§ 19. Время и временность

353

правлению к своей сбывшейся способности быть, как бывшее— к своему бывшему, как вовлекающее в настоящее — к другому сущему. Временность как единство будущего, бывшего и настоящего смещает Dasein [, и это происходит] не время от времени или от случая к случаю, но она сама как временность есть исходное «вне-себя», ёкатапкбу. Мы обозначаем этот характер отстранения терминологически, говоря об экстатическом характере времени. Время смещено не задним числом и не случайно, но будущее как «по-направленига-к» смещено в самом себе, т. е. экстатично. И то же самое верно для бывшего и настоящего. Поэтому мы называем будущее, бывшее и настоящее тремя экстазиса-ми временности, которые равноисходно взаимно принадлежат друг другу.

Дело заключается в том, чтобы точнее усмотреть этот экстатический характер времени. В конкретном представлении произвольных феноменов эту взаимосвязь можно углядеть, только если для этого имеется определенное руководство. Обозначение «экстатический» не имеет никакого отношения к экстатическим состояниям и тому подобному. Расхожее греческое выражение ёкотсткоу означает выступание-из-себя. Между ним и термином «экзистенция» есть определенная зависимость". Говоря об экстатическом характере, мы интерпретируем экзистенцию, которая, если рассматривать ее онтологически, есть исходное единство подступающего к себе, возвращающегося к себе, вовлекающего в настоящее и настаивающего на настоящем бытия вне себя. Экстатически определенная временность есть условие бытийного устроения Dasein.

" Латинское existentia или ex-sistentia происходит от глагола ex-sisto — «вы-сту-паю», sisto - означает «ставлю» и связано с глаголом sto - «стою». Приблизительно так же устроено греческое ёк-атсхт? - «смешение», «отход в сторону» (Хайдеггер говорит: «Entrückung»), «ис-ступленне» и т. д. Хтаоц - «стояние, покой», отглагольное существительное, восходящее к '{отщл — «ставлю». Греческое с^-штпщ означает «смещаю», «вывожу», «отклоняюсь» и т. д. В контексте обсуждения исходной временности я передаю термин Хайдеггера «Exstase», как «экстазис» (сохраняя окончание греческого именительного падежа), а не. как это принято, «экстаз», и склоняю «экстазис» как существительное мужского рода, подобно тому как склоняют «гомеостазис», «тезис», «базис» и так далее. Хайдсггеров немецкий эквивалент греческого Ьс-отаок; - «Entrückung» - переведено «отстранение».— Примеч. переводчики.

354

Проблема онтологической дифференции

Исходное время есть в самом себе — и это суть его времене-ния"' — вне себя. Время и есть само это «вне-себя», т. е. оно не нечто такое, что поначалу имелось в наличии как некая вещь, а потом стало вне себя, оставив себя позади себя. Напротив, исходное время есть в себе самом не что иное, как «вне-себя» просто и непосредственно. Поскольку эта экстатическая черта характеризует временность как таковую, в сущности каждого экстазиса, который временит себя лишь в единстве с другими, заключено отстранение к..., по направлению к чему-то в некоторое формальном смысле. Каждое отстранение в себе распахнуто. Экстазису принадлежит своеобразная распахнутость, которая дана наряду с «вне-себя». То, в направлении чего каждый экстазис определенным образом распахнут, мы обозначаем как горизонт этого экстазиса. Горизонт — это распахнутая ширь, в направлении которой отстранение как таковое есть вне себя. Отстранение распахивает этот горизонт и держит его распахнутым. Как экстатическое единство будущего, бывшего и настоящего временность имеет горизонт, определенный посредством экстазисов. Временность как исходное единство будущего, бывшего и настоящего в самой себе экстатически-горизонтальна. «Горизонтальна» означает: «характеризуется с помощью данного наряду с самим экстазисом горизонта». Экстатически-горизонтальная временность не только делает возможным бытийное устроение Dasein, но и служит возможностью временения того времени, которое только и знает расхожее понимание и которое мы общепринятым образом описываем как необратимую последовательность «теперь».

Мы не будем сейчас входить в подробности взаимосвязи ин-тенциональности и экстатически-горизонтальной временности.

379

" Так я передаю термин Zeitigung, что в обычном словоупотреблении означает «созревание», «проявление», «обнаружение» и т. п. Глагол «zeitigen» как термин хайдеггеровой онтологии означает «временить» в смысле порождать время или временность. Поскольку у временности уже нет предшествующей ей инстанции порождения, то временность сама себя временит, временит-ся. В переводе я употребляю «временить» как переходный глагол: «временить время». В привычном словоупотреблении «zeitigen» (переходный глагол) означает «дать созреть, вызреть чему-либо» (и в этом смысле «временить», «повременить»), «выдержать», «дать вы-явиться, проявиться» = «проявить». Как непереходный глагол «zeitigen» означает «созревать». — Примеч. переводчика.

355

Интенциональность — направленность на что-то и заключенная в ней взаимопринадлежность intentio и intentum — которая в феноменологии повсеместно считается предельным пра-феноме-ном, имеет в качестве условия своей возможности временность и ее экстатически-горизонтальный характер. Dasein лишь потому интенционально, что оно определено в своей сущности через временность. Точно так же с временностью связано и другое сущностное определение Dasein, состоящее в том, что оно в себе  -''^ самом трансцендирует. В какой мере эти две характеристики — Интенциональность и трансцендентность — связаны с временностью, станет нам вскоре ясно. Заодно мы поймем, в какой мере онтология, поскольку она тематизирует бытие, представляет собой трансцендентальную науку. Прежде всего, поскольку мы, собственно, пока не истолковали время, исходя из Dasein, нам нужно ближе познакомиться с этим феноменом.

5) Происхождение структурных моментов «теперь»-време-ни из экстатически-горизонтальной временности. Способ бытия падения как основа для сокрытия исходного времени

Восприятие времени как последовательности теперь не ведает о происхождении этого времени из исходного времени и упускает из виду все существенные моменты, которые присущи последовательности «теперь» как таковой. Время в своей расхожей понятности представляет собой свободнопарящую последовательность «теперь». Эта последовательность попросту — налицо, нужно только признать ее данность. Теперь, после того как мы охарактеризовали временность, правда, пока еще достаточно сыро, возникает вопрос, можем ли мы эксплицитно вывести последовательность «теперь», имея в виду ее существенные моменты — значимость, приуроченность, протяженность,— из исходного времени. Если время как последовательность «теперь» временит себя из исходной временности, то эти структуры должны стать онтологически понятными на основании экстатически-горизонтального устроения временности. Более того, если временность, в которой время Бременится как последовательность «теперь», составляет бытийное устроение Dasein и при этом фак-  380 тичное Dasein знает и проживает в опыте лишь расхожим обра-

356

Проблема онтологической дифферениии

зом понятое время, то временность Dasein должна позволить разъяснить, почему фактичное Dasein ближайшим образом знает время только как последовательность «теперь», и далее, почему в расхожей понятности времени такие его существенные структурные моменты, как значимость, приуроченность, протяженность и публичность упускают из виду и понимают неадекватно. Если в самом деле возможно, если более того — необходимо, показать, что время, так как его знают все и каждый, возникает из чего-то иного, характеризуемого нами как временность, то тогда обозначение истока происхождения расхожего времени, как исходного времени, становится оправданным. Ведь можно было бы спросить: почему, собственно, мы все еще называем временем единство будущего, бывшего и настоящего в этом исходном смысле? Не есть ли это нечто иное? На этот вопрос следует ответить отрицательно, коль скоро мы видим, что «теперь», «потом» и «тогда» суть не что иное, как временность, которая себя выговаривает. Только поэтому «теперь» есть черта времени, только поэтому «потом» и «тогда» причастны времени (sind zeithaft).

Теперь вопрос звучит так: в какой мере время, понятое расхожим образом, имеет основание в самой временности — в какой мере время в расхожем смысле проистекает из временности или, спросим точнее,— в какой мере сама временность временит время, которое только и ведомо обыденному рассудку? Каждое «теперь» есть в соответствии со своей сутью «теперь-вот». На основании этого отношения приуроченности оно относится к некоторому сущему, исходя из которого и датируется. Эта черта «теперь», быть неким «теперь-вот-то-то-и-то-то», т. е. отношение приуроченности, возможно лишь потому, что «теперь» как определение времени экстатически-распахнуто, т. е. проистекает из временности. «Теперь» принадлежит определенному экстази-су — настоянию как вовлечению чего-то в настоящее. Вовлекая то или иное сущее в настоящее, настояние в себе самом экстатически соотносится с чем-то. Поскольку оно выговаривает себя как экстатически соотносящееся, поскольку в этом самовыгова-381 ривании оно сказывает «теперь» и подразумевает под этим «теперь» настоящее, само это экстатически-горизонтальное, т. е. в самом себе экстатическое «теперь», соотнесено с... Это значит: каждое «теперь» есть (в качестве «теперь») «теперь-вот то-то и

19. Время и временность

357

то-то». Вовлечение сущего в настоящее позволяет встретиться с ним так, что когда настояние, выговаривая себя, говорит: «теперь», то это «теперь» в силу экстатического характера настояния должно иметь черты настоящего: «теперь-вот то-то и то-то». Соответственно, каждое «тогда» есть «тогда, когда», и каждое «потом» есть «потом, когда». Поскольку я сказываю «теперь» и выговариваю его в некотором настоянии и в качестве такового настояния, сущее, вовлекаемое в настоящее, выходит навстречу как то самое, к чему приурочено выговариваемое «теперь». Поскольку мы всякий раз высказываем «теперь» в некотором вовлечении сущего в настоящее, т. е. исходя из настояния, так сказанное «теперь» само в соответствии со своей структурой вовлекает в настоящее. «Теперь» несет в себе отношение приуроченности, хотя при этом то, к чему оно фактически приурочено, всякий раз разное. «Теперь» и любое другое определение времени обладает соответствующим отношением приуроченности в силу экстатического характера самой временности. То обстоятельство, что «теперь» означает всякий раз «теперь-вот то-то и то-то», что всякое «тогда» представляет собой «тогда, когда», а всякое «потом» — «потом, когда», выявляет только одно: время как временность, как настояние, удержание и ожидание, позволяет встретиться с сущим как уже открытым. Иными словами, расхожим образом понятое время, «теперь», как оно видится в своей приуроченности, есть лишь знак исходной временности.

Каждое «теперь» и каждое определение времени — протяженно, имеет некое протяжение. Это протяжение переменно и отнюдь не образуется только в результате суммирования единичных и не имеющих [внутреннего] измерения (dimensionslos) «те-перь»-точек. «Теперь» получает некоторое внутреннее пространство и объем не в силу того, что я складываю многие «теперь», но наоборот, каждое «теперь» изначально уже имеет в себе такую протяженность. Даже если я сведу «теперь» к миллионной доле секунды, оно все еще имеет протяжение: ведь «теперь» уже обладает протяжением по своей сути; оно не приобретает протяжение в результате суммирования и не теряет в результате дробления. «Теперь» и всякое определение времени имеет в себе самом 382 некоторую протяженность. И основание этого снова в том, что «теперь» есть не что иное, как «изречение» самой исходной вре-

358

Проблема онтологической дифференции

менности сообразно ее экстатическому характеру. В каждом сказанном «теперь» заодно сказана протяженность, так как в «теперь» и остальных определениях времени выговаривает себя настояние, которое временит себя в экстатическом единстве — вместе с ожиданием и удержанием. В экстатическом характере временности уже заключена исходно некая простертость, которая привходит в выговариваемое время. Поскольку каждое ожидание имеет характер «по-направлению-к-себе», а каждое удержание — характер «назад-к», пусть даже в модусе забвения, и при этом каждое «по-направлению-к-себе» есть в себе самом «назад-к», временность, будучи экстатической, в самой себе простерта. Временность как первичное «вне себя» есть сама простертость. Протяженность возникает не в результате того, что я сдвигаю вместе отдельные моменты времени, но наоборот, черты непрерывности и протяженности, которыми обладает расхожим образом понятое время, имеют своим истоком исходную простертость самой временности как экстатической.

«Теперь» и всякое выговоренное определение времени общедоступно в бытии-друг-с-другом для понимания каждого. Также и этот момент публичности имеет основание в экстатически-горизонтальном характере временности. Поскольку временность в себе есть «вне себя», она как таковая уже разомкнута в самой себе и для самой себя распахнута в направлении своих трех экстази-сов. Поэтому всякое сказанное, всякое выговоренное «теперь» непосредственно как таковое ведомо каждому. «Теперь» не есть некая вещь, которую может отыскать только кто-то один, а другой — нет, не что-то такое, о чем один, возможно, знает, а другой не знает. Напротив, в бытии самого Dasein с другими, т. е. в совместном бытии-в-мире, заключено уже единство самой временности как некоторой для самой себя публично распахнутой. 383 Время в его повседневной понятности мы назвали, в силу его значимости, мировым временем. Мы уже разъясняли раньше, что основное бытийное устроение Dasein есть бытие-в-мире, и именно так, что для экзистирующего Dasein в его экзистенции речь идет об этом бытии, а это означает заодно — о бытии-в-мире. Для Dasein речь идет о его семой собственной способности быть. Или, как мы еще говорим, Dasein радеет всякий раз о самом себе. Если оно как настояние выговаривает себя в «теперь»,

19. Время и временность

359

как ожидание — в «потом», и как удержание — в «тогда», если в этих определениях времени выговаривает себя временность, то выговариваемое время есть здесь еще и то, о чем Dasein радеет, то, ради чего оно само есть. В самовыговаривании временности выговоренное время понято как имеющее характер «ради» и «для-того-чтобы». Выговоренное время в самом себе имеет мировой характер, что можно обосновать также, приняв в расчет другие сложные взаимосвязи, в которые мы сейчас не вдаемся. Поскольку Dasein радеет о самом себе, и при этом в «теперь» выговаривается временность Dasein, выговоренное время есть всегда нечто такое, о чем для самого Dasein идет дело, т. е. время есть всегда подходящее время или [,наоборот,] не-время.

Из разъяснений структурных моментов [времени —] значимости, приуроченности, протяженности и публичности — мы увидели, что основные определения расхожим образом понятого времени проистекают из экстатически-горизонтального единства ожидания, удержания и настояния и как это происходит. То, что мы обыкновенно знаем как время, в отношении своих временных черт происходит из экстатически-горизонтальной временности, следовательно, то, откуда происходит производное время, следует называть временем в первичном смысле: это время, которое временит себя и как таковое временит мировое время. Поскольку исходное время как временность делает возможным бытийное устроение Dasein, и это сущее (Dasein) есть таким образом, что оно себя временит, именно это сущее, относящееся к бытийному роду экзистирующего Dasein, должно быть исходно и соразмерно [с его сутью] названо временным сущим как таковым. Теперь становится ясно, почему мы не называем некое сущее вроде камня, которое движется во времени или во времени покоится, временным. Бытие такого сущего не определено через временность. Dasein же не только и не столько внутривре-менно, оно не случается и не наличествует в некотором мире, но оно с самого начала в себе самом временно. Впрочем, в определенном смысле оно также есть во времени, поскольку в определенном отношении его можно рассматривать как имеющееся в наличии.

После того как мы вывели черты расхожего времени из исходной временности и, тем самым, явно указали, почему мы с

360

Проблема онтологической дифференции

большим правом должны называть временем сам исток, а не то, что из него проистекает, пришло время спросить: как случилось так, что время в своей расхожей понятности ведомо только как необратимая последовательность «теперь», как случилось, что такие существенные черты последовательности «теперь», как значимость и приуроченность, здесь остаются скрытыми и что структурные моменты протяженности и значимости оказываются, в конечном итоге, непонятыми, так что время воспринимается как некое многообразие голых «теперь», которые не имеют никакой дальнейшей структуры, но всегда суть только «теперь», причем одно следует за другим из будущего в прошлое в бесконечном последовании. Сокрытие специфических структурных моментов мирового времени, сокрытие их происхождения из временности, сокрытие ее самой имеет основание в присущем Dasein способе быть, который мы именуем падением (Verfallen). Не входя в подробности этого феномена, мы укажем на некоторые его черты, исходя из того, что мы уже многократно так или иначе затрагивали. Мы видели, что Dasein ближайшим образом всегда ориентировано на сущее в смысле имеющегося в наличии, так что оно и свое собственное бытие определяет из способа быть, присущего сущему-в-наличии. Оно также именует Я, субъект, вещью — res, а также — substantia, subjectum. То, что обнаруживается здесь в теоретической области развитой онтологии, представляет собой некоторое общее определение самого Dasein — тенденцию первично понимать себя, исходя из вещей, и черпать понятие бытия из наличного [сущего]. Для расхожего опыта обнаруживается следующее: сущее встречается во времени. Аристотель говорит: время есть Kivr\aeü<; ti, нечто, относящееся к движению. И это означает, что время некоторым образом есть. Если расхожему пониманию времени известно бытие только как бытие-в-наличии, время, в той мере, в какой оно наряду с движением есть вот-здесь как общедоступное в своей публичности, необходимо предстает как нечто наличное. Поскольку время встречается Dasein, оно (время) само истолковывается как нечто каким-то образом имеющееся в наличии, тем более, что выявляется оно в определенной взаимосвязи именно с наличной природой. Время некоторым образом со-налинествует, будь то в объектах, или в субъекте, или повсеместно. Время, которое ведо-