§ 15. Основополагающая проблема

221

ей. Отсюда получается чисто терминологически: мир не наличен, он экзистирует, т. е. он имеет тот же способ бытия, что и Dasein.

В этом месте снова у нас на пути встает некая преграда, подстерегающая всякое философствование: исследование наталкивается на феномен, который для здравого смысла непривычен, а потому и вообще не существует; стало быть, его нужно убрать с дороги с помощью аргументов. Давайте вникнем в подобную убедительную |с точки зрения здравого смысла] аргументацию в связи со сказанным. Если мир принадлежит тому сущему, которое есть я сам, т. е. принадлежит Dasein, то он — нечто субъективное. Если мир — нечто субъективное, а природа и совокупность сущего как внутримирное — нечто объективное, то тогда это сущее, природа и космос, тем более есть нечто субъективное. Значит, утверждая, что мир не наличен, но экзистирует и его бытие соразмерно вот-бытию, мы оказываемся на позициях крайнего субъективного идеализма. Так что предшествующая интерпретация мира несостоятельна.

В первую очередь и по существу против такого способа аргументировать нужно возразить так: даже если бы определение мира как субъективного вело к идеализму, тем самым вовсе не было бы решено и доказано, что это определение несостоятельно. Мне ведь и по сей день не известно ни одного безошибочного решения, согласно которому идеализм оказался бы ложным, точно так же, как неизвестно мне ничего такого, что доказывало бы, что реализм истинен. Нам не пристало превращать в крите- 238 рий истины то, что представляет собой всего лишь моду, черту времени или лозунг той или иной партии. Мы должны спросить, чего собственно добивается этот идеализм, которого сегодня боятся почти как воплощенного врага рода человеческого. Вовсе не решено, не ставит ли идеализм в конечном итоге философские проблемы более основательно и более радикально, чем это когда-либо было под силу любому реализму. Но, возможно, и идеализм несостоятелен в той форме, в которой он до сих пор существует. Между тем, о реализме нельзя сказать даже, что он несостоятелен, поскольку он еще не проник в [подлинное] измерение философской проблематики, т. е. не достиг того уровня, где вопрос о состоятельности или несостоятельности вообще решаем. Объявить ту или иную точку зрения идеализмом, пусть в ны-

222

Тезис онтологии Нового времени

нешней философии это и весьма ловкий способ навлечь на нее партийно-политическую опалу, еще не значит представить содержательное основание для доказательства. Свирепствующий нынче повальный страх перед идеализмом, если приглядеться к нему попристальнее, есть не что иное, как страх перед философией, хотя мы и не собираемся безоговорочно отождествлять философию с идеализмом. Страх перед философией — это одновременно неспособность увидеть ту проблему, которую нужно поставить и решить прежде других, чтобы уметь судить, состоятелен или несостоятелен идеализм или реализм.

Мы описали аргументы здравого смысла против наших объяснений понятия мира так: если мир не есть нечто наличное, но принадлежит бытию Dasein, т. е. есть таким же образом, как и Dasein, то он — нечто субъективное. Кажется, что это придумано очень логично и остроумно. Но главная проблема, разбор которой привел нас к феномену мира, состоит именно в том, чтобы определить, что есть субъект и как он есть,— что принадлежит • субъективности субъекта. Покуда онтология Dasein не выстроена надежно в своих основных элементах, она остается слепой философской демагогией, чем-то таким, что можно объявить субъективистской ересью. В конечном итоге, именно феномен мира принуждает нас к более радикальному схватыванию понятия субъекта. Мы хотим научиться понимать, что дела обстоят 239 именно так. Но не будем скрывать от себя, что для этого требуется не столько остроумие, сколько отсутствие предвзятости.

Мир есть нечто «субъективное» при условии, что мы, принимая во внимание этот феномен мира, определяем субъективность соответствующим образом. «Мир субъективен» означает, что он принадлежит Dasein, поскольку это сущее есть как бы-тие-в-мире. Мир есть нечто такое, что «субъект» как бы «проецирует» изнутри вовне. Но можем ли мы здесь говорить о внутреннем и внешнем? Что может означать подобная проекция? Очевидно, не то, что мир есть часть меня в том смысле, что во мне как наличной веши имеется в наличии другая вещь, которую я выбрасываю вовне изнутри этой вещи-субъекта, чтобы таким образом поймать другие вещи; скорее, само Dasein как таковое уже проецирует и проектирует себя (ist projektiert). Покуда оно экзистирует, вместе с его бытием ему наперед брошен некий

15. Основополагающая проблема

223

мир. Экзистировать означает в числе прочего: заранее бросить перед собой некий мир, причем так, что вместе с брошенностью этого наперед брошенного (Vorwurf) [и поставленного на вид], т. е. вместе с фактичной экзистенцией Dasein всегда уже открыто и наличное. Вместе с брошенным наперед, вместе с брошенным упреком мира уже выявлено то, откуда только и открывается внутримирно наличное [сущее]⁴'. Здесь нужно закрепить два момента: 1. Понятию экзистенции принадлежит бытие-в-мире; 2. Фактично экзистарующему Dasein, фактичному бытию-в-ми-ре, всегда принадлежит бытие при внутримирном сущем. Бытие при наличном (в широком смысле) сущем, например, осмотрительное обхождение с вещами более узкого или более широкого окружения, фундировано в бытии-в-мире.

Уже для первоначального понимания этого феномена важно отдавать себе отчет в существенном различии между двумя структурами: между бытием-в-мире как определением Dasein и внутримирностью как возможным определением наличного. Мы попытаемся еще раз дать характеристику этому различию между ^ бытием-в-мире как бытийным устроением Dasein и внутримирностью как возможным, не обязательно необходимым, определением наличного посредством взаимного противопоставления [этих моментов].

Внутримирно-сущее — это, например, природа. При этом безразлично, в какой мере природа открыта науке или от нее скрыта, безразлично, мыслим ли мы это сущее теоретически, скажем, физико-химически, или же мы мыслим природу, приговаривая: «природа там снаружи» — гора, лес, ручей, пшеничное поле, крик птицы. Это сушее внутримирно. Внутримирность не

В этом отрывке Хандеггер разворачивает значения латинских слов «проецировать», «проекция», «проект». Глагол projicio означает «бросать, выбрасывать вперед, протягивать, вытягивать вперед, откладывать на будущее», projecto (интенсив к projicio) означает «порицать, обвинять (бросать обвинение), подвергать (напр., — испытанию)». Хапдеггер говорит: дело не в том, что субъект выбрасывает (hinaus-wirft) из себя мир, но в том, что мир брошен перед (vor-geworfen) и брошен наперед (vorher-geworfen), т. е. заранее, a priori. Мир есть, тем самым, Vorwurf— брошенное перед и наперед, брошенное как вызов или укор. В структуру экзистенции входит «die Gewortenheit dieses Vorwurfes» — брошенное гь этого брошенного перед и наперед, брошенность в нем, вброшепность в него, вброшен-ность вперед — в будущее. — Примеч. переводчика.

J

224

Тезис онтологии Нового времени

принадлежит все же его бытию, но именно в обращении с этим сущим, природой в самом широком смысле, мы понимаем, что это сущее есть как наличное, с которым мы сталкиваемся, на произвол которого мы отданы, которое из себя самого всегда уже есть. Оно есть и без того, чтобы мы его открывали, т. е. и без того, чтобы оно непосредственно встретилось в нашем мире. Внутри-мирность бывает, случается с этим сущим, с природой, когда оно открывается как сущее. Внутримирность не обязательно выпадает надолго природе как ее определение, поскольку нельзя привести такого основания, которое позволило бы заключить, что Dasein с необходимостью существует (экзистирует). Но когда сущее, которое есть мы сами, экзистирует, т. е. когда есть бы-тие-в-мире, тогда ео ipso открывается сущее как внутримирное, хотя фактически это происходит в большем или меньшем объеме. Бытию наличного внутримирность не принадлежит в качестве определения этого бытия, но лишь как возможное определение, однако это — необходимое определение для возможности открытия природы. Уже открытой природе, т. е. сущему в той мере, в какой мы соотносимся с ним как с выявленным, принадлежит то, что оно всякий раз уже есть в некотором мире, но бытию природы внутримирность не принадлежит. Между тем, бытию Dasein принадлежит не внутримирность, а бытие-в-мире. Внутримирность никогда не может выпасть ему на долю, по крайней мере так, как это случается с природой. С другой сторо-ны, бытие-в-мире не служит для Dasein некоторым возможным привходящим определением, как для природы, но поскольку Dasein есть, оно есть в некоем мире. Оно не «есть» где-то помимо или до бытия-в-мире, поскольку именно это составляет его бытие. Экзистировать — означает быть в мире. Бытие-в-мире — сущностная структура бытия Dasein; внутримирность же не есть структура бытия или, говоря осторожнее, не принадлежит бытию природы. Мы говорим «осторожнее», так как здесь нужно считаться с одним ограничением: имеется такое сущее, которое есть, лишь поскольку оно внутримирно. Имеется еще такое сущее, бытию которого в определенном смысле принадлежит внутримирность. Это сущее составляет все то, что мы называем историческим сущим, историческим в более широком смысле мировой истории, т. е. это совокупность вещей, которые человек