Заключение. О методах и принципах этого исследования

Говорят, что однажды он (Будда) взял в руку пучок сухих листьев и спросил своего любимого ученика Ананду, есть ли кругом еще листья, кроме тех, что находятся у него в руке. Ананда ответил: «Осенние листья падают повсюду, и их не счесть». И тогда сказал Будда: «Вот так и я дал вам лишь горсть истин, но кроме них есть еще бес­численное количество других истин, и их тоже не счесть».

Дж. Неру

Наш краткий обзор подошел к концу. К моменту написания данных строк более 20 лет отдал я этим изысканиям.

«В развитии науки бывают моменты, когда одна синтетическая рабо­та, хотя бы она и казалась преждевременной, оказывается полезнее цело­го ряда важных аналитических исследований, иными словами, когда го­раздо важнее — хорошо сформулировать проблемы, нежели пытаться их разрешить», — писал Марк Блок [10; 186]. И это верно. Но бывают и дру­гие моменты, когда необходимо разрешить давно поставленные, но так толком и не решенные проблемы. Именно это я пытался сделать. Меня влекло то «глубинное побуждение охватить и понять целостность Жиз­ни», о котором говорил Тойнби. Поэтому я и поставил перед собой такую трудную цель: создать теорию, описывающую весь исторический про­цесс.

Но, разумеется, я более, чем кто-либо, понимаю несовершенство моей работы, никак не претендую на полноту и законченность теории, ибо та­кие претензии лишь свидетельство ограниченности ума. Хочу еще раз процитировать очень понравившиеся мне слова Карла Ясперса: «Истину мы постигаем лишь тогда, когда исследуем не тотальную причинную связь, а определенные причинные связи в их бесконечности» [47; 273]. Иными словами, мы можем постичь лишь часть истины, и только в таком виде она будет нам понятна, охватить целое можно только по кусочкам, частям, мысленно собирая потом их вновь в целое, всегда носящее отпе­чаток неполноты и субъективизма.

Думаю, и вы поняли, что нельзя «открыть» один или несколько зако­нов, которые определяют весь ход истории. Напротив, число законов и обобщений очень велико и вряд ли даже поддается подсчету. Причем это множество требует, чтобы исследователь или читатель овладел сложным искусством не смешивать уровни обобщения, умел разводить разные по своей теоретической природе вещи.

Ученому кажется, что его несколько увиденных и зафиксированных положений и есть ключ к тому, чтобы безошибочно анализировать обще­ства и историю. Но это лишь один из возможных подходов. Стоит взять материал в другой комбинации, и он способен предстать в ином виде. Однако увидеть этот новый аспект или ракурс, высветить и понять его — великая заслуга, важный шаг вперед. Честь и хвала тому, кто сумеет со­вместить в концепции возможно большее число таких подходов и сохра­нить ее цельной. Но нельзя надеяться включить в теорию все.

На протяжении всего изложения я пытался показать, какие методы и почему использовал. Собственно, я считаю, что новый материал трудно объяснить до глубины, если не приоткрывать лабораторию мысли автора. Это излечивает и от распространенной болезни рассматривать методы исследования как нечто неизменное и универсальное, в то время как они прежде всего инструменты анализа, форма изложения, аппарат исследо­вания, лучше или хуже соотносящийся с реальностью.

Поэтому, как вы заметили, я всегда подчеркиваю, что существует не один вариант анализа, а несколько. Одни могут зависеть от конкрет­ных задач исследования, другие — от позиций и склонностей автора, третьи — от исследуемого материала и т. п. Иногда эти подходы дополня­ют друг друга, иногда противоречат. В любом случае надо вести речь не об абсолютной, а об относительной правоте тех или иных теорий, но от этого не теряющей своей важности. Тот, кто может указать лучший путь, двигает науку вперед, подобно тому как новое изобретение или усовер­шенствование в технике способствует техническому прогрессу, не отри­цая в принципе и старых механизмов.

Нет возможности вновь подробно говорить о принципах и методах, которые были использованы мной. Напомню лишь о некоторых.

Достаточно часто, разбирая проблему, по которой есть полярные, но в чем-то по-своему верные взгляды, я приходил к выводу, что снять про­тиворечие возможно, только перейдя на более высокий теоретический уровень, где нередко удается совместить противоположные взгляды. Это доказывало, что обобщенные конструкции не эталон, а лишь некая мо­дель, которая всегда на практике реализовывается в конкретных и разных вариантах. Читатель не забыл также, что я считаю исторические законы не «железными», а нашими несовершенными представлениями о реаль­ности, в которой они и проявляются по-разному: более или менее ярко, заметно, сильно и т. д.

Я все время возвращался к идеям прогрессивных и тупиковых вари­антов, исторического эволюционного отбора и многообразия путей раз­вития, модификации исторических законов в связи с изменениями как в объективных моментах, так и в сознании людей. Делая социологический обзор, я останавливался на принципах взаимопроникновения многих сфер, сложности их вычленения. Очень важен принцип, основывающий­ся на законе подвижности (замены) функций, позволяющий жизни новое развитие отливать в старые, оправдавшие себя формы. Важен и принцип почкования (дифференциации), подчеркивающий, что по мере усложне­ния общества выделяются новые единицы, функции и т. п.

Нередко всемирно-исторический процесс представлялся мне лаби­ринтом, в котором очень трудно определить правильный путь от начала до сегодняшнего дня. Я как бы складывал по кусочкам отдельные его эта­пы из достижений разных обществ. Было видно, как в этой исторической «эстафете» «бегуны», пробежав свою часть пути, в дальнейшем сходили с дистанции или меняли направление. Становились еще понятнее ограни­ченность любых теорий, упрощающих действительность, и одновремен­но необходимость поиска все более точных и емких обобщений.

Верю, что труд мой был не бесполезен. А что касается недостатков этой работы, то в качестве оправдания могу лишь привести слова Воль­тера: «При написании истории действуют законы, аналогичные законам всех произведений человеческого ума: много предписаний и мало вели­ких мастеров».

П. 1 (к с. 25, 55). «Все существует (так как оно существует) не пото­му, что бог произвольно хочет именно такого существования, но потому, что иначе, чем так, он не может проявляться. Познать это, в смирении примириться с этим и быть блаженным в сознании этой нашей тождест­венности с божественной силой — доступно всем людям» (Иоганн Гот- либ Фихте. «Основные черты современной эпохи»).

«Бог есть та сила, действующая позади всех законов, как в царстве природы, так и в истории» (А. Матсон. «Христианское общественное со­знание»).

«Только отрешившись от знания близкой, понятной нам цели... мы увидим последовательность и целесообразность в жизни исторических лиц; нам откроется причина того несоразмерного с общечеловеческими свойствами действия, которое они производят» (Л. Н. Толстой. «Война и мир», т. 4).

П. 2 (к с. 25, 57). «Историю делают не мифические законы, как пола­гал К. Маркс, но живые люди с их эмоциями, страстями, верованиями, предрассудками и т. д.» (С. Пушкарев).

«Историей правит его величество Случай, история — игра случайно­го и непредвиденного. Законы причинной связи в истории заменяются возможностью, случаем» (Р. Чарке, М. Флоринский).

«Исторический факт по своему существу не сводим к закону...» (Р. Арон).

«Никакой закон человеческий и нечеловеческий не направляет ход истории к концу радостному или ужасному» (Р. Арон).

«С нашей точки зрения, не может быть законов истории. Обобщение принадлежит к совершенно иному кругу интересов, который должен быть отделен от интереса к отдельным событиям и их причинному объяс­нению, составляющему дело истории» (Карл Поппер).

«История не имеет никакого смысла. Признание смысла в истории ведет к историцизму, согласно которому цель истории — бесклассовое общество» (Герберт Маркузе).

«Мы отвергаем любую концепцию «смысла истории», ибо человек — не частный случай диалектики природы. История — это человеческая ис­тория только тогда, когда она обладает трансцендентальностью (т. е. пе­реходит из сферы опытного познания в сферу сверхопытного, наиболее общего философского познания. — 77. Г.), т. е. разрывает со своим прошлым» (Роже Гароди).

«Будущее ничем не детерминировано. Его человек встречает как «непредвиденный дар», одновременно он его готовит как деяние, кото-

рое необходимо совершить, наподобие поэтического, творческого акта» (Роже Гароди).

П. 3 (к с. 43). Надо отметить, что в 60—80-е годы советские филосо­фы много работали над проблемой уровней философско-исторических законов, их иерархии и системы. Но, различая уровни и аспекты исследо­вания, они продолжали видеть общий закон в его частных проявлениях тем же самым, что и в теоретической модели. В результате по большей части это оказались бесполезные, схоластические изыскания. Однако в плане методологии там были и достижения.

Главная причина такого «бегания по кругу», на мой взгляд, заключа­лась в стремлении сохранить истмат в неизменном виде. И дело было не только в идеологическом давлении и цензуре. И после их отмены очень многие просто не знают, как иначе описывать историю, не могут и не хотят отказаться от привычного. В чисто логическом плане одна из причин такого состояния в нежелании признать важнейшую ошибку марксизма — сведение более широкой категории производственных от­ношений лишь к формам собственности, которые определяют пять фор­маций.