Специализация

Отвлекаясь пока от „абстрактных“ существительных, можно найти разрешение проблемы в том, что существительные в целом более специальны, чем прилагательные; существительные приме­нимы к меньшему числу предметов, чем прилагательные. Если пе­ревести это на язык логиков, то можно сказать, что объем суще­ствительных меньше, а содержание больше, чем у прилагательных. Прилагательное обозначает и выделяет одно качество, одно ха­рактерное свойство, а существительное для всякого, кто его по­нимает, включает в себя много характерных черт; по ним слуша­тель узнает лицо или предмет, о котором идет речь. В чем состоят эти черты, как правило, не указывается в самом названии; даже в случае описательного названия избираются лишь один-два наи­более важных признака, а остальные признаки подразумеваются: ботаник очень легко узнает дикий гиацинт (по-английски bluebell — букв. „голубой колокольчик“) или куст ежевики (по-английски black­berry — букв. „черная ягода“), даже если в данное время года у первого нет голубых цветов, а у второго черных ягод¹.

Различие между обоими разрядами особенно отчетливо прояв­ляется тогда, когда одно и то же слово может употребляться в обеих функциях. Существует большое количество субстантивиро­ванных прилагательных, но их значение бывает всегда более спе­циальным, чем значение соответствующих прилагательных; ср., например, cathedral „собор“ (франц. une cathйdrale, исп. un catedral), the blacks „черные“ (т. e. негры), natives „туземцы“ и „уст­рицы“, sweets „сладости“, evergreens „вечнозеленые растения“ и т.п. То же самое наблюдается и тогда, когда функция прила­гательного исчезает, например в словах tithe „десятая часть, де­сятина“ (первоначально числительное „десятки“), friend „друг“ (первоначально причастие от глагола со значением „любить“); ср.­ еще такие латинские и греческие причастия, как fact „факт“, sec­ret „секрет“, serpent „змея“, Orient „Восток“, horizon „горизонт“.

И наоборот, если существительное превращается в прилагатель­ное, его значение становится менее специальным. Так, например, французские слова rose, mauve, puce и др. имеют более широкое значение, когда они представляют собой прилагательные, обозна­чающие цвета („розовый“, „розовато-лиловый“, „красновато-бу­рый“), чем тогда, когда они являются существительными („роза“, „мальва“, „блоха“); их можно применить к большему количеству предметов, поскольку они коннотируют только одно из свойств, составляющих сущность предметов, которые обозначались этими словами в их первоначальном значении².

Можно привести примеры такого перехода и из английского языка: chief „главный“, choice „отборный“, dainty „утонченный“ (первоначально „лакомство“), level „ровный“, kindred „родствен­ный“ (первоначально „родство“).

Латинское прилагательное ridiculus, по Бреалю („Mélanges de mythologie et de linguistique“, Paris, 1882, 6. 171), возникло из существительного среднего рода ridiculum „посмешище“, образо­ванного так же, как curriculum, cubiculum, vehiculum. В примене­нии к живым существам оно принимало окончания мужского и женского рода — ridiculus, ridicula и благодаря этому стало при­лагательным; но в то же время его значение стало несколько бо­лее общим, и элемент предметного значения отпал.

Постепенное превращение существительного в прилагательное наблюдается в так называемых слабых прилагательных в герман­ских языках. Как указал Остгофф, они восходят к типу образова­ния, аналогичному гр. strabōn „косоглазый“ (сущ.) при прилага­тельном strabos „косой“, лат. Cato, Catonis „хитрец“ при прилага­тельном catus, Macro при прилагательном macer „худощавый“. В германских языках эти формы распространялись постепенно, но сначала они, подобно греческим и латинским словам, представляли собой лишь прозвище и, таким образом, имели индивидуальный ха­рактер. Как говорит Остгофф, латинские имена М. Porcius Cato, Abudius Rufo в немецком переводе означают приблизительно М. Porcius der Kluge „Марк Порций Мудрый“, Abudius der Rote „Абудий Рыжий“; с тем же окончанием мы находим формы в древ­неверхненемецком языке, например Ludowig ther snello „Людовик Быстрый“, а также слабые формы прилагательного в сочетаниях­ Karl der GroЯe „Карл Великий“, Friedrich der Weise „Фридрих Мудрый“, August der Starke „Август Сильный“ в современном не­мецком языке. Определенный артикль здесь вначале не требовался: ср. др. -исл. Brage Gamle „старик“ и лишь позже Are enn (hinn) gamle. Также и в „Беовульфе“ beahsele beorhta „зал колец — свер­кающий“ первоначально должно было трактоваться как сочетание двух существительных, из которых второе является приложением; то же относится и к hrefen blaca „ворон — черное существо“. Со­четание южr se goda sжt | Beowulf, сначала означавшее „там сидел доблестный муж, (а именно) Беовульф“, аналогично сочетаниюyжr se cyning sжt, Beowulf ,,там сидел король Беовульф“; однако впоследствии se goda стало связываться больше со словом Beowulf или с другим существительным; это образование было распространено на суще­ствительные среднего рода (в древнейшем английском эпосе этого еще нет) и в конце концов превратилось в регулярный способ об­разования определенной формы прилагательных перед существи­тельными. Количество слов, которые требуют слабой формы при­лагательного, все время возрастает, особенно в немецком языке. В результате постепенного развития, в ходе которого эти формы стали такими же прилагательными, какими были старые „сильные“ формы, прежний индивидуализирующий характер оказался утрачен­ным. Значение этих слов стало еще более общим, чем было прежде, хотя еще и до сих пор можно сказать, что (der) gute (Mann) бо­лее специально, чем (ein) guter (Mann) „хороший человек“.

Балли („Traitй de stylistique franзaise“, 305) обращает внимание на другое следствие субстантивации прилагательного: Vous кtes un impertinent „Вы — наглец“ более фамильярно и выразительно, чем Vous кtes impertinent „Вы наглы“. Здесь субстантивация дости­гается просто путем прибавления неопределенного артикля. То же наблюдается и в других языках: ср., например. Не is a bore „Он надоеда“ и Не is tedious „Он нуден“; Er ist ein Prahlhans „Он хвастунишка“ и Er ist prahlerisch „Он хвастлив“. Подобным же образом обстоит дело со словами с уменьшительно-ласкательным оттенком: You are a dear „Ты душка“ более выразительно, чем You are dear „Ты (мне) дорог“, которое едва ли употребляется. Причина этого ясна: существительные выразительнее прилагатель­ных, потому что они более специальны, хотя и выражают то же самое понятие.

Из этого определения вытекает, что самые специальные из су­ществительных — имена собственные — не могут быть превращены в прилагательные (или в адъюнкты; см. ниже), не теряя характера имен собственных и не приобретая более общего значения. Нетрудно заметить, что в сочетании the Gladstone ministry „гладстоновское министерство“, т. е. министерство, возглавляемое Гладстоном, Gladstone — прилагательное находится в таком же отношении к Gladstone — имени собственному, как Roman „римский“ к Rome­ „Рим“ или English „английский“ к England „Англия“. Более об­щее значение прилагательного еще заметнее в таких случаях, как Brussels sprouts „брюссельская капуста“ (которая может быть вы­ращена и в другом месте) или Japan table (т. е. стол, полирован­ный по способу, изобретенному в Японии)¹.