Глава 13

анализирует главные разновидности эпистемологии с целью показать, что содержащиеся в них элементы истины уже присутствуют в аристотелевскотомистской метафизике. «Природа веры» д'Арси представляет собой новое исследование вопросов, волновавших Ньюмена в «Грамматике согласия», однако, в отличие от Ньюмена, д'Арси рассматривает их с неосхоластической точки зрения.

В последнее пятидесятилетие на континенте расцвели и другие разновидности метафизики, которые не привлекли к себе особого внимания в Англии. Леон Брюнсвик 32 — написавший, в частности, «Развитие мысли в западной философии» (1927) — принадлежит к тому же направлению, что и Кроче и поздний Коллингвуд. Он критикует учение, приписываемое им главным образом сторонникам математической логики, согласно которому задача философа состоит только в том, чтобы упорядочивать и определять уже «данные» нам понятия, поскольку считает, что в случае его истинности человеческий ум был бы в принципе заменим. Он доказывает, что понятия суть части работы ума и возникают в ходе его попыток истолковать природу. Для того чтобы исследовать понятия философски, надо изучать операции сознания. Но это не означает, старательно разъясняет он в «Самопознании» (1931), что философия есть интроспекция: такое познание предполагает наблюдение за сознанием в действии, обеспечивающем бесконечное многообразие его интересов.

В Германии тем временем происходило брожение, в конечном счете породившее экзистенциализм; это идейное движение, ярчайшим представителем которого является М. Хайдеггер, мы пока оставим в стороне. Следует упомянуть о впечатляющей онтологии Н. Гартмана 33. Его «Этика» (1925) была переведена на английский язык (1932); в то же время его онтологические работы, пять томов которых были опубликованы в 1933—1950 гг., нашли мало читателей в Великобритании и в Америке. Это не удивительно. В преимущественно критической и аналитической атмосфере современной британской философии амбициозная попытка Гартмана построить «теорию бытия» едва ли могла быть встречена благожелательно, хотя его критика картезианской традиции и могла рассчитывать на более теплый прием. Но следует отметить, что философия «по большому счету», почти умершая в Англии, еще сильна на Европейском континенте 34.

==247

Глава 14

ЕСТЕСТВОИСПЫТАТЕЛИ СТАНОВЯТСЯ ФИЛОСОФАМИ

В XIX в. естествознание как социальный институт достигло своего совершеннолетия: оно стало захватывать школы и университеты, стало требовать, чтобы наряду с библиотеками воздвигались лаборатории, стало провозглашать себя — вместо классической филологии и философии — подлинным фактором образования. Естественно, эти претензии оспаривались; наука могла завоевать себе место под солнцем только в ущерб закрепленным традицией интересам. Воинственность Геккеля, Гексли и Клиффорда олицетворяла переходящую в наступление науку. Эти писатели привлекли внимание публики к возникновению новой и, как вскоре оказалось, необычайно влиятельной социальной силы — так дерзость юноши обращает внимание на то, что появилась новое лицо, с которым уже нельзя не считаться.

Между тем часть ученых обнаружила другой симптом возмужания, выразившийся в интроспективном анализе и самокритике. Вначале эта самокритика сосредоточилась на изгнании из науки, и прежде всего из механики, всего, что могло бы смутить позитивистское сознание. По существу, ученые составили своего рода приложение к неокантианству.

В предисловии к «Принципам механики» (1874) Г. Р. Кирхгоф дал краткое изложение программы научного позитивизма. «Механика, — писал Кирхгоф, — это наука о движении; мы определяем в качестве ее объекта полное описание в наипростейшем виде движений, совершаемых в природе». Кирхгоф настойчиво отвергает ту идею, что наука объясняет, «почему» происходит то, что происходит. По его мнению, для ученого каждое «почему» означает «как» — ученый выполняет свою задачу, описывая новые связи между явлениями, а не восходя от явлений к «лежащим в их основании причинам».

«Наука механика» Эрнста Маха (1883, английский перевод 1893 г.) многими рассматривалась как наиболее важное приложение принципов Кирхгофа, хотя Мах самостоятельно пришел к аналогичным выводам уже в 1872 г. В действительности позитивизм Маха—Кирхгофа совершенно естественно вырастал из научной и философской атмосферы того времени. Наука, начинавшая, по причинам своего внутреннего развития, с недоверием относиться к таким понятиям, как «атом», «сила», «абсолютное пространство», и стремившаяся решительно и резко противопоставить себя спекулятивной метафизике, конечно же извлекала свое оружие из неокантианского арсенала. «"Критика чистого разума", — писал Мах в своих «На-

==248