1.Ху1. И здесь, по моему мнению, Цельс впадает в заблуждение,

утверждая, что "люди, от природы имеющие склонность к греху, который

обращается у них в привычку, будто бы совершенно не могут улучшаться, хотя

бы даже и при помощи наказаний". Допустим, что все люди от природы склонны

ко греху и что некоторые не только склонны ко греху, но грешат также и по

привычке, но, однако, не все же люди являются совершенно неспособными к

изменению. Ведь не только любая философская школа, но и Божественное

Откровение могут указать в качестве примера на лип, с которыми произошло

столь великое и заметное изменение, что их можно считать как бы образцами

наилучшей жизни. Таковы случаи, бывшие еще в героические времена с

Геркулесом и Одисеем, а в более поздние времена - с Сократом и в самый

новейший период - с Музонием . Следовательно, нс только мы одни утвержда-

ем, что Цельс заблуждается, когда говорит: "для всякого ясно, что обратившие

естественную склонность к греху в привычку, никем обращены быть к

лучшему не могут, хотя бы даже при помощи наказаний". Даже все истинные фи-

лософы находятся не в согласии с Цельсом, так как не отрицают возможности

обращения людей к добродетели. Допустим даже, что Цельс недостаточно ясно

выразил то, что хотел, но все же мы должны признать его положение не-

' Муэоний Руф, сын одного римского ритора, стоический философ, при Нероне был

изгнан из Рима (около 65 г.), впоследствии снова возвратился в Рим.

244

правильным, при всем снисходительном отношении к смыслу его слов. А эти

слова следующие: "людей, обращающих склонность к греху в привычку, ни

обратить, ни исправить никто совершенно не может, даже при посредстве

наказаний". Понимание самого смысла, заключающегося в этих словах, мы,

насколько это возможно для нас, представили раньше.

ЬХУ11. Быть может, он хотел в этих словах провести только ту мысль,

что даже и посредством наказаний совершенно нельзя исправить таких людей,

которые влекутся к некоторым злодеяниям не только природой, но и при-

вычкой, в особенности же к злодеяниям, совершаемым самыми отъявленными

злодеями? Но и такое понимание ложно, как это можно доказать примерами из

жизни некоторых философов. Так разве нельзя считать самым испорченным

человеком того, кто повинуется господину, приказывающему ему бывать в

доме разврата и исполнять там прихоти кого угодно? И, однако, это

рассказывают про федона. Кто дальше не назовет полнейшим негодяем чело-

века, который в сопровождении флейтистки (аиХтррЕбо?) и буйных товарищей

по кутежу врывался в школу почтенного Ксенократа и здесь глумился над этим

мужем в то время, когда другие товарищи слушали его с величайшим

удивлением? И однако рассудок в этих мужах мог же произвести такую

перемену, что они оба могли сделать громадные успехи в философии. Один из

них удостоился даже от Платона передавать речь Сократа о бессмертии души и

рассказывать о стойкости его духа в тюрьме, с какою он не устрашился даже

цикуты, и без всякой боязни, в совершенно спокойном состоянии духа высказал

столько возвышенных мыслей по столь важным и глубоким вопросам, что за

ним едва могли следовать даже такие мужи, которые уделяли ему все свое

внимание и не отвлекались никакими заботами. А Подемон, переменивший свою

прежнюю разнузданную жизнь на самый воздержный образ жизни, сделался

даже преемником Ксенократа по школе, - того Ксенократа, который

пользуется известностью за свою возвышенную серьезность. Итак Цельс

неправ, когда утверждает, что "люди, обратившие свою естественную

склонность к ^еху в привычку, не могли никогда улучшиться, даже и пра

посредстве наказаний".

1.ХУ111. И нисколько не удивительно то, что философские наставления,

притом выраженные стройно, склад-ио и красноречиво, имели такое

неотразимое влияние в Деле обращения вышеуказанных людей, по

преимуществу, проводивших дурную жизнь. Но коль скоро мы видим, что

проповедь (Хотоие) этих простых и необразованных мужей,

245

- как о них выражается Цельс, - производила (на слушателей) такое

неотразимое влияние, которое указывало на присутствие в них как бы особой

таинственной силы чародейства (еттубау Йш/ацешу тгетгХлроцегои?) , коль

скоро мы видим, что через этих проповедников люди целыми толпами

устремились от разврата к целомудренной жизни, от нечестия к праведности,

коль скоро мы видим, что люди трусливые и малодушные через них

превратились в мужей с характером отважным и стойким настолько, что из-за

любви к вере, воспринятой ими, они ни во что стали считать даже смерть: то

разве мы не имеем твердого основания и всех данных к тому, чтобы удивляться

могуществу, которое заключалось в их словах? Ведь слово мужей, которые

впервые стали проповедывать Евангелие и в поте лица своего основывать

церкви Божий, стало воздействовать на людей, но совсем не теми средствами,

какими пользовались последователи Платона или прочих философов, которые

как люди не могли совершить ничего превышавшего их человеческие силы- Но

доказательства, к которым прибегали Апостолы, были дарованы им от Бога,

исполнены Духа и силы и, потому, оказались в состоянии иметь воздействие на

сердца (людей). Здесь заключается также основание, почему именно их слова или

- лучше сказать - слово Божие получило столь стремительное и быстрое

распространение; ведь через них, собственно. Бог обратил тех многих, которые,

будучи от природы склонны ко греху, эту склонность обратили в привычку, и

это слово образовало и преобразовало, и обратило к воле Божией даже таких,

которых никто не мог бы улучшить, даже при посредстве наказаний.