§21. Темпоральность и бытие

413

модусе вовлечения в настоящее. Утрата не есть не-обнаружение чего-то. Если мы чего-то не находим, то такое «не находится» вовсе не обязано быть утратой. И это выражается в том, что в таких случаях мы задним числом можем сказать: а вдруг я это — то, что не находится,— утратил? Утрата это не-обнаружение того сущего, которое мы вовлекаем в настоящее, когда у нас в этом сущем есть нужда, или — если иметь в виду обхождение с утварью — не-обнаружение того, что нам самим потребно в употреблении утвари. Только в некотором осмотрительном позволении делам так-то и так-то обстоять, когда мы понимаем встречное сущее из соответствующих обстоятельств дела, из отношений «для-того-чтобы», когда мы ожидаем предстоящего «для-чего» и вовлекаем в настоящее то, что для-этого пригодно, только тогда можем мы обнаружить, что чего-то недостает. Утрата — это не запрет на настояние, не дающий состояться настоящему, но ненастояние как определенный модус настоящего в единстве с ожиданием и удержанием имеющегося в распоряжении. Поэтому 442 неверно, что утрате не соответствует вообще никакой горизонт; ей соответствует некий определенным образом модифицированный горизонт настоящего, презенции. Экстазису ненастояния, который делает возможным утрату, принадлежит горизонтальная схема абсенции. Эту модификацию презенции в абсенцию, модификацию, в которой презенция как модифицированная сохраняется, нельзя интерпретировать точнее, не вдаваясь при этом в ее общую характеристику, т. е. в толкование этой модификации в качестве Нет, в качестве негативного, и не разъясняя ее во взаимосвязи со временем. Не будь осмотрительное позволение-об-стоять с самого начала ожиданием, не времени себя ожидание как экстазис в экстатическом единстве с некоторым настоянием, т. е. не будь в этом экстатическом единстве с самого начала обнажена соответствующая горизонтальная схема, не будь Dasein временным в изначальном смысле времени, оно никогда не смогло бы обнаружить, что чего-то недостает. Иными словами, была бы сведена на нет возможность существенного момента обихода и ориентации среди внутримирного сущего.

И наоборот, возможность удивиться вдруг появившейся вещи, которая до сих пор не показывалась в привычной взаимосвязи вещей, имеет основание в том, что ожидающее вовлечение

414

Проблема онтологической дифференции

подручного в настоящее не ожидает чего-то иного, что находится в некоей возможной взаимосвязи обстоятельств дела с ближайшим подручным. Но и утрата тоже — не просто открытие не-подручного, но явное вовлечение в настоящее того, что именно уже или, по крайней мере, все еще подручно. Абсенци-альная модификация презенции [как горизонта] происходящего в обиходе вовлечения в настоящее дана в утрате. И она позволяет подручному «броситься в глаза». Тем самым заявляет о себе фундаментальная, но трудная проблема: если мы аб-сенциальное 443 формально именуем негацией презенциального, то нельзя ли утверждать, что в структуре этого бытия, т. е. в первую очередь в структуре подручности, конституируется именно негативный момент? По сути надо спросить: в какой мере в темпоральности вообще и заодно во временности заключено негативное, некоторое Нет? Или даже: в какой мере само время есть вообще условие возможности для отрицательности — «нетости»? Поскольку принадлежащая времени (причем экстазису настоящего точно так же, как и другим экстазисам) модификация презенции в аб-сенцию, присутствия в отсутствие имеет характер негативности, характер Нет, неприсутствия, возникает вопрос, в чем вообще корень этого Нет. При ближайшем рассмотрении оказывается, что так же и Нет, соответственно,— сущность Нет, «нетость», равным образом могут быть истолкованы из сущности времени, и только исходя из этого, можно прояснить возможность модификации, например, присутствия в отсутствие. В конечном итоге, Гегелю удается напасть на след фундаментальной истины, когда он говорит: бытие и ничто тождественны, т. е. взаимно принадлежат друг другу. Более радикальный вопрос, конечно,состоит в том, что делает возможной такую изначальную взаимную принадлежность.

Мы еще недостаточно подготовлены, чтобы проникнуть в эту темную область. Пока достаточно понять, каким образом, восходя к временности как темпоральности, соответственно, к горизонту экстазисов, мы можем внести ясность в интерпретацию бытия, в первую очередь — в интерпретацию определенных способов бытия — подручного и наличного.

Подведем итог сказанному, развернув предшествующую экспозицию темпоральности в обратном направлении. Подруч-

$21. Темпоральность и бытие

415

ность подручного определяется из презенции. Презенция как горизонтальная схема принадлежит настоящему, которое временит себя как экстазис в единстве временности, а это единство делает возможным в нашем случае обращение с подручным. Этому отношению к сущему присуща понятность бытия, поскольку временение экстазисов — здесь настоящего — в самом себе заранее набрасывает себя в направлении своего горизонта (презенции). Возможность понимания бытия заключена в том, что настоящее, делающее возможным обхождение с сущим, обладает,  444 как настоящее, как экстазис, горизонтом презенции. Временность вообще есть экстатически-горизонтальный набросок себя просто как таковой; на основании этого наброска становится возможной трансценденция Dasein, а в ней укоренено бытийное устроение Dasein — бытие-в-мире, соответственно,— забота, в свою очередь, делающая возможной интенциональность.

Но Dasein — говорили мы не раз — это сущее, экзистенции которого принадлежит понимание бытия. В достаточной мере изначальное истолкование его основного бытийного устроения вообще, выдвигающее на передний план временность Dasein как таковое, должно заложить основу для того, чтобы, исходя из временности, точнее из горизонтальной схемы временности — темпоральности,— прояснить возможность понимания бытия. Если, таким образом, с самого начала античной философии — вспомним, к примеру, Парменида: то yäp aürö voelv ecmv те ка1 elvcu, одно и то же — мыслить и быть, или Гераклита: бытие есть Хоуо? — философская проблематика была ориентирована на ум, душу, дух, сознание, самосознание, субъективность, то это вовсе не случайность и не имеет ничего общего с мировоззрением именно потому, что глубинное содержание онтологической проблематики как таковое, хоть еще и потаенно, теснило и направляло [мысль] скорее к научному способу спрашивать. Тяга к «субъекту», не всегда в равной мере явная и ясная, коренится в том, что, спрашивая философски, всегда каким-то образом понимали, что из должного высвечивания «субъекта» могла и должна была возникнуть почва для рассмотрения любой содержательной философской проблемы. Мы, со своей стороны, увидели воочию, что должное высвечивание Dasein, восходящее к временности, впервые подготавливает почву для осмысленной

416

Проблема онтологической дифференции

постановки вопроса о возможном понимании бытия вообще. Поэтому в первой части нашего критического обзора фундаментальных онтологических проблем мы всегда позитивно выявляли особую тягу философской проблематики, которая целит в направле-445 нии «субъекта», т. е. бессознательно требует в качестве подготовительного этапа онтологической интерпретации Dasein.

б) Кантова интерпретация бытия и темпоральная проблематика

Теперь, после экспозиции бытия наличного вообще в самом широком смысле, экспозиции, принимающей во внимание презен-цию, мы вновь вернемся ненадолго к тезису Канта и нашей критике этого тезиса, чтобы, отталкиваясь от полученных по ходу дела результатов, еще изначальнее эту критику обосновать. Тем самым возникнет явное сопоставление кантовои интерпретации бытия и развитой нами темпоральной проблематики. Тезис Канта говорит нечто негативное и нечто позитивное. Негативное: бытие не есть реальный предикат; позитивное: бытие — то же самое, что полагание. Существование (Dasein), наличие (Vorhandenheit) тождественно абсолютному полаганию. Наша критика касалась позитивного содержания тезиса. Но, развивая нашу критику, мы не пытались противопоставить этому содержанию так называемую иную точку зрения, дабы выдвигать оттуда всевозможные возражения. Для нас, наоборот, было важно последовать за тезисом Канта, присоединиться к кантовои попытке интерпретации бытия и в этом совместном движении, проверяя правильность происходящего, спросить, что именно в соответствии с самим содержанием тезиса требует дальнейшего прояснения, если мы хотим, чтобы этот тезис оставался в силе как имеющий основание в самом феномене. Бытие есть полагание; бытие в наличии или, как Кант говорит, существование (Dasein) есть абсолютное полагание или восприятие. Мы натолкнулись сразу же на характерную многозначность выражения «восприятие», в соответствии с которой оно означает: акт восприятия, воспринятое и воспринятость. Эта многозначность неслучайна, в ней выражено особое положение дел, относящееся к области феноменов. То, что мы называем восприятием, имеет в себе многообразную, но единую структуру, и это в разных отношениях де-

S 21. Темпоральность и бытие

417

лает возможным указанную многозначность термина. То, что обозначается как восприятие, есть некий феномен, чья структура определяется через интенциональность. Интенциональность,  446 само-соотнесение с чем-то, кажется, на первый взгляд, чем-то тривиальным. Но этот феномен тут же обнаруживает свою загадочную природу, как только мы отчетливо распознаем, что правильное понимание этой структуры следует оберегать от двух повсеместно случающихся искажений (ложной объективации и ложной субъективации). Интенциональность — не наличная связь между наличным субъектом и наличным объектом, но такая структура, которая и образует как таковой характер отношения, присущий деятельностным отношениям (Verhaltungen) субъекта. Интенциональность как структура самосоотнесения субъекта с... не есть нечто субъекту имманентное, требующее задним числом некоторой трансценденции, но трансценденция, а вместе с ней и интенциональность, принадлежат сущности того сущего, которое вступает в интенциональное отношение. Интенциональность не есть нечто объективное, но и не нечто субъективное в традиционном смысле.

Далее, нам удалось достичь существенного понимания по поводу одного момента, относящегося к существу интенцио-нальности. Ей не просто принадлежит intentio и intentum, но каждой intentio присущ свой смысл направленности, который по отношению к восприятию нужно толковать следующим образом: наличие должно быть заранее понято, коль скоро должна иметься возможность открыть наличное как таковое; в воспринятости воспринятого заключено уже понимание наличия наличного.

И в отношении воспринятости также обнаруживается нечто загадочное, что вновь дает о себе знать в четвертом тезисе: воспринятость есть некоторый модус открытости и выявленности, т. е. истины. Воспринятость воспринятого — это некоторое определение воспринятого наличного, и тем не менее, это определение имеет иной бытийный способ [по сравнению с наличием],— не бытийный способ воспринятого, но [бытийный способ] воспринимающего Dasein. Воспринятость в некотором смысле объективна, в определенном смысле субъективна, и все же она — ни то, ни другое. Мы уже подчеркивали, рассматривая интенцио-

418

Проблема онтологической дифференции

44'

448

нальность и первый раз, что вопрос о том, каким образом смысл направленности, понимание бытия присущи intentio, каким образом она сама как необходимое отношение возможна, в феноменологии не только не прояснен, но даже и не поставлен. Этим вопросом мы должны заняться позднее.

Таким образом, мы нашли ответы, позволяющие позитивно дополнить предшествующую критику. Когда Кант говорит: бытие равняется восприятию, то это не может означать в соответствии с многозначностью восприятия: бытие равняется воспринятому, самому сущему. Но это не может также означать: бытие равно воспринятости = положенности. Ведь воспринятость уже предполагает понимание бытия воспринятого сущего.

Теперь мы можем сказать: выявленность сущего предполагает некую высветленность, т. е. понятность бытия сущего. Бы-тие-выявленным в самом себе соотнесено с тем, что выявлено, т. е. в воспринятости воспринятого сущего вместе с тем уже понято бытие сущего. Бытие сущего нельзя отождествлять с вос-принятостью воспринятого. В отношении воспринятости воспринятого мы видели, что она, с одной стороны, есть определение воспринятого, а с другой,— относится к восприятию, что она в определенном смысле объективна и в определенном смысле субъективна. Но разведение субъекта и объекта оказывается недостаточным и не позволяет подойти к единству феномена.

Мы знаем, однако, что эта самонаправленность на что-то, интенциональность, возможна, только если Dasein как таковое в себе трансцендентно. Трансцендентным же оно может быть, только если бытийное устроение Dasein исконно основывается в экстатически-горизонтальной временности. Восприятие в целостности его интенциональной структуры — акта восприятия, воспринятого и воспринятости, как и любая другая интенциональность, имеет основание в экстатически-горизонтальном устроении временности. В акте восприятия Dasein позволяет тому, на что оно направлено (сущему), сообразно смыслу своей собственной с ним соотнесенности, выйти навстречу так, что Dasein понимает его как телесное в-себе. Это понимание имеет место и тогда, когда воспринятое оказывается обманом чувств. Даже в галлюцинации ее предмет, сообразно смыслу направленности галлюцинации как некоторого обманного восприятия,

S 21. Темпоральность и бытие

419

понят в своей наличной телесности. Восприятие как интенцио-нальное отношение, обладающее указанным смыслом направленности, есть особый модус настояния. Экстазис настоящего — это фундамент для специфически интенциональной /прансценден-ции восприятия наличного. Экстазису как таковому, отстранению, принадлежит некоторая горизонтальная схема, настоящему — презенция. В интенциональном восприятии только потому может заключаться понимание бытия, что временение экстазиса как такового, настояние как таковое, понимает то, что оно вовлекает в настоящее в своем горизонте, т. е. исходя из презенции, как присутствующее. Иначе говоря, в интенциональности восприятия может заключаться только один смысл направленности, поскольку направленность восприятия понимает себя из горизонта такого временного модуса, который делает возможным восприятие как таковое,— из горизонта презенции. Когда Кант говорит на этом основании, что существование, т. е. по-нашему — бытие-в-наличии, есть восприятие, то этот тезис — крайне сырой и вызывает массу недоразумений. И все же он указывает в правильном направлении, туда, где лежит проблема. Бытие есть восприятие, это означает теперь в нашей интерпретации, что бытие есть интенциональное отношение особого вида, т. е. настояние, т. е. экстазис в единстве временности со своей собственной схемой — презенцией. Бытие равняется восприятию,— это означает, если интерпретировать этот тезис феноменологически изначальным образом: бытие равняется присутствию, презенции. Заодно оказывается, что Кант вообще интерпретирует бытие и бытие-под-рукой в точности так же, как античная философия, для которой сущее — это InroKeiuevov, имеющее характер оиспа. Слово oüa'ia означало еще во времена Аристотеля в по-  449 вседневном, дофилософском значении не больше, не меньше, чем имение-имущество (Anwesen), а как философский термин — присутствие (Anwesenheit). Разумеется, греки так же, как и Кант, не имели ни малейшего понятия о том, что они интерпретируют бытие — в смысле наличного в его наличии — исходя из времени; они не понимали, из какой исконной взаимосвязи они исходили, интерпретируя бытие именно так. Они следовали, скорее, непосредственному влечению экзистирующего Dasein, которое соразмерно своему повседневному способу быть понимает сущее бли-

420

Проблема онтологической дифференции

жайшим образом как наличное, а бытие сущего — неявно — из темпоральности. Указание на то, что греки понимали бытие из настоящего, из презенции, служит подтверждением нашей интерпретации возможности понимания бытия, исходящей из времени. И хотя значение этого подтверждения трудно переоценить, это все же — не обоснование. Но заодно — это документ, подтверждающий, что в нашей собственной интерпретации мы только пытаемся воспроизвести проблемы античной философии, чтобы в этом воспроизведении радикализировать их посредством их самих.

Мы можем сделать для нас еще более отчетливым темпоральное содержание кантова тезиса — бытие равняется восприятию, разъяснив коротко его негативную половину: бытие не есть реальный предикат, т. е. оно не принадлежит res, вещному содержанию сущего. Бытие, наличие есть, по Канту, более того,— логический предикат. Он сказал как-то (это содержится в рукописном наследии, относящемся к метафизике): «Таким образом, все понятия суть предикаты; но они означают либо вещи, либо их полагание: первое — это реальный предикат, второе — только логический»⁷². Если выразить это темпорально, получится следующее: сущее как именно наличное обнаруживается в некотором настоянии, но само это настояние не позволяет встретиться с бытием наличного как таковым. И тем не менее, что означает бытие того [сущего], которому настояние дает выйти навстречу, становится понятным как раз только заодно с вовлечением подручного в настоящее [более того], это уже заранее понятно. То, что Кант называет «логический предикат», следует понимать только в некотором настоянии, поскольку соответствующему экстатическому наброску принадлежит презенция, и только отсюда можно почерпнуть «логический предикат» для предициро-вания. Кант говорит: «Кто отрицает существование (наличие некоторого сущего), устраняет вещь вместе со всеми ее предикатами. Существование (наличие) может быть именно логическим, но никогда — реальным предикатом вещи»⁷'. Отрицать существование, наличие сущего, т. е. высказывать не-наличие, означает говорить: А не есть в наличии. Это отрицание бытия-в-наличии

"Акад. изд. Т. XVII (Т. IV). № 4017. " Там же.

21. Темпоральность и бытие

421

Кант называет устранением сущего вместе с его предикатами. Но тогда — можно было бы сказать в дополнение — верно и обратное высказывание: А есть в наличии — не устранение, не removere, но admovere. Но admovere означает «придвигать(ся)», «сближаться», «приближать к себе», «выводить навстречу», вовлекать в настоящее сущее как таковое. Добавление «как таковое» означает: сущее, взятое в нем самом, не в смысле некоторого отношения с иным, не в смысле отношений, которые имеются в его собственном вещном содержании, но сущее в себе, не относительно, т. е. абсолютно в нем самом. Поэтому Кант определяет бытие-в-наличии как абсолютное полагание. Полагание, «позицию», опять же следует интерпретировать здесь так же, как [мы интерпретировали] восприятие: не акт полагания и не положенное, но и не положенность; бытие есть то, что в полагании как позволении чему-то стоять в себе самом, в полагании как определенном интенциональном отношении в согласии с его смыслом направленности уже понято: это для веши — быть-в-се-бя-поставленной вместе со всеми своими предикатами, т. е. ее присутствие, определенное из себя самого. Только из темпоральной интерпретации положение Канта, поначалу сбивающее с толку, приобретает содержание, которое можно осмыслить и ко-  451 торое неокантианцы истолковали в корне неверно. Кант, разумеется, понимал свое утверждение — бытие равняется полага-нию — не в том смысле, что-де субъект из себя самого впервые сотворяет некую вещь и приводит ее к бытию. «Бытие равняется полаганию» он, пожалуй, понимал именно так, как мы это интерпретируем, хотя у него не было возможности эксплицитно выразить это понимание в понятии, поскольку у него отсутствовали средства для изначальной интерпретации. Бытие в качестве так называемого логического предиката латентно уже лежит в основе всех реальных предикатов. Именно благодаря тому, что Кант проблему бытия истинно по-гречески (Хоуо?) основывает на [логосе-] предложении-положении (Satz), он должен был с необходимостью проглядеть некоторые существенные различия, а это значит — взаимосвязи. Реальная и логическая предикации различаются не только в силу содержания предикатов, но первично в силу понимания, для которого соответствующее высказывание как истолкование понятого служит способом выра-

422

Проблема онтологической дифференции

жения. У Канта остается темным феноменологически решающее: в высказывании существования, бытия-в-наличии всегда подразумевается именно сущее, но при этом понимающий взгляд как таковой, тем не менее, направлен не на сущее, чтобы задним числом позаимствовать у него бытие как логический предикат. Понимающий взгляд в высказывании бытия направлен на нечто иное, что уже понято в обиходе с сущим и в подходе к сущему. На языке темпоральности это можно выразить так: настояние — вовлечение чего-то в настоящее — как таковое вступает в отношение с сущим, а это означает, что как экстазис оно позволяет тому, чему оно открыто, выйти навстречу в свете, в просвете его (настояния) [собственного] горизонта, что и может быть высказано в самом настоянии. Поскольку мы остановились на высказывании бытия наличного: «А есть», а наличие — не реальное определение наличного, у нас остается возможность от реального отношения обратиться к субъекту. Но и это не приводит к успеху, и именно потому, что бытие означает презенцию, а она образует не что иное, как экстатический горизонт, который Dasein как временное уже понимает, причем именно в экстази-452 се, _в отстранении, стало быть никоим образом не в рефлексии, направленной на субъект. Поэтому по поводу предложенной Кантом интерпретации бытия как логического предиката возникает вопрос, законно ли здесь обозначение «логический». Но то, почему Кант называет бытие логическим предикатом, находится в связи с его онтологической, т. е. трансцендентальной постановкой вопроса и приводит нас к необходимости основательно с ней соотнестись, чем мы и будем заниматься в следующем семестре в связи с интерпретацией «Критики чистого разума». В связи с темпоральной интерпретацией бытия наличного из презенции в сравнении с предложенной Кантом интерпретацией бытия как полагания, должно стать ясно, как феноменологическая интерпретация впервые дает возможность открыть путь к пониманию проблемы Канта и ее решению в позитивном смысле, но это значит поставить проблему Канта на феноменологическую почву.

В какой мере наш способ действовать в предшествующих исследованиях был феноменологическим, и что здесь означает «феноменологический», мы до сих пор не обсуждали. Это долж-

' 22. Бытие и сущее. Онтологическая дифференция

423

но произойти в связи с тем, что будет изложено в следующем параграфе.