вича, в нашем организме обнаружены специальные нервные элементы, разбросан­ ные по всему организму. Оказалось, что их существование совершенно не зависит от нервной системы — они не исходят ни из нервных центров, ни из каких-либо пери­ ферических узлов. Кроме того, если из организма изъять все известные нервные узлы, то эти своеобразные нервные элементы остаются в неизменном виде.

По мнению Леонтовича, в лице этих элементов мы имеем дело с остатком старой, диффузной нервной системы, играющей значительную роль в объединении всех элементов организма. Примечательно, что функционально эти элементы не яв­ ляются независимыми от нервной системы, находясь в своем действии под ее влия­ нием. Это означает, что ни один нервный импульс, возникший в том или ином месте нашего организма, никогда не является узко местным, чисто локальным явлением. С помощью диффузного нервного аппарата он распространяется по всему организму, вызывая в нем, как в целом, определенный эффект. Так обеспечивается целостное действие организма.

Но каким образом мы имеем налицо картину согласованного, координирован­ ного действия отдельных органов и систем, несмотря на диффузное, разбросанное по всему организму, нервное возбуждение? У современной физиологии на данный вопрос есть определенный ответ. Дело в том, что нервный процесс бывает двух ви­ дов: возбуждение и торможение, действующие во взаимопротивоположном направле­ нии. Нервный процесс, распространяясь на весь организм, отнюдь не везде вызывает возбуждение, проявляясь в некоторых местах в виде торможения. В результате этого нервный импульс вызывает действие не во всех частях организма, а только в тех, на которые торможение не распространилось. Таким образом, в основе координации частей организма лежит распределение возбуждения и торможения, достигшее опре­ деленного вида в результате развития организма.

Учение о локализации

С особой остротой вопрос об отношении целого и частей встает при изучении большого мозга. Правда, кора головного мозга составляет единое целое, однако ее поверхность дает настолько многообразную картину, так сильно разделена различны­ ми бороздами и извилинами на своеобразно устроенные области, что естественно возникает мысль о том, что различные части коры должны иметь разное предназна­ чение, будучи размежеваны не только морфологически, но и функционально. По­ скольку функцией большого мозга считаются психические процессы, заметно отли­ чающиеся друг от друга, то можно предположить, что каждый из этих процессов связан с различной частью головного мозга, представляя собой его функцию. Это означает, что каждый психический процесс должен располагаться в определенном месте мозга, то есть появляется возможность постановки вопроса о локализации в мозге каждого психического процесса. Вопрос о локализации имеет довольно продол­ жительную историю, оставаясь и поныне одной из наиболее актуальных проблем.

Научная история проблемы локализации ведет отсчет с начала девятнадцато­ го века, когда она оказалась в центре внимания, особенно в первые десятилетия. Вскоре выделились два крайних, взаимопротивоположных взгляда, один из кото­ рых принадлежал немецкому ученому Галлю, а другой — французскому исследова­ телю, известному физиологу Флурансу. По мнению Галля, душа содержит всего

27 различных способностей, и вся наша душевная жизнь представляет собой резуль­ тат их действия. Каждая из этих способностей имеет свой орган на поверхности мозга; она локализована в определенном месте коры. Несомненно, что знание точ­ ной локализации душевных способностей могло бы иметь и большую практическую ценность, оказав большую службу для ознакомления с индивидуальными особен­ ностями человека. По убеждению Галля, чем больше развита у субъекта та или иная способность, тем более развитым должна быть у него и соответствующая часть моз­ га и, следовательно, та часть черепа, где она расположена. Данное обстоятельство, по мнению Галля, позволяет судить о различных способностях того или иного субъекта в зависимости от распределения выпуклостей на черепе. Согласно Галлю, исследованием локализации способностей человека должна заниматься отдельная наука — френология.

Френология Галля, во-первых, была построена на ошибочной психологичес­ кой основе, поскольку сложные психологические состояния — такие, как родитель­ ская любовь, дар речи, самолюбие, честолюбие и пр. — были объявлены им элемен­ тарными «способностями», каждая из которых имела отдельную, самостоятельную локализацию. Все остальные ошибки Галля проистекали из этой основной ошибки. Разумеется, его выводы часто полностью противоречили опыту; например, по фре­ нологии Галля гениальный художник Рафаэль обладал слаборазвитым чувством цве­ та, а известный писатель Вальтер Скотт должен был быть великим математиком.

Понятно, что френология Галля быстро вызвала отклик в виде противополож­ ной точки зрения. Физиолог Флуранс первым провел точные научные опыты над жи­ выми животными, внеся тем самым в науку большой вклад. Он впервые осуществил отсечение участков мозга (экстирпация, децеребрация), в результате которых живот­ ное полностью утрачивало психическую способность, инстинкты и чувствительность, оставаясь неподвижным, лишь изредка отвечая на внешнее воздействие тем или иным движением. Особенно примечательным было сочтено то, что результат был одинаков вне зависимости от того, какой участок головного мозга отсекался, он лишь усили­ вался и становился более наглядным в зависимости от величины пораженного или отсеченного участка. Исходя из этого, Флуранс заключил, что все участки головного мозга имеют совершенно одинаковое значение для психических процессов.

Данный вывод Флуранса считался обоснованным экспериментально, и потому он на долгие годы затмил влияние френологии Галля. Однако впоследствии вы­ яснилось, что наблюдений Флуранса было недостаточно для решения вопроса, поскольку подобные результаты были получены им только потому, что он вел на­ блюдение лишь в остром постоперационном периоде, когда животное все еще на­ ходилось под воздействием операционного шока, а не в более поздний период, когда наблюдение могло дать значительно более надежный материал для решения вопроса о роли мозга. Впоследствии более точные исследования вновь выдвинули идею локализации, дав начало целому ряду новых открытий. Вначале Брока обна­ ружил (1861), что разрушение третьей лобной извилины левого полушария вызыва­ ет нарушение речи (здесь, соответственно, расположен так называемый центр Бро­ ка). За этим последовало открытие центра Вернике в области первой височной извилины, поражение которого вызывает у человека словесную глухоту — он не воспринимает сказанное. Дежерин связал алексию (потеря способности прочтения и понимания написанного) с gyrus angularis, а Липман — апраксию (потеря способ­ ности действовать) с gyrus sypramarginalis. Особенно примечательными оказались опыты Мунка, в результате которых выяснилось, что зрительная функция связана с затылочными областями, а слуховая — с височными.

Но оказалось, что с определенными участками коры большого мозга связана не только наша чувствительность (сенсорий), то есть здесь расположены не только

«сенсорные центры», но и так называемые «моторные центры». Вслед за обнаружени­ ем Гитцигом непосредственной электрической возбудимости мозга было доказано, что электрическое возбуждение некоторых участков коры вызывает движение неко­ торых частей тела. Благодаря этому было установлено месторасположение моторных центров на коре (с обеих сторон, впереди Роландовой борозды). Ферьер в противо­ вес Мунку доказал, что эти моторные центры действительно являются чисто мо­ торными и их возбуждение никакой чувствительности не вызывает.

После подобных достижений почти окончательно укрепилось мнение о том, что учение о локализации стоит на правильном пути и его ожидает блестящее буду­ щее, а исследования в этом направлении надежны и плодотворны. Очевидно, что для правильного решения вопроса о локализации следовало максимально точно изучить строение большого мозга, его архитектонику. В этом направлении значительно про­ двинулся вперед Флексиг (XIX век).

Он обнаружил, что волокна различных проводящих нервов обкладываются миэлиновой оболочкой в разное время, причем могут считаться зрелыми лишь пос­ ле миэлинизации. Флексиг доказал, что с точки зрения протекания миэлинизации следует различать три системы волокон проводящих нервов: 1) проективные во­ локна, направленные к коре головного мозга из других отделов нервной системы; 2) система моторных волокон, исходящих, наоборот, из моторных участков коры; 3) система волокон, направленных от одной извилины к другой, названная Флек¬ сигом системой ассоциативных волокон. Раньше всего происходит миэлинизация проективных волокон, а наиболее поздно — ассоциативных. Таким образом, Флек­ сиг обнаружил новую систему ассоциативных волокон, отличающуюся от сенсор­ ной и моторной систем.

Естественно, встал вопрос о специфической функции этой новой системы. Ответ Флексига на этот вопрос ясен уже из названия, данного им обнаруженной системе нервных волокон: функцией ассоциативных волокон является установление ассоциативных связей между психическими процессами.

Но где находится центр, упорядочивающий действие этих волокон? Флексиг в результате своих исследований пришел к выводу, что проективные нервные во­ локна соединяются лишь с четко определенными областями коры полушарий го­ ловного мозга, поэтому с этой точки зрения сенсорными областями следует счи­ тать лишь эти узко ограниченные участки. По Флексигу, большая часть полушарий полностью свободна от проективных или сенсорных областей. Поэтому предполо­ жительно она представляет собой ассоциативную область центральной нервной си­ стемы, центр, упорядочивающий взаимосвязи между проективными участками. Для учения о локализации данные выводы Флексига об архитектонике коры головного мозга имели значение постольку, поскольку ассоциативные области были объявле­ ны центрами высших интеллектуальных функций.

Последующее изучение архитектоники коры головного мозга еще более углу­ билось в направлении изучения вопросов особенностей строения коры. Исследования Мейнерта и Беца еще раз заметно продвинули вперед исследования коры, в которых при изучении вопросов, связанных с клеточным составом коры и нервных волокон, использовались главным образом гистологические методы.

Выяснилось, что с данной точки зрения различные части коры головного мозга человека заметно отличаются друг от друга и содержат, согласно последним исследованиям, до двухсот областей с различным строением. Сегодня широко

распространена карта коры головного мозга, разработанная Бродманом. Она опира­ ется на относительно ранние данные и включает 52 корковых поля с совершенно определенным топографическим расположением.

Думается, что отнюдь не удивительно, что столь далеко идущая морфологичес­ кая дифференциация коры породила мысль о столь же далеко идущей функциональ­ ной дифференциации! И действительно, все большее внимание стало уделяться на­ блюдениям за раздражением или разрушением отдельных, гистологически различных областей, что позволило установить, что они дают различный моторный и сенсор­ ный эффект.

В результате всех этих исследований постепенно все больше укреплялось мне­ ние о правомерности основного положения учения о локализации, согласно кото­ рому каждая психическая функция непременно должна иметь свой центр в опре­ деленном месте коры головного мозга. На этом положении было построено все классическое учение о локализации, являющееся во многом основой современной невропатологии и психиатрии.

Несмотря на столь блестящие успехи классического учения о локализации, взгляд Флуранса о функциональной однородности частей мозга окончательно опро­ вергнут не был. Во-первых, с самого начала было отмечено, что из того факта, что раздражение или дефект той или иной части мозга влечет расстройство определен­ ной психической функции, совершенно не следует, что центром, отвечающим за нормальное действие этой функции, должна быть именно эта часть мозга. В этой свя­ зи Вундт рассуждал следующим образом: разумеется, человек, повредив сустав коле­ на, ходить хорошо не сможет. Тем не менее, никто не станет утверждать, что движе­ ния, связанные с ходьбой, порождены коленным суставом. Зачастую сторонники классического учения о локализации рассуждают именно таким образом: коль скоро за повреждением одного участка коры следует расстройство определенной психичес­ кой функции, то ее центром следует признать именно этот участок. Всю неправомер­ ность подобного вывода явственно показали результаты экспериментальных исследо­ ваний Монакова, а затем Лешли:

1. Распад высокой интеллектуальной функции происходит не только при по­ вреждении того участка коры, где предполагается существование его «центра», но и

вслучае достаточно обширного повреждения всех остальных участков коры.

2.При полном удалении «центра» какой-либо функции организм эту функ­ цию утрачивает, но через некоторое время она вновь начинает действовать, так как роль удаленной части коры берут на себя другие ее участки. Отсюда само собой вытекает вывод, который как будто свидетельствует в пользу старого положения Флуранса: анатомический субстрат (носитель) той или иной нормальной функции занимает если не всю кору, то, во всяком случае, ее достаточно обширную область. Следовательно, нормальное действие той или иной функции с необходимостью тре­ бует участия всего этого органа. Однако коль скоро это так, то достаточно повре­ дить хотя бы один элемент этого механизма, чтобы функция перестала действовать нормально. В таком случае так называемые «центры», расположенные, согласно классическому учению о локализации, в определенных областях, оказываются все­ го лишь отдельными, пусть и особо важными, элементами данного механизма.

Кэтому добавились еще некоторые новые факты, как будто свидетельствую­ щие в пользу функциональной многосторонности определенных областей коры. На­ пример, согласно экспериментальным данным Лешли, повреждение зрительной зоны коры сопровождается тремя видами функциональных дефектов: 1) потеря спо­ собности различения формы; 2) утрата приобретенных в прошлом навыков, то есть

забываются результаты научения; 3) затрудненность приобретения новых сложных навыков, тем более заметная, чем обширнее зона поражения коры. Отсюда Лешли сделал вывод, что зрительная область коры связана не только со зрением, но и с такими функциями, которые не имеют ничего общего со зрением. В конечном счете он приходит к мысли, что в коре головного мозга не существует соответствия меж­ ду морфологической и функциональной сторонами, поэтому для психических функ­ ций более важна обширность, величина повреждения мозга, то есть количест­ венная, а не качественная сторона повреждения.

Разумеется, данное мнение Лешли следует считать крайностью. В свете тех дан­ ных, которыми располагает современная наука о морфологической дифференциа­ ции коры головного мозга, восстановление точки зрения Флуранса без опреде­ ленной корректировки было бы совершенно необоснованно; морфологические и физиологические явления, форма и функция представляют собой обоюдные пред­ посылки, и несомненно, что архитектоническая дифференциация коры подразуме­ вает и функциональную дифференциацию. Поэтому, утверждая, что все области коры — сколь сильно они бы ни различались морфологически — имеют одинако­ вую функциональную значимость, мы встанем перед новой, по существу неразре­ шимой проблемой: в чем состоит смысл архитектонической дифференциации коры? Почему она тем выраженнее, чем выше уровень развития организма? Почему фун­ кционально самый развитой организм — организм человека — является носителем мозга с наиболее дифференцированной структурой?!

Совершенно очевидно, что ни в коем случае нельзя полностью отрицать раз­ личную функциональную роль областей коры, как и безосновательно утверждать, что головной мозг в то же время не действует и как единое целое, что его действие построено только из функций отдельных участков коры. Согласно новейшим дости­ жениям науки, проблема локализации функций в коре должна решаться так же, как вообще решается вопрос функциональной дифференциации центральной нервной системы: действие отдельных, дифференцированных частей подразумевает действие целого и строится на его основе.

Таким образом, мы убеждаемся, что, несмотря на далеко идущую дифферен­ циацию, характеризующую в общем центральную нервную систему на высокой сту­ пени ее развития, она по сути всегда действует, как целостный аппарат. Ее главная задача состоит в увязывании отдельных систем организма и упорядочивании их дей­ ствия. Очевидно, что она не смогла бы решить эту задачу, будучи лишена способно­ сти осуществления такого рода действия.

Мы знаем, что целостность организма создает не только нервная система. Выше мы говорили о гуморальных факторах, лежащих в основе внутренних химических свя­ зей организма и обусловливающих тем самым его внутреннюю целостность.

Следовательно, целостность организма по меньшей мере имеет два главных основания: нервное и химическое. Хотя они рассмотрены нами отдельно, в действи­ тельности между ними существует неразрывная связь. Во-первых, существует целый ряд химических агентов, например — различных гормонов, решающим образом вли­ яющих на действие нервной системы; во-вторых, существуют и такие факты, кото­ рые не оставляют сомнений в том, что и нервная система, в свою очередь, влияет на химические процессы. В частности, если влияние эндокринной системы на не­ рвную систему бесспорно, то очевидно и то, что упорядочение (регуляция) дей­ ствия органов внутренней секреции не может происходить без участия нервной си­ стемы. Нервные и гуморальные факторы тесно взаимосвязаны, и их разделение возможно разве что путем абстракции. Однако в этом неразрывном единстве актив-

ная роль все-таки принадлежит одной, а именно — нервной системе, причем ее роль все увеличивается по мере возрастания уровня развития организма.

Разумеется, это не следует понимать так, что якобы организм изначально со­ стоит из отдельных частей и систем, объединение которых в единый организм про­ исходит лишь впоследствии, особенно благодаря нервной системе. Нет! Организм не представляет собой целостность, достигнутую через объединение частей. Меха­ ническое соединение костей, крови, мышц, клеток и пр. или химических элемен­ тов еще не образуют животное. Организм, сколь сложен он бы ни был, не есть и ни простое, и ни составное. Тогда как части неорганического тела могут существовать и отдельно от того целого, к которому они относятся, то о частях организма этого сказать нельзя: кровь, мышцы, ткани могут существовать лишь в целостности орга­ низма — вне его они уничтожаются (Энгельс). Поэтому настоящей единицей жиз­ ни, ее настоящим носителем ни в коем случае нельзя считать какую-либо часть или элемент организма, например клетку и пр. Настоящей единицей жизни, ее истинным субъектом должен быть признан лишь целостный организм.