§ 19. Время и временность

31

жет, некоторых мест у Августина и Канта, но и они, тем не менее, в основном придерживались аристотелева понятия времени.

ß) Истолкование аристотелева понятия времени

После этого обзора аристотелева трактата о времени мы попытаемся достичь более точного его понимания. При этом мы не станем строго придерживаться текста, но, скорее, попытаемся в некотором свободном разборе, а иногда и в интерпретации, идущей дальше [собственного содержания трактата), ближе познакомиться с проблемой, как ее видит Аристотель. Мы исходим при этом из уже приведенной дефиниции времени: тоСто ydp eoriv 6 xpövos\ äpiSu-ö? KivficreüJS' ката то ттротероу ка1 üorepov¹⁴. Вот что есть время: нечто, исчисляемое в движении, выходящем навстречу в горизонте более раннего и более позднего (т. е. когда внимание обращено на «до» и «после»). Поначалу хочется сказать, что, благодаря такому определению, феномен, вместо того, чтобы стать более доступным, становится, скорее, более непроницаемым. В этой дефиниции заключено, в первую очередь, следующее: время есть нечто такое, что мы находим в движении, т. е. в некотором движущемся как приведенном в движение оите к'илроч? out' ävev KLyf)aeios'^l\ Возьмем простой пример. Указка в вертикальном положении движется по доске слева направо. Мы можем с тем же успехом позволить ей совершать вращательное движение, так что ее нижний конец представляет собой центр вращения. Время есть нечто, относящееся к движению и в движении себя показывающее. Если мы представим себе, как движется или вращается наша указка, то можно спросить: где здесь время, если оно должно относиться к движению? Ведь оно — не свойство указки, не нечто телесное, или обладающее тяжестью, или твердое, оно не есть нечто такое, что относится к протяженности или непрерывности (auvex^?) ^как таковой, оно [вообще] не есть нечто, оно — не составная часть многообразия точек

¹⁴ Phys.b. ll,219b l f.

" Там же, 219 а 1. [Хайдеггер вновь приводит слова Аристотеля: «Так что ясно, что время не есть движение, но оно не есть (его нет) и без движения». Добавление: «в некотором движущемся как приведенном в движение (an einem Sichbewegenden als Bewegtem)» подчеркивает то важное обстоятельство, что в счете времени нам неважно, что именно движется, важно, что оно движется. — Примеч. переводчика.}

312

Проблема онтологической дифферениии

указки, если мы мыслим указку как линию. Впрочем, Аристотель и не говорит, что время есть нечто относящееся к движущейся вещи как таковой, но к ее движению. Но что такое движение указки? Мы говорим: изменение места, т. е. переход из одного положения в другое, будь то простой сдвиг или продолжающееся перемещение из одной точки в другую. Время есть нечто, относящееся кдвижению, а не к движущемуся. Когда мы следим за движением указки, будь то вращение или какое-то иное движение, обнаруживаем ли мы в самом этом перемещении время? Если мы остановим движение, то время,— говорим мы,— все равно идет. Оно идет, пока движение стоит. Так что время не есть

Ю                                                                                                                                                                 т-,

движение, и само движение указки не есть время. Впрочем, и Аристотель не говорит что время естыашр!.?, но кил^аеы? tl, нечто, относящееся к движению. Но как? Движение есть в нашем примере переход указки из одного положения к другому. Движущееся как движущееся всякий раз находится в некотором положении. Есть ли время в этом положении или, может быть, оно даже сами эти положения? Разумеется, нет: ведь если движущееся в своем движении пробегает различные положения, сами они как таковые все еще имеются в наличии как определенные места. Но время, когда указка находилась в таком-то положении, уже прошло. Место остается, время проходит. Но тогда где и каким образом время — в движении, примыкает к движению (аи der Bewegung)? Мы говорим: в ходе движения движущееся находится в определенное время в определенном месте. Движение есть во времени, оно внутривременно. Не есть ли тогда время нечто вроде футляра, в который вложено движение? Но поскольку время всегда обнаруживается в движении, этот футляр должен быть чем-то таким, что движение как таковое всегда несет на себе, как улитка несет на себе свой дом. Но если указка покоится, спросим мы вновь, где же тогда время? Неужели в покоящемся мы не находим ничего, относящегося ко времени? Или все же находим? Мы говорим: указка временно или на время оставалась в покое. Мы можем сколько угодно оглядываться на движущееся или на само движение как изменение места, но мы никогда не найдем здесь времени, если будем держаться того, о чем говорит Аристотель.

,«У /9. Время и временность

313

Конечно, не найдем, должны мы возразить сами себе. Ведь Аристотель не просто говорит нечто неопределенное: время есть нечто, относящееся к движению, но он говорит точнее: äpi9|iö? Kivfiaeio?, число движения или, как он формулирует это в одном месте: oük dpa к'илрсл.? о xpövo? dXX' fj dpiO|iöi' ex^el Л Kivriais-¹", время не есть само движение, но [время есть] поскольку движение имеет число. Время есть некоторое число. Каким образом время должно быть числом? Выражение «число» (äpi0uo<;) нужно понимать здесь, на этом явно настаивает сам Аристотель, в смысле dpiO^Loi)|i£vov. Время есть число не в смысле числа как та-кового, числа исчисляющего, оно есть число в смысле исчисляемого. Время как число движения есть исчисляемое в движении. Проделаем один опыт. Что я моту считать в движении указки? Разумеется, поскольку движение представляет собой изменение места, я могу считать отдельные места. Но сколько бы я ни подсчитывал эти места, их сумма никогда не даст мне времени. Она составит пройденное указкой расстояние, часть пространства, но не время. Исчислять и численно определять мы можем скорость перехода указки от одного места к другому. Что есть скорость? Возьмем понятие скорости в физике с = s : t, так что скорость представляет собой пройденный путь, деленный на затраченное время. Из этой формулы предельно ясно, что в понятии скорости уже спрятано время, поскольку движение требует времени. Но тем самым вовсе не разъяснено, что есть само время. Мы не приблизились ко времени ни на шаг. Что означает, что указка обладает некоторой скоростью? Это означает, кроме всего прочего, вот что: она движется во времени. Движение протекает во времени. Не загадка ли, что каждое движение требует времени, но все-таки времени не становится от этого меньше. Вообразим себе 1000 определенных движений между 10 и 11 часами. А теперь вообразим себе 100 000 движений, происходящих в то же время. Для всех этих движений требуется указанное время. Станет ли его меньше во втором случае, когда оно требуется большему числу движений, или оно останется ровно таким же по величине? Если время затрачивается на движение, растрачивается ли оно тем самым вообще? Если нет, то оно, очевидно, не зависит от

"Там же, 219ЬЗГ.

314

Проблема онтологической дифференции

движения. И все же оно должно быть чем-то исчисляемым в движении. Что время есть нечто, исчисляемое в движении, представляется голым утверждением Аристотеля. Даже если мы пойдем так далеко, что будем маркировать изменение положений стержня с помощью счета, так что для каждого положения будет предусмотрено определенное число и тем самым во всяком переходе движущегося от места к месту непосредственно обнаружит-340 ся нечто исчисляемое, все равно во всем этом мы не откроем времени. Или откроем? Я извлекаю свои часы из кармана, слежу за изменением положения секундной стрелки и отсчитываю одну, две, три секунды, потом — минуты. Эта торопливая стрелка указывает мне время, поэтому она и называется [по-немецки] Zeiger (стрелка, букв. — «указатель»). Я отсчитываю в движении стрелки время. Где же оно? Может быть, внутри часового механизма, так что, засунув часы обратно, я положу время в свой жилетный карман? Вы ответите — конечно, нет. Но вопрос остается, где же тогда время? Ведь неопровержимо установлено, что мы отсчитываем время с помощью часов. Часы говорят мне, сколько сейчас времени, так что с их помощью я некоторым образом обнаруживаю время.

Мы видим, что Аристотель не так уж неправ, когда он говорит: время есть нечто, исчисляемое в движении. В качестве подтверждения мы даже не нуждаемся в столь изощренной вещи, как современные карманные часы. Когда человек в своем естественном и повседневном бытии (Dasein) следит за движением Солнца и говорит: «Наступил полдень, наступил вечер»,— он устанавливает время. Так что время оказывается вдруг на солнце или на небесах и больше не в жилетном кармане. Ну, и как же застать это чудище у себя дома? Как вообще получается, что мы должны находить время повсюду, где нам приходится следить за движением. Как получается, что мы находим время в движении и что, напротив, его больше нет в наличии там, где движущееся останавливается. На что мы обращаем внимание, на какой горизонт глядим, когда — не будем отступать от нашего простого примера — на закате солнца говорим: «Наступает вечер», и тем самым определяем время суток. Глядим ли мы на окоем местности, на запад, или же встреча с движущимся, в нашем случае — с солнцем, происходит внутри некоторого другого горизонта?

19. Время и временность

315

Дефиниция времени, данная Аристотелем, настолько гениальна, что она уже фиксирует тот горизонт, в пределах которого мы, говоря об исчисляемом в движении, не должны найти ничего иного, кроме времени. Аристотель говорит: ар^цо? кил^стеи? ката то ттрбтероу ка! иатероу. Мы переводим: Время есть нечто, исчисляемое в движении, с которым мы встречаемся, когда принимаем во внимание «до» и «после», в горизонте более раннего и более позднего'¹. Время есть не просто нечто, исчисляемое в движении, но нечто, исчисляемое в движении, поскольку движение находится в поле внимания, направленного на «до» и «после», когда мы следим за ним как за движением. Искомый горизонт есть горизонт более раннего и более позднего. Протероу и иатерои переводится как «раньше» и «позже», но также — как «до» и «после». Первое определение — ттротероу и штероу, взятые как «раньше» и «позже», кажется невозможным. «Раньше» и «позже» суть определения времени. Аристотель говорит: время есть нечто, исчисляемое в движении, встречающемся в горизонте времени («раньше» и «позже»). Но ведь это означает: время есть нечто, что встречается в горизонте времени. Время есть исчисляемое время. Когда я говорю, что время есть то в движении, что показывает себя, когда я слежу за ним как за движением в горизонте его «раньше» и «позже», дефиниция времени превращается, как кажется, в пустую тавтологию: время есть «раньше» и «позже», т. е. время есть время. Стоит ли возиться с определением, у которого как бы на лбу написана грубейшая логическая ошибка? И все же мы не должны цепляться за слова. Конечно, «раньше» и «позже» суть феномены времени. Но остается вопрос — действительно ли то, что они подразумевают, совпадает с тем, что подразумевается в субъекте определения: время есть время. Возможно, второе слово «время» говорит нечто иное и более исходное по сравнению с тем, что Аристотель имеет в виду в самом определении времени. Возможно, аристотелево определение времени вовсе не тавтология, просто оно изменяет внутренней взаимосвязи аристотелева феномена времени, т. е. расхожим образом понятого времени, ради более исходного времени, которое мы называ-

«Die Zeit ist ein Gezähltes an der für Hinblick auf das Vor und Nach, im Horizont des Früher und Später, begegnenden Bewegung».

316

Проблема онтологическое/ дифференции

ем временностью. Время, как говорит Аристотель в своем толковании, может быть истолковано, если его само понимают, исходя из времени, т. е. — из исходного времени. И стало быть, нет необ-/- ходимости переводить ттрбтеро!' и иатероу в аристотелевом определении времени через безразличные «до» и «после», гак что при этом скрадывается их временной характер (хотя, конечно, и это содержательно оправдано), дабы избежать видимости, будто Аристотель определяет время, исходя из времени. Если мало-мальски понимать сущность времени, то аристотелеву интерпретацию и дефиницию времени следует интерпретировать так, что в ней принятое в качестве времени истолковывается, исходя из времени.

Тот, кто хоть раз увидел эти взаимосвязи, должен как раз требовать, чтобы в определении времени вышло на свет происхождение расхожим образом понятого времени, т. е. такого времени, с которым мы сталкиваемся ближайшим образом, из временности. Ведь его происхождение принадлежит его сущности и тем самым требует своего выражения в определении сущности.

Если даже оставить в определении времени [термины] «раньше» и «позже», тем самым вовсе еще не показано, в какой мере аристотелево определение затрагивает время, т. е. в какой мере исчисляемое в движении есть время. Что это означает — исчисляемое в движении, встреченном в горизонте более раннего и более позднего? Время должно быть чем-то, встречающим движение в определенным образом направленном счете. Присущее такому счету определенное направление взгляда дает о себе знать с помощью ката то ттротероу и иатероу. Что имеется при этом в виду, обнаружится, если мы поймем ттротерои и uarepov поначалу как «до» и «после», а потом покажем посредством интерпретации, что при этом имеет в виду Аристотель, так что пере вод ттрбтероь¹ и üarepov как «раньше» и «позже» будет оправдан.

Время должно быть чем-то исчисляемым в движении, при этом — таким исчисляемым, которое кажет себя нам во взгляде натгротброу и иатероу. Что при этом имеется в виду, и каким образом во взгляде на «до» и «после» мы проживаем опыт чего-то такого, что называется временем, нам и предстоит разъяснить. Время ecTbKivfiaeco? ti, нечто, что встречается в движении. Движению вообще, Kivriais- или |j.£TaßoXf), принадлежит Kivoij|j.evov

<!> 19. Время и временность

317

Ki                 движущееся движется, находится в движении. Наибо-   .

лее общий характер движения — цетсфоХг), т. е. перемена или переход от чего-то к чему-то¹". Простейшая форма движения или перехода, чаще всего привлекаемая Аристотелем для анализа движения, это фора, переход от одного места (тотго?) к другому, перемена места, перемещение. Это то движение, которое мы знаем из физики. В таком движении K\.vov\i€vo\> (движущееся) есть не что иное, какфербце^оу — переносимое из одного места в другое. Другая форма движения это, к примеру, äXXolwai?, ста-новление-иным в том смысле, что одно качество изменяется в другое, один определенный цвет — в другой; при этом также совершается некоторый переход ёк tlvos- ei? ti, от чего-то к чему-то. Но это «от чего-то к чему-то» не имеет смысла перехода от одного места к другому. Перемена цвета может происходить на том же самом месте. Сравнение с dXXoiuais¹ показывает, что это «от чего-то к чему-то» вовсе не обязательно понимать в пространственном смысле. Мы называем эту структуру движения его измерением (Dimension) и берем понятие измерения в некотором совершенно формальном смысле, для которого характер пространственности не является существенным. Измерение означает протяжение, причем протяженность (в длину, ширину, высоту) в смысле пространственного измерения представляет собой модификацию протяжения. Соотносясь с определением ек  tlvos ei? ti, следует совершенно освободиться от пространственных представлений, что и проделал Аристотель. Увидеть это важно, поскольку в связи с этим определением в новейшее время, и прежде всего Бергсоном, аристотелево понятие времени было истолковано неправильно, именно в той мере, в какой Бергсон заранее истолковывает этот принадлежащий времени характер из-мерения, соотнося его с движением, как пространственную протяженность.

Протяжению принадлежит одновременно и определение, выраженное термином awexf s\ в-себе-сплоченность, continuum, непрерывность. Этот характер измерения Аристотель обозначает какцеуеоо?. Протяженность или величина имеют исходно не пространственный характер, но характер протяжения. В понятии и

" Ср. Phys. Г 1-3, а также Е.

Проблема онтологической дифференции

сущности «от чего-то к чему-то» не заключено никакого разрыва (разлома, Bruch), это — сомкнутая в себе простертость. Когда мы схватываем движение в некотором движущемся, наряду с этим с необходимостью схватывается auvexes¹, непрерывность, а в ней самой ёк tlvos ei? ti, измерение в исходном смысле, простертость (протяженность). В случае изменения места протяженность относится к месту или пространству. Аристотель выражает это положение вещей в обратной последовательности, когда говорит: (жоХоиОеГ ты це-уёОа t) k(vt)<jis''', движение следует за размерностью (протяженностью) или сопровождает размерность (протяженность). Это предложение нельзя понимать оптически, его нужно понять онтологически. Оно не означает, что из протяжения или непрерывности оптически проистекает движение, что измерение имеет движение своим следствием. То обстоятельство, что движение следует за непрерывностью или измерением, означает, что движению как таковому предшествует согласно его сущности размерность (Dimensionalität) и наряду с ней непрерывность. Протяженность и непрерывность уже заключены в движении. Они суть более раннее в смысле априорных условий самого движения. Где естьдвижение, там уже apriori наряду с ним мыслятся цёуебо? и owex^s (awextta). Это, однако, не означает, что движение тождественно протяженности (пространству) и непрерывности; сказанное явствует уже из того, что не всякое движение есть перемещение, пространственное движение, хотя всякое движение определяется через ёк пуо? ei? tl. Протяженность имеет здесь некий иной смысл по сравнению со специфически пространственной размерностью. Движение следует за непрерывностью, а эта последняя — за протяженностью. Глагол акоХоибеГ выражает отношение априорной 345 фундированности движения в непрерывности и протяженности. Аристотель и в других исследованиях употребляет термин ckoXou6eiv в этом онтологическом значении. Поскольку время есть ки^стеы? tl, нечто, относящееся к движению, это означает, что наряду с временем мыслится также движение или покой. Го-

" Там же, 219 all. [«Поскольку же движущееся движется из чего-то во что-то, а всякая величина непрерывна, движение следует за величиной (сопровождает величину). И благодаря тому, что величина непрерывна, непрерывно и движение. А раз движение непрерывно, то и время».— Примеч. переводчика.}

S 19. Время и временность

319

воря по-аристотелевски: время сопровождает движение. Аристотель прямо говорит: 6 xpovo? UKoXouOei ttj кил^аег". Для перемещения получается такая последовательность: многообразие мест — (пространственная) протяженность — непрерывность — движение — время. В обратном порядке, когда мы смотрим на это, исходя из времени, получается вот что: если время есть нечто, относящееся к движению, в нем мыслится заодно упомянутая коренная взаимосвязь, но это вовсе не означает, что время тождественно одному из феноменов, мыслимых наряду с ним.

До тех пор пока не схвачен онтологический смысл сжоХоиОеТу, аристотелева дефиниция времени остается непонятной. Или же приходят к ложной интерпретации, как, например, Бергсон, говоривший, будто время, как его понимает Аристотель, есть пространство. К такой несуразной интерпретации его склонило то обстоятельство, что он понял непрерывное в узком смысле — как пространственную величину. Аристотель не сводит время к пространству и не определяет его с помощью пространства, как будто некоторое пространственное определение входит в дефиницию времени. Он хочет лишь показать, что время есть нечто, принадлежащее движению, и установить, в какой мере это так. Но для этой цели необходимо обнаружить, что именно со-при-сутствует в опыте движения и каким образом в этом со-присутст-вующем становится зримым время.

Чтобы точнее увидеть, в каком смысле время сопровождает движение или его простертость, мы должны сделать для себя более внятным опыт движения. В опыте времени заодно мыслится движение, непрерывность, протяженность и, если речь идет о перемещении,— место. Если мы следим за движением, то встречаемся также и со временем, даже не схватывая его в собствен-ном смысле и не подразумевая явно. В конкретном опыте движения мы удерживаем, в первую очередь, движущееся, т. е. 4>ep6|_ievov ф Tr\v Kivr\a\.v •yvtjpi.^ouev²¹, в нем и вместе с ним (дви-

^!" Там же. 219 b 23.

¹¹ Там же, 219 b 17. [Вот чуть более широкий контекст: «Ведь движение, как оыло сказано, следует за величиной, а за ним, как мы утверждаем, - время. И подоо-ным же образом за точкой [фиксирующей значения величины] следует перемещающееся тело, по которому мы узнаем движение, а также предыдущее и последующее в нем». — Примеч. переводчика.]

320

Проблема онтологической дифференпии