Любовь к насильникам

Насильники смягчаются, только когда их полюбишь. Пропаганда в Германии и Австрии, направленная против преступников Третьего рейха вроде «никогда больше это не должно повториться», нередко имеет обратное действие. Пока не все насильники нашли место в нашей душе и в нашем сердце как такие же люди, как и мы, зло, их зло, имеет силу. Чем больше их отвергаешь, тем сильнее зло. Если их принять в сердце, они смогут стать людьми, как и мы. Тогда они смогут скорбеть и отвечать за все последствия. Но не раньше.

Важно обратить внимание еще кое на что. Под влиянием совести мы делим людей на добрых и злых. Добрые — это наши, а злые — чужие. Но ведь чужие думают так же: мы добрые, а они злые. Еще примирению препятствует то, что вину за ужасные события вроде Холокоста, последней войны и всех военных преступлений спихивают на отдельных личностей. Бытует представление, если иначе воспитать детей, такое никогда больше не повторится. Получается, что преодоление прошлого зависит от силы и ответственности отдельных людей, словно у них есть на то силы. При этом мы забываем о массе исторических событий, охвативших всю рацию и принуждавших ее к определенным вещам, от которых индивиду, по большому счету, не уклониться. Немцы и австрийцы не могли уклониться от истории. Никто не смог бы остановить ее ход. И еврейский народ не мог уклониться. Никто не смог бы ни сдержать, ни остановить ее ход. Все были брошены на произвол могущественной силы. Пока не взглянешь на могущественную силу и не примешь ее во всей ужасности, пока не поклонишься и не подчинишься ей, решения не найти. Потому решение здесь в, конечном итоге, заключается в религиозном акте.

Ключ к примирению между насильниками и жертвами — в руках у жертв. Насильники бессильны, пока от жертв не придет к ним движение, позволяющее им пошевелиться. Сами насильники этого сделать не могут. И есть еще одна важная вещь. Мертвые жертвы не найдут покоя, пока не предоставят насильникам место рядом с собой. Примирение совершается между мертвыми, а не между живыми. Живые здесь вмешиваться не должны. Когда мы, очевидцы и потомки, признаем, что не имеем права вмешиваться в процесс, протекающий между мертвыми, нам будет легче освободиться от прошлого.

А пока мы встаем на сторону одних и против других, мы препятствуем примирению. Что мы делаем, когда в официальные дни памяти вспоминаем о жертвах последней войны? И что делаем в разговорах о них? Тогда мы вынуждены встать на сторону жертв и выступить против злодеев. Что при этом происходит? Насильники и жертвы не могут воссоединиться, поскольку мы с нашими суждениями и способом памяти встаем между ними.

Целительным движением за мир в нашей душе было бы приятие обеих сторон, приятие их судьбы — какой она была для насильников и для жертв. И для тех, и для других. Тогда в нас найдут примирение убийство, наш собственный импульс убийцы, и страдание, наши чувства жертвы. И то, и другое. И когда они воссоединятся, человеческое в нас станет целостным.

Конец мести

Сделаем еще одно маленькое упражнение. Давайте закроем глаза и сосредоточимся. Выйдем из нашего тела и отправимся в царство мертвых, чтобы посмотреть на мертвых из наших семей. Затем посмотрим на лежащих за ними мертвых, их миллионы, погибших, убитых, умерших с голоду, поруганных. Вот они все лежат. Среди них лежат насильники, убивавшие, надругавшиеся, обрекавшие на голодную смерть.

Там лежат все погибшие на войне люди. Их так много. Мертвые солдаты и мирное население. Им нет числа, кого убивали, обрекали на голодную смерть, над кем надругались. Все умерли. И враги тоже здесь лежат, которые их убили, солдаты обоих фронтов. Все умерли. Все равны. Нет лучших. И нет худших. Все умерли. Полчище мертвецов.

А вдали, за горизонтом восходит белый свет. Он еще не поднялся над горизонтом, видна только зарница. Мертвые встают, обращаются к свету и низко кланяются ему, мертвые жертвы и мертвые насильники. И мы поклонимся вместе с ними. Все почтительно склоняются перед этим наполовину сокрытым светом.

Пока мертвые склонились в почтении, мы выпрямляемся и пятимся назад и оставляем мертвых между собой, жертв и насильников. Мы отходим все дальше и дальше, пока не скрываемся из виду. Теперь мы оборачиваемся, возвращаемся в жизнь и смотрим в будущее. Здесь прекращается вся месть.