Часть первая философские проблемы истории

Глава 2. О законах истории

Но разве не видно, что в том и в другом случае перед исследователями стоит аналогичная пробле­ма, которая должна решаться одним и тем же мето­дом: открыть в исключительном всеобщее.

Пьер Тейяр де Шарден

§ 1. Вопрос из категории «вечных»

Как видно из предыдущей главы, одним из самых спорных в филосо­фии является вопрос о том, подчиняется ли ход истории неким законам или «история и закономерность — суть понятия, взаимно исключающие друг друга» (Риккерт). Спектр мнений очень широк, но в целом проблема вращается вокруг двух полярных идей. Либо законы «с железной необхо­димостью» (Маркс) пробиваются сквозь препятствия, либо случайность всегда может переменить ход истории, следовательно, ни о каких законах говорить не имеет смысла. Первое мнение ведет к фатализму (представ­лению, что все в будущем заранее предопределено), второе есть фата­лизм наизнанку, и обе крайности сходятся в ненаучности.

Подобные вопросы из тех, строго однозначно разрешить которые не­возможно, поскольку бесспорных доказательств той или другой точки зрения нет. К тому же они связаны с еще более общими, «вечными» проб­лемами: что первично, материя или сознание? существует ли Бог? и т. п. Думается, в известной мере это дело веры, принятия некоторых принци­пов как аксиом. Следовательно, переубедить крепко убежденного в том или ином человека почти невозможно. Все же в нашем случае можно по­пробовать выстроить достаточно аргументированную систему доказа­тельств.

Разумеется, до полного отрицания причинно-следственных связей мало кто доходит, поскольку тогда исчезает и сама история. Но от при­знания причин до признания законов дистанция огромная. Наглядное до­казательство отсутствует¹⁰, поскольку совершившееся нельзя повторить заново, как физический опыт.

Да и исторические события гораздо более индивидуальны, чем собы­тия материального мира (хотя бы потому, что люди обладают неповтори­мой психикой). Следовательно, общее в исторических фактах порой трудно различимо, иногда глубоко «спрятано». К особенностям обще­ственных законов мы еще вернемся в дальнейших параграфах. Термины «закон» и «закономерность» я употребляю как синонимы.

Среди тех, кто признает торжество законов в истории, — сторонники провидендиалистского (то есть обусловленного волей Бога, Верховного Существа, Мирового Духа и т. п.) взгляда. Этот подход выглядит крайне фаталистичным¹¹. У основателей и последователей марксизма, с одной стороны, есть верные и интересные идеи об общественных закономерно­стях. Но с другой — поскольку революционно-социалистическая часть этого учения близка по духу к религии (о спасителе-пролетариате, о бу­дущем счастливом обществе и т. п.), он вольно или невольно сбивается на попытку объяснить исторический процесс неким естественно-историче­ским законом, который должен привести человечество к заранее опреде­ленному пункту¹².

Действительно, идея о жестком и неумолимом законе вела к ло­гической ловушке. Если будущее в виде социалистической революции, коммунизма и пр. придет неизбежно, но когда полностью созреют усло­вия, то к чему торопить события? Шутники даже говорили, что партия борьбы за социализм не нужна, как не нужна «партия затмения Луны»! Если же будущее не неизбежно, то тогда, стало быть, неверен сам закон. Приходилось в конце концов жертвовать исторической истиной и при­знавать «автоматизм истории» (Арон). Подобные взгляды подвергались всяческой и всевозможной критике (см. Прил. 1, п. 2). И вполне объясни­мо, почему многие ученые логически связывали — и, на мой взгляд, не­правомерно — признание законов в истории с неизбежностью попыток предвидеть и, следовательно, навязать будущее. «Вера в то, что в основе общественного развития лежат определенные закономерности, знание которых делает возможным предвидение и тем самым заведомо предпи­сывает политике ее поле деятельности (т. е. предписывает, что делать по­литикам заранее. —Л. Г.), должна быть отклонена... как суеверие», — пи­сал по этому поводу один ученый.

Претензии на предсказание будущего (Коллингвуд их называл глав­ным свойством неисторичности мысли) могли вести к идее о том, что — раз существует неумолимый закон — история имеет определенный, как бы заложенный в нее смысл (о нелепости этого скажу дальше). Под смыс­лом часто понимают конечный пункт истории, то есть к чему она приве­дет так или иначе и что будет в конце концов с человечеством. Иными словами, смысл истории — это изначально (имманентно) и неумолимо заложенный в нее результат развития. (В разных теориях это могли быть окончательная самореализация мирового духа, коммунизм, создание ми­рового разума и т. п.)

С давних пор проблема исторических закономерностей волновала меня. Подобно Норберту Винеру, «лично мне такой взгляд на историю как на совокупность разрозненных эпизодов всегда представлялся глубо­ко искусственным». Но и ущербность, схематизм и антиисторичность истмата были все очевиднее. Как же выйти из заколдованного круга? По­иски более точно описывающих историческую действительность зако­нов привели меня в конце концов к попытке совместить на более высоком теоретическом уровне обе противоположности.