter „вновь войти“, re-open „вновь открыть“. Только это pre- и это re- могут быть включены в английскую грамматику: остальные слова принадлежат словарю. Подобные же соображения остаются в силе для суффиксов: хотя существует английский суффикс -ty, в число примеров на слова с этим суф­фиксом не следует включать такие слова, как beauty [bju·ti], потому что в английском языке нет такой единицы, как [bju·] (beau [bou] теперь не имеет ничего общего с beauty). Beauty же является единым целым, формулой; это видно хотя бы из того, что соответствующее прилагательное будет beautiful. Можно даже уста­новить пропорцию: англ. beautiful : beauty =франц. beau: beautй (так как во французском слове -tй является живым суффиксом). Английская грамматика должна была бы упомянуть суффикс -ty в словах safety „безопасность“, certainty „уверенность“, а также указать на изменение корня в таких случаях, как reality „дейст­вительность“ от real „действительный“, liability „ответственность“ от liable „ответственный“ и т. д.

Следующая часть посвящена так называемым грамматическим или вспомогательным словам: местоимениям, вспомогательным гла­голам, предлогам, союзам, но лишь постольку, поскольку они действительно являются частями грамматики, т. е. „общими вы­ражениями“. В пункте will (с его более краткой формой 11 в he’ll и т. д.) мы таким образом упомянем его употребление для выра­жения (1) воли, (2) будущности и (3) привычного действия. Но, как было указано выше, здесь нельзя провести четкой границы между грамматикой и словарем.

Наконец, в части, посвященной сочетаниям слов, мы перечис­лим все типы порядка слов и укажем на роль порядка слов в речи. Так, например, сочетание „существительное + существительное“, если отвлечься от таких соединений, как Captain Hall „капитан Холл“, употребляется в различных типах сложных существитель­ных, например: mankind „человечество“, wineglass „бокал“, stone wall „каменная стена“, cotton dress „хлопчатобумажное платье“, bosom friend „закадычный друг“, womanhater „женоненавистник“, woman author „писательница“; отношения между двумя компонен­тами, разумеется, следует точнее определить как с точки зрения формы (ударение, а также, во вторую очередь, орфография), так и с точки зрения значения. „Прилагательное + существительное“ употребляется главным образом в таких адъюнктных группах, как red coat „красная шинель“, откуда появляются сложные слова типа blackbird „черный дрозд“; такие сложные слова, как redcoat „британский солдат“, „тот, кто носит красную шинель“, пред­ставляют собой особый тип. Сочетание „существительное + глагол“ образует предложение, например: father came „отец пришел“, где­ father является подлежащим. При обратном порядке слов сущест­вительное может в зависимости от обстоятельств быть подле­жащим (например, в вводном предложении: said Tom „сказал Том“, в вопросе: Did Tom?, после определенных наречий: And so did Tom „так сделал и Том“, в условных предложениях без союза: Had Tom said that, I should have believed it „Если бы это ска­зал Том, я бы поверил“); в других случаях существительное может быть дополнением (например, I saw Tom „Я видел Тома“) и т. д. Здесь, естественно, я могу дать лишь общие контуры моей си­стемы; детальная ее разработка будет приведена в будущих выпу­сках моей грамматики.

Многих, вероятно, удивит включение в морфологию указанных явлений, но я позволяю себе думать, что это единственно после­довательный способ рассмотрения грамматических явлений, по­скольку порядок слов представляет собой, конечно, в такой же степени формальный элемент в построении предложения, как и сами формы слов. Этими замечаниями я заканчиваю рассмотрение первого основного раздела грамматики, в котором языковые факты описываются извне с точки зрения их звучания или формы. Легко заметить, что в нашей схеме нет места для обычных парадигм, дающих все формы одного и того же слова, например лат. servus, serve, servum, servo, servi; amo, amas, amat, amamus и т. д. Подобные парадигмы могут быть полезны учащимся¹, и в моей системе их можно дать в приложении к морфологии. Однако не следует упускать из вида, что с чисто научной точки зрения пара­дигма составляется не из одних грамматических форм, соединен­ных воедино, а из различных форм одного слова, которые связаны друг с другом только с точки зрения лексики. Предложенное здесь построение является чисто грамматическим, поскольку оно пред­полагает рассмотрение грамматических омофонов (омоморфем) (в первой части) и грамматических синонимов (во второй). Напомним, что такие же два раздела были установлены для словаря.­