Добро и зло

Участник: У меня вопрос по последней расстановке. В вашей работе вы не проводите различие между добром и злом? Это первый вопрос. И второй вопрос: неужели не существует военных преступников? Или военные преступники тоже пленники судьбы?

Хеллингер: Различия между добром и злом существуют только в личной, осознаваемой нами совести. Только в ней. Другими словами, различие между добром и злом означает всего-навсего, что добро — это то, что имеет право на принадлежность к системе, а зло — то, что не имеет право к ней принадлежать. Этой совести с ее разделением на заносчивых добрых и злых, которых нужно исключить и проклясть, следуют мировые религии. Это различие — всего лишь вывод из опыта личной совести и не имеет ничего общего с объективной действительностью.

Но каким долгим оказался ошибочный путь разделения добра и зла, скольких людей сожгли на кострах, пока мы не пришли к убеждению, что это разделение верно только в узких рамках! И тем не менее, нет оправданий насильнику, скажем, убийце. Это совершенно ясно. Факт нахождения в плену судьбы не избавляет индивида от последствий своей вины. Если не разделять преступление и его последствия для преступника, легче проникнуться сочувствием к насильнику.

Однажды я делал расстановки в лондонской тюрьме, и там мне попался один убийца. Мы расставили всего двоих людей: заместителя убийцы и заместителя убитого человека. Дальнейшие интервенции не понадобились, все происходило само собой, рождаясь из душевных импульсов заместителей. Убитый страшно злился и сжимал кулаки. Убийца согнулся под гнетом непреодолимой боли. Затем убитый поклонился ему и они обнялись. Потом убитый выпрямился и отошел назад. В конце расстановки я спросил преступника, что он об этом думает. И тот ответил: «Я давно это чувствовал».

Между убийцами и убитыми в расстановке нередко проявляется невероятная любовь. В конце они чувствуют над собой власть некоей большей силы. Один преступник после расстановки с мертвыми жертвами и насильниками в Берне сказал: «Я чувствовал себя перстом могущественной руки». Эти опыты заставляют нас переосмыслить наши взгляды на насильников и на жертв. Только тогда возможно примирение. Самым большим препятствием на пути примирения добра и зла являются праведники. Самые агрессивные чувства — у них.

Участнику: Я ответил на твой вопрос?

Участник: Да.

Пример. Беспокойный мальчик, его дед служил в войсках СС

(Из курса в Карлсруэ, 2004 г.)

Воспитательница: Я опекаю одного мальчика одиннадцати лет. Мальчик гиперактивный. Ему поставили диагноз синдром дефицита внимания, с трех лет он постоянно принимает метилфенидат.

Хеллингер: Мне не нужно много знать о мальчике. Проблема не в ребенке. Я думаю в другом направлении. А что с его родителями?

Воспитательница: У его отца рассеянный склероз. Отец отца пока жив, он служил в войсках СС.

Хеллингер выбирает из группы заместителя для отца и просит его занять свое место. Заместитель стоит не шелохнувшись.

Хеллингер, обращаясь к группе: Она сказала, мальчик гиперактивный. И в то же время мы видим, что отец словно застыл. Разве это не странно?

Воспитательнице: Что бы это значило? Это значит: мальчик двигается вместо отца. Тебе это о чем-нибудь говорит?

Воспитательница: Да.

Хеллингер: Что произойдет, если отец выйдет из оцепенения? Я видел, что у тебя есть наблюдение, но ты не решаешься его высказать.

Воспитательница: Полагаю, у него случится нервный срыв,

Хеллингер: Вероятно, он боится стать убийцей. Оцепенение — защита от желания стать убийцей. Хорошо, у нас уже есть предположение, откуда берется беспокойство мальчика.

Через некоторое время Хеллингер выбирает из группы заместителя деда и просит его встать напротив отца. Дед смотрит вверх. Сын отворачивается в сторону.

Хеллингер: Отец мальчика не смотрит на своего отца. Он полагает, что это для него опасно. Куда смотрит отец отца? Точнее говоря, куда он не смотрит?

Воспитательнице: Если он служил в войсках СС, более или менее понятно, на что он не смотрит.

Воспитательница: В России дед попал в плен, но ему удалось сбежать. Затем он эмигрировал в Австралию.

Хеллингер: Ты нас отвлекла. Слишком много информации отвлекает от дела.

Хеллингер выбирает четырех заместителей возможных жертв деда и просит их лечь на пол на спины. Отец мальчика еще больше отворачивается. Дед продолжает смотреть в потолок.

Хеллингер: И от жертв отец сразу отводит взгляд. Что будет, если один из них зашевелится? Тогда игра кончится. А сейчас я введу в расстановку мальчика.

Хеллингер выбирает заместителя гиперактивному мальчику и вводит его в расстановку. Отец смотрит на него. Мальчик беспокойно зашевелился.

Хеллингер, обращаясь к группе: Теперь мальчик проявляет беспокойство.

Мальчику, спустя некоторое время: Скажи деду «дорогой дедушка». И смотри на него при этом.

Мальчик отворачивается и намеревается убежать. Хеллингер останавливает его и отводит обратно на его место.

Хеллингер: Вернись сюда и скажи ему «дорогой дедушка».

Мальчик: Дорогой дедушка.

Начинает хихикать.

Хеллингер: Я тебя люблю.

Мальчик тяжело вздыхает и говорит чуть слышно: Я тебя люблю.

Хеллингер: Я тебя люблю.

Мальчик: Я тебя люблю.

Хватает себя правой рукой за горло.

Хеллингер: Скажи, как я говорю «я тебя люблю».

Мальчик: Я тебя люблю. Я тебя люблю.

Хеллингер: Правильно. А теперь подойди к нему.

Мальчик идет очень медленно и опасливо к деду. Берет деда за руку, поворачивается и смотрит на жертв на полу. Дед кладет руки ему на плечи и при этом не смотрит на жертв. Отец мальчика повернулся к мертвым и смотрит на них.

Хеллингер: Теперь отец может смотреть на жертв.

Через некоторое время, обращаясь к отцу: Следуй своему импульсу.

Отец мальчика лег рядом с жертвами.

Хеллингер: Правильно. Это и есть импульс.

Еще через некоторое время, группе: Придется вмешаться, чтобы дело продвинулось. Дед отворачивается, это отодвигает решение вопроса. Здесь проходит граница, которую он не переступает.

Хеллингер поворачивает деда спиной к мальчику и лицом к жертвам. Отец мальчика, лежащий среди мертвых, тотчас отворачивает лицо от отца. Последний наконец развернулся и глядит на жертв.

Хеллингер отцу мальчика: Посмотри на отца.

Теперь отец смотрит на деда. Мальчик очень взволнован.

Спустя некоторое время дед опускается на колени. Мальчик постепенно успокаивается.

Хеллингер отцу мальчика: Скажи отцу «дорогой папа».

Отец: Дорогой папа.

Через какое-то время дед поднимается и направляется к сыну.

Хеллингер мальчику: Тебе надо отвернуться. Просто отвернись.

Мальчик отворачивается и делает шаг вперед. Одновременно дед встает на колени и обнимает сына. Они смотрят друг на друга.

Хеллингер, подождав немного, отцу мальчика: Скажи своему отцу «я вместо тебя здесь лежу».

Отец: Я вместо тебя "здесь лежу.

Дед немного выпрямляется, не поднимаясь с колен, и смотрит на жертв.

Хеллингер, обращаясь к группе: Теперь и дед смотрит на жертв.

Дед подвигается ближе к мертвым.

Хеллингер отцу мальчика: А теперь встань и подойди к сыну.

Он медленно идет к сыну и все время оглядывается на жертв и на отца. И, стоя перед сыном, он по-прежнему оглядывается.

Дед ложится рядом с мертвыми. Только теперь отец нежно обнимает сына. Он крепко держит мальчика в объятьях. Тот всхлипывает. Так они долго стоят. Дед бросает на них короткий взгляд, затем закрывает глаза. Через некоторое время сын выпрямляется в объятиях отца.

Хеллингер отцу: Скажи сыну «я крепко тебя держу».

Отец: Я крепко тебя держу.

Отец и сын смотрят друг на друга.

Хеллингер: Теперь я крепко тебя держу.

Отец: Теперь я крепко тебя держу.

Мальчик кивает папе и говорит:

Мальчик: Приятно слышать.

Они улыбаются друг другу.

Хеллингер: Думаю, мы подошли к концу.

Заместителям: Спасибо всем.