4. "Расщепление" статута, коллизии статутов

309. Практические аспекты использования категории "статут" связаны, в частности, с явлениями, именуемыми доктриной (1) "расщеплением" (раздвоением, дроблением и др.) статута и (2) коллизией статутов.

310. В ситуациях, когда из группы однородных отношений с общей коллизионной привязкой выделяется их "часть", подчиняемая особой коллизионной привязке, или когда группа однородных отношений может быть разграничена на "части", каждой из которой соответствует своя коллизионная привязка, говорят о феномене, называемом "расщеплением" статута. Наглядный пример "расщепления" статута являет собой коллизионное регулирование правилами разд. VI ГК РФ (ст. 1224) наследственных отношений. "Расщепление" (или в данном случае точнее - раздвоение статута) выражается в подчинении отношений по наследованию праву страны, где наследодатель имел последнее место жительства, "если иное не предусмотрено настоящей статьей"*(139), наследования же недвижимого имущества - праву страны, где находится это имущество, причем наследования недвижимого имущества, которое внесено в государственный реестр в Российской Федерации, - российскому праву.

311. Внимание доктрины и практики привлекали вопросы, связанные с подчинением разнонациональным правовым системам отдельных частей частноправового договора, с "расщеплением" коллизионной привязки (depecage). Римская конвенция о праве, применимом к договорным обязательствам, 1980 г. разрешает сторонам, осуществляя выбор применимого права, договариваться о праве, подлежащем применению к договору в целом или только к его части. Это положение нашло отражение - в рамках универсальной международно-правовой унификации - в Конвенции о праве, применимом к договорам международной купли-продажи товаров, 1986 г. Сходные правила предусматриваются в Модели ГК для стран СНГ и п. 4 ст. 1210 ГК РФ. В Конвенции 1980 г. установлено также, что в отсутствие выбора права сторонами к договору применяется право страны, с которой он имеет наиболее тесную связь. Если же какая-либо часть договора имеет наиболее тесную связь с другой страной, такая часть договора может, в виде исключения, регулироваться правом этой другой страны. Указанные правила Конвенции 1980 г. в своей основе были восприняты Межамериканской конвенцией о праве, применимом к международным контрактам, 1994 г.

312. Отмечалось, что одновременное применение к договору права различных стран, основанное на принципе автономии воли сторон, сопряжено с определенными опасностями, поскольку это "таит в себе немалый риск возникновения противоречий в регулировании отношений сторон из-за несовпадения разнонациональных норм права и может привести к полному или частичному непризнанию юридической силы соглашения о выборе права ввиду наличия неустранимых пороков содержания"*(140). Представляется обоснованным мнение о том, что в случаях, когда "договор может быть разделен на отдельные части, выбор должен быть логически согласующимся..."*(141).

313. Поиски компромисса между критериями определения национальности юридического лица (критериями инкорпорации и оседлости) с целью адаптации их к условиям современных интеграционных процессов, и в частности для урегулирования вопросов перенесения компаниями места нахождения своих органов (см. гл. 8 книги), привели к появлению теорий, обосновывающих потребность в расщеплении статута юридического лица, подчинения его разнонациональным правопорядкам. Одна из них, под названием die Uberlagerungs theorie (Uberlagerung - наслоение) предложена немецким ученым О. Сандроком*(142). В России эта теория получила первоначально наименование теории наложения*(143). О.В. Кадышевой в отечественную литературу введен новый термин для обозначения этой теории - "теория суперпозиции"*(144), ставший, по-видимому, более известным. Суть этой теории состоит в том, что "если юридическое лицо имеет фактическое место нахождения своих органов вне пределов государства, где выполнены формальности по его учреждению, то в отношении вопросов, регулируемых на основании личного закона юридического лица, подлежат применению императивные нормы государства пребывания. Следовательно, теория суперпозиции допускает, что личный статус юридического лица может быть подчинен нескольким правопорядкам"*(145).

314. Подвержен "расщеплению" и статут деликтного обязательства. ГК штата Луизиана (США) определяет общее коллизионное правило, которому подчиняются вопросы деликтных и квазиделиктных обязательств. Но вопросы, относящиеся к стандартам поведения и безопасности (issues of conduct and safety), вопросы рассмотрения ущерба и финансовой защиты (issues of loss distribution and financial protection), ответственности за товар (products liability), штрафные убытки (punitives damages) и др. подчиняются самостоятельным коллизионным решениям. Известный американский коллизионист С. Симеонидес, комментируя нормы Закона, замечает, что феномен, известный американской коллизионной литературе под французским наименованием depecage, не является аномалией, как это может показаться. В действительности, dececage - общее явление, свойственное американской практике, хотя и не часто обозначаемое этим словом. "Тем не менее, время от времени, depecage становится опасным. Его неразборчивое использование может иметь своим результатом беспринципную эклектику"*(146).

315. В ряду "конфликтов", разрешаемых средствами международного частного права, находятся и коллизии статутов. Речь идет о ситуациях, когда один статут, расширяя сферу своего действия, как бы отбирает у другого статута часть его "компетенции". Например, дееспособность физического лица (п. 1 ст. 1197 ГК РФ), включая его способность отвечать по своим обязательствам, подчиняется личному закону лица. Способность юридического лица отвечать по своим обязательствам также определяется по его личному закону (п. 2 ст. 1202 ГК РФ). Но специальная (по отношению к упомянутым положениям) норма ст. 1220 ГК РФ, раскрывая сферу действия права, подлежащего применению к обязательствам, возникающим вследствие причинения вреда (т.е. статута такого обязательства), относит к ней способность лица нести ответственность за причиненный вред. На основе той же модели (соотношение общей и специальных норм) преодолевается в разд. VI ГК РФ коллизия статутов, которым подчиняются вопросы гражданской дееспособности физического лица, с одной стороны, и вопросы "сделкоспособности" и "завещательной дееспособности" - с другой. Физическое лицо, не обладающее гражданской дееспособностью по своему личному закону, не вправе ссылаться на отсутствие у него дееспособности, если оно является дееспособным по праву места совершения сделки (т.е. по статуту сделки), за исключением случаев, когда будет доказано, что другая сторона знала или заведомо должна была знать об отсутствии дееспособности (п. 2 ст. 1197 ГК РФ). Способность лица к составлению и отмене завещания, в том числе в отношении недвижимого имущества, определяется по праву страны, где завещатель имел место жительства в момент составления такого завещания (п. 2 ст. 1224 ГК РФ), а не его личным законом.

316. Еще один пример преодоления конфликта статутов демонстрируют правила п. 1 ст. 1206 и п. 1 ст. 1210 ГК РФ. Из п. 1 ст. 1206 ГК РФ следует, что возникновение и прекращение права собственности и иных вещных прав на имущество определяются по праву страны, где это имущество находилось в момент, когда имело место действие или иное обстоятельство, послужившие основанием для возникновения или прекращения права собственности и иных вещных прав, если иное не предусмотрено законом. Иное предусмотрено, в частности, в п. 1 ст. 1210 ГК РФ, в соответствии с которым выбранное сторонами право, подлежащее применению к их правам и обязанностям по договору, применяется к возникновению и прекращению права собственности и иных вещных прав на движимое имущество без ущерба для прав третьих лиц. Впрочем, проблему преодоления коллизии статутов, на наш взгляд, в данном случае вряд ли можно считать полностью решенной. К сожалению, вопрос о том, применим ли статут договора к возникновению и прекращению права собственности и иных вещных прав на движимое имущество, составляющее предмет договора, при отсутствии соглашения сторон о применимом праве, оставляется в ст. 1211 ГК РФ без ответа. Высказано мнение: "...более обоснованно исходить из того, что правило, предусмотренное ст. 1210 ГК, должно использоваться и в случаях, когда применимое право определяется судом на основании ст. 1211..."*(147).

317. В число статей, на базе положений которых в разд. VI ГК РФ определяется статут договора, входит и ст. 1213 о праве, подлежащем применению к договору в отношении недвижимого имущества. При отсутствии соглашения сторон о праве, подлежащем применению к такому договору, применяется право страны, с которой договор наиболее тесно связан. Но статут договора в отношении находящихся на территории Российской Федерации земельных участков, участков недр, обособленных водных объектов и иного недвижимого имущества образует российское право.

318. Вопросы соотношения статутов, сфер их применения (например, статута договора и личного закона юридического лица, статута договора и статута формы сделки) нередко оказывались в поле зрения международного коммерческого арбитража. Так, обращалось внимание на то, что МКАС в 2004 г., "как и в прежние годы, исходил из общепризнанного в доктрине и судебно-арбитражной практике понимания (которое нашло отражение и в ст. 1202 ГК РФ), согласно которому допускается выбор сторонами применимого права в отношении обязательств по внешнеэкономическим сделкам (то есть выбор обязательственного статута), а не выбор применимого права для определения правоспособности юридического лица, которая определяется его личным законом. Соответственно нормами личного закона юридического лица определялся весь комплекс вопросов, связанных с его правоспособностью, и в частности с полномочиями его должностных лиц"*(148). И далее: "...при разрешении спора между российской организацией и кипрской фирмой (дело N 125/2000, решение от 9 июня 2004 г.) вопреки возражениям ответчика, считавшего, что этот вопрос должен решаться на основании норм английского права, которое, по его мнению, регулирует отношения по контракту в силу соглашения сторон, состав арбитража решил вопрос о правомочиях должностного лица российской организации на основании норм российского права, являющегося личным законом этой организации"*(149).