Глава 14

В жизни Уайтхеда годы сразу после создания «Трактата об универсальной алгебры» были главным образом посвящены разработке, в сотрудничестве с его бывшим учеником Бертраном Расселом, идей, нашедших свое выражение в «Principia Mathematical 22. Но у него нашлось время подготовить для Королевского общества замечательные мемуары «Математические понятия материального мира» (1905)23, где им предпринята попытка применить язык символической логики для описания «возможных отношений к пространству со стороны элементарных сущностей, составляющих (говоря обыденным языком) вещество в пространстве».

Два момента в этих мемуарах заслуживают особого внимания. Философы, сетует Уайтхед, работают с совершенно непригодным логическим аппаратом, признавая лишь субстанции, качества и (самое большее) двучленные отношения. По его мнению, любое адекватное описание отношения между материальными объектами и пространством должно включать многочленные (полиадические) отношения; он стремится показать, что разнообразные традиционные теории потерпели крах именно в силу своего излишне упрощенного понимания логических возможностей. К этой теме он будет постоянно возвращаться в своей философии.

К тому же эти мемуары показывают, почему Уайтхед был неудовлетворен «классическим понятием материального мира» и каков в зародыше тот вид онтологии, который он надеется предложить взамен. Проводя резкое различие между тремя видами сущего — точками пространства, частицами материи и моментами времени, классическая теория не способна выполнить выдвинутое Уайтхедом требование универсальности. Пока еще он не предполагает, что можно обойтись без моментов времени, но уже заигрывает с идеей, что точки пространства можно было бы определить в терминах материальных частиц. Классическая теория, считает он, превосходно работает, если ограничивается рассмотрением чистой геометрии, когда Вселенная предстает статичной, но эта теория терпит поражение как физика, поскольку не может дать адекватного описания изменений. Очевидно, что неподвижные точки в абсолютном пространстве не могут претерпевать изменений, и поэтому физик имеет перед собой неразрешимый дуализм в виде изменяющихся частиц и неизменных точек пространства. Дело в том, что заполнение частицей некоторой точки пространства в некоторый момент времени совершенно случайно, его нельзя вывести из того, что составляет природу точки пространства, частицы или момента времени; видимо, этот элемент случайности и тревожил Уайтхеда.

Кроме того, из этих мемуаров явствует, что Уайтхед находился под сильным влиянием философских идей Рассела, что и следовало ожидать. Главная на тот момент философская работа Рассела «Философия Лейбница» никогда не переставала восхищать Уайтхеда, хотя в конце жизни он с большей симпатией относился к философии Лейбница в изложении Рассела, чем к собственным идеям Рассела.

Однако в 1906 г. Уайтхед все еще был приверженцем Рассела, хотя и испытывал некоторые сомнения. Когда после 1914 г. произошел его поворот от математики к философии, он и тогда начал с типично расселовской проблемы — как «ясный, скрупулезно точный» мир науки связан с

________________Естествоиспытатели становятся философами______________

==261

«грубым» миром повседневного опыта — и попытался решить ее в расселовской манере: физические понятия и физические объекты, по его мнению, представляют собой «конструкции» из «фрагментарных индивидуальных данных опыта»24.

Однако работы следующего периода — работы, благодаря которым он стал известен как философ и поднялся, по мнению многих, до высшей отметки своих философских достижений, — знаменуют его разрыв с британской традицией, верность которой сохранял Рассел. В работе «Исследование принципов познания природы»25 (1919) он формулирует новую философию науки; в «Понятии природы» (1920) излагает эту философию менее специальным языком, а в «Принципе относительности» (1922) пытается доказать, что общую теорию относительности можно вывести из его философии природы, не прибегая, как это делает Эйнштейн, к «частным фактам» относительно часов, измерительных реек и скорости света.

Следует подчеркнуть, что в этих книгах ставится ограниченная задача. Уайтхед принял определение философии, предложенное идеалистами, в частности Холдейном, с которым имел обыкновение обсуждать философские проблемы. Философский идеал, пишет Уайтхед в «Понятии природы», — это «достижение некоторого объединяющего понятия, внутри которого будет заключено в установленных соотношениях все, что связано со знанием, ощущением и чувством». На время Уайтхед оставляет в стороне «ощущение и чувство»: его внимание обращено исключительно к принципам, объединяющим науку.

Между тем в философии науки Уайтхеда можно обнаружить темы, которым предстояло стать главными в его метафизике. Во-первых, сюда относится подчеркиваемая им соотнесенность. «Так называемые свойства вещей, — пишет он, — всегда можно выразить через их соотнесенность с другими, неопределенными вещами, поэтому познание природы имеет отношение исключительно к соотнесенности». Если Рассел с сожалением констатировал, что Лейбниц свел отношения к качествам, то в философии Уайтхеда отношения берут реванш.

Во-вторых, теперь Уайтхед полностью отвергает воззрение, согласно которому восприятие предоставляет нам изолированные «чувственные данные»: по его мнению, восприятие — это происходящее внутри природы переживание в опыте системы событий, составляющих природу, это «осуществляемое элементом природы самопознание через те отношения, в которых он стоит к природе в целом в разнообразных ее аспектах». Конечно, признает Уайтхед, мы никогда не воспринимаем в опыте всю природу одновременно; тем не менее наш опыт содержит в себе события, связанные со всей системой (или «служащие ее знаком»). Заметим, что эпистемология Уайтхеда уже включает в себя биологическую теорию восприятия, представляющую воспринимающее существо как природный организм, реагирующий на окружающую среду, а эта последняя теория несет в зародыше его «философию организма».

В-третьих, Уайтхед предпринимает очередную атаку против атомизма во всех его проявлениях, заявляя, что наш опыт состоит из продолжительностей («событий»), а не точечных мгновений. Ни с какой другой позиции, утверждает он, нельзя понять изменение; при изменении прошлое перете-

==262