Глава XVIII. Взрослость: молодость и зрелость 297

рош собой, а дети научились на улице нехорошим словам, а старик Ашкенази кашляет

да живет, а морщинки уже поползли к глазам и ко рту, а хлам в коридоре все лежит

да лежит. И шум океана стал глуше, и на юг они так и не съездили, все откладывали

на будущее, которое не хочет наступать.

Смутные пошли дни. У Риммы опускались руки, она все пыталась понять, в ка-

кой момент ошиблась тропинкой, ведущей к далекому поющему счастью, и часто си-

дела, задумавшись, а дети росли, а Федя сидел у телевизора и не хотел писать диссер-

тацию, а за окном то валила ватная метель, то проглядывало сквозь летние облака

пресное городское солнце. Друзья постарели, стали тяжелы на подъем, Петюня и во-

все исчез куда-то, яркие галстуки вышли из моды, Эля с Алешей завели новую ка-

призную собаку, которую вечерами не на кого было оставить. На работе у Риммы

появились новые сослуживицы, Люся-большая и Люся-маленькая, но они не знали о

Римминых планах на счастье и не завидовали ей, а завидовали Кире из планового от-

дела, которая дорого и разнообразно одевалась, меняла шапки на книги, книги на

мясо, мясо на лекарства или на билеты в труднодоступные театры и раздраженно го-

ворила кому-то по телефону: ≪Но ведь ты прекрасно знаешь, как я люблю заливной

язык≫.

<...> ≪Федя, поедем на юг?≫ —спросила Римма. ≪Обязательно≫, —с готовно-

стью, как много раз за эти годы, ответил Федя. Вот и хорошо. Значит, все-таки по-

едем. На юг! И она прислушалась к голосу, который все еще чуть слышно шептал

что-то о будущем, о счастье, о долгом, крепком сне в белой спальне, но слова уже

трудно было различить. ≪Эй, смотри-ка: Петюня!≫ —удивленно сказал Федя. На

экране телевизора, под пальмами, маленький и хмурый, с микрофоном в руках стоял

Петюня и клял какие-то плантации какао, а проходившие негры оборачивались на

него, и огромный его галстук нарывал африканской зарей, но счастья на его лице

тоже что-то не было видно.

Теперь Римма знала, что их всех обманули, но кто и когда это сделал, не могла

вспомнить. Она перебирала день за днем, искала ошибку, но не находила. <... >

Она ехала в притихшем, загрустившем такси и говорила себе: зато у меня есть

Федя и дети. Но утешение было фальшивым и слабым, ведь все кончено, жизнь по-

казала свой пустой лик —свалявшиеся волосы да провалившиеся глазницы. И вожде-

ленный юг, куда она рвалась столько лет, представился ей желтым и пыльным, с тор-

чащими пучками жестких сухих растений, с мутными, несвежими волнами,

покачивающими плевки и бумажки. А дома —старая, запселая коммуналка, и бес-

смертный старичок Ашкенази, и знакомый до воя Федя, и весь вязкий поток буду-

щих, еще не прожитых, но известных наперед лет, сквозь которые брести и брести,

как сквозь пыль, засыпавшую путь по колени, по грудь, по шею. И пение сирен, об-

манно шепчущих глупому пловцу сладкие слова о несбыточном, умолкло навеки≫

(Толстая Т.Н. Огонь и пыль // Любишь —не любишь: Рассказы. М., 1997. С. 81,

84, 87, 92).

Основатель лечебно-педагогического движения Б. Ливехуд,

много лет посвятивший практической помощи людям в периоды

возрастных кризисов, прямо связывает перспективы дальнейшего

развития человека с успешностью преодоления кризиса средних лет.

Кризис, по его мнению, вызывается сомнениями в подлинности

ценностей той экстенсивной жизни, которую человек вел до сих

пор, сомнениями в верховенстве материальных ценностей и дости-

жений, основанных на деловитости, прагматизме. Это ≪особый

шанс продвинуться в процессе потенциального созревания≫, ответив

298 Раздел пятый. Онтогенетическое психическое развитие человека...

на вопрос: ≪Какова моя действительная задача?≫1 Причем переос-

мыслить себя, понять свое новое предназначение, ≪желанный лейт-

мотив≫ жизни, труднее именно тем, кому в первом периоде жизни

удалось утвердиться в личностной установке и увериться в правиль-

ности прежней линии.

О собственном переживании кризиса 40 лет Б. Ливехуд писал: ≪Знание опре-

деленных процессов не устраняет необходимости при столкновении с ними пере-

жить и перестрадать их. В течение нескольких лет я не спал ночами и задавал себе

вопрос, в чем смысл моей жизни. При этом у меня была интересная работа детско-

го психиатра, и я руководил большим учреждением. <...> Я часто мог убедиться в

том, что толчок приходит извне, но что на него не реагируешь, если еще не созрел.

Достижение зрелости —это процесс развития, который не минует никто, даже

знающий≫2.

Знание о кризисе все-таки дает преимущество: человек осо-

знает, что не стоит искать кого-то другого на роль ≪испортившего

жизнь≫, винить посторонние препятствия; надо переосмыслить

прожитое и наметить себе ориентиры, выводящие на ценности

более высокого порядка. Сам Ливехуд нашел выход в новой рабо-

те, которая задала новый лейтмотив жизни, связанный с оказани-

ем духовно-душевной поддержки другим людям в экстремальных

для них ситуациях.

По Эриксону, в период средней взрослости человек развивает

чувство сохранения рода (генеративности), выражающееся главным

образом в интересе к следующему поколению и его воспитанию.

Этот этап жизни отличается высокой продуктивностью и созида-

тельностью в самых разных областях. Наибольший риск для разви-

тия личности представляет сведение жизни к удовлетворению ис-

ключительно собственных потребностей, оскудение межличностных

отношений, застывание супружеской жизни в состоянии псевдобли-

зости.

Р. Пекк, развивая идеи Эриксона, выделяет четыре подкризиса,

разрешение которых служит необходимым условием для последую-

щего личностного развития:

—развитие у человека уважения к мудрости (в противополож-

ность физической храбрости);

—смена сексуализации отношений социализацией (ослабление

сексуальных ролей);

—противостояние аффективному обеднению, связанному с по-

терей близких людей и обособлением детей; сохранение эмоцио-

1 Ливехуд Б. Ход жизни человека // Психология возрастных кризисов: Хресто-

матия / Сост. К.В. Сельченок. Мн., 2000. С. 185.

2 Там же. С. 186.