6.Рикёр П. Время и рассказ. Конфигурации в вымышленном рассказе. Т. 2. М.-СПб., 2000.

7.Якобсон Р., Леви-Стросс К. «Кошки» Шарля Бодлера // Структурализм: «за» и «против». М.,

1975.

8.Фотино С., Маркус С. Грамматика сказки // Зарубежные исследования по семиотике фольклора. М., 1985.

9.Bremen С. Logique du recit. P., 1973.

10.Леви-Стросс К. Структурное исследование мифа // Вопросы философии. 1970. № 7.

НАРРАТИВНЫЕ МОДЕЛИ ДИСКУРСА

9.1. Лингвистические модели в структурной поэтике нарратива

Структурализм, предтечей которого была формальная школа в России начала ХХ в., стал основным направлением в изучении произведений словесного творчества во Франции в 60-70-е гг. прошлого века. Он, по сути дела, представлял собой универсализацию методов лингвистики и экстраполяцию их на исследование произведений не только фольклора, но и «высокой» литературы, авангардного театра, кино. Эту приоритетную роль методов структурной лингвистики для изучения произведений культуры отметил Р. Барт, считавший литературу частью семиологии, семиологию — частью лингвистики, поскольку « любая семиологическая система связана с языком» [1:115]. Барт, оставаясь в пределах пропозиционального подхода, проанализировал новеллу Бальзака как фразу, где известно подлежащее и необходимо найти сказуемое. Он рассматривал литературу как произведение языка, где жанры определяются категориями глагола.

9.1.2. Нарративная грамматика А.-Ж. Греймаса

А.-Ж. Греймас, не приемля разговоров о «лингвистическом империализме», писал об универсальной значимости методов структурной лингвистики: «Значимость предложенных методик для гуманитарных наук сравнима с алгебраической формализацией в области естественных наук, и именно на этом, по нашему мнению, основывается методологическое превосходство структуральной лингвистики над интуитивным подходом, часто гениальным, но не обладающим приемами верификации в области других гуманитарных наук» [4:60]. Для него лингвистические модели имеют универсальное значение именно потому, что лингвистические знаковые структуры занимают привилегированное положение среди других семиотических систем. Основная посылка Греймаса заключается в том, что прежняя лингвистика ограничивалась изучением фразы и никогда не переходила к исследованию сверхфразовых единств — текста, речи, дискурса. Она рассматривала речь и текст как сцепление фраз, как совокупность предложений (в этом существо пропозиционального подхода). Но в отличие от Барта, Греймас считает, что этот подход недостаточен даже для анализа синтаксической связности (когерентности) речи или текста, которые обладают автономной организацией. Ее-то и делает своим предметом структуральная поэтика нарративных повествований.

Что же остается при таком подходе от литературы? Сохраняет ли литература свою «литературность» и свою автономность? Для самого Греймаса «литературность»

247

является лишь социокультурной коннотацией, зависящей от времени и места, но не характеристикой самой литературы, ее внутренней специфики. Литература, понимаемая им как особая область культурного творчества, все же не является «особой зоной субстанции значения». «Литература, письменная или устная, не составляет семантической области, а является совокупностью лингвистических структур, используемых то как категории конструктивные, то как правила функционирования, организующие содержания, которые проявляются внутри замкнутых отрезков речи» [4:271-272].

Сфера значения обладает, по Греймасу, автономным существованием и организуется в «нарративные структуры», одной из которых и является литература. Важно то, что модусы проявления значения в нарративных структурах и должны стать объектом изучения в нарративной грамматике, стилистике, риторике. В противовес традиционной лингвистике, исходящей из производства и выражения значения в отдельных, обособленных высказываниях, которые затем связываются в речь, структурная лингвистика исходит из нарративных структур, производящих осмысленную речь, которая затем уже членится на отдельные высказывания. Этот подход, подчеркивающий целостность речи и текста, весьма напоминает тезис Дюэма — Куайна, выдвинутый в противовес пропозициональному подходу в логике.

Сократив число функций нарратива с 31 (как это было у Проппа) до 20 и распределив функции по парам, Греймас выделил следующие функциональные пары: 1) договор, 2) коммуникация и 3) испытание. Исходя из автономости сферы смысла, он предложил «семический квадрат» как выражение парадигматической структуры, благодаря которой порождаются любые нарративы. Элементарная структура значения задается с помощью комбинаторных отношений противоречия, противоположности и пресуппозиции между термами (категориями). Транспозиция из одного уровня языка на другой является значением, а смысл — совокупностью возможностей транспозиции и транскодировки. Вслед за «порождающей грамматикой» Хомского Греймас выделяет ряд глубинных и поверхностных структур: глубинная структура (парадигматика), поверхностная структура (синтагматика) и уровень поверхностных манифестаций. Позднее эта трехуровневая система подразделяется на ряд слоев: более глубокие слои — 1) фундаментальная семантика и 2) фундаментальная грамматика, 3) поверхностный слой нарратива, его грамматики и

синтаксиса, 4) уровень интеграции семантических компонентов и 5) уровень манифестации, где роли и семемы трансформируются в определенную функцию нарратива — в акторов и в дис-

курсивные конфигурации. Глубинные уровни — уровни постижения смысла, которое разворачивается в трех типах отношений: отношение противоречия («белое» — «не-белое»), отношение противоположности («белое» — «черное») и отношение пресуппозиции («не-белое» — «черное»). Эти отношения представлены в семиотическом квадрате Греймаса. Но они должны быть представлены как трасформации, т. е. в виде операций. Поверхностные уровни — уровень, где позиции определены формальным образом грамматикой и не получили еще предметного содержания. Синтагматическая последовательность повествовательных высказываний получает здесь различные модальные формы, становясь перформацией, т. е. синтагматической последовательностью в форме «состязание, господство, присвоение». Последовательность перформаций, которая является остовом нарратива, задается категорией переноса и переформулировкой отношений под углом зрения обмена (присвоение оказывается лишением и т. д. ). Переход от синтаксического анализа операций к анализу операторов (отправителей и получателей) является переходом к метасинтаксическому уровню, позволяющему обосновать перенос ценностей и вводящему субъектов «могущих, умеющих и хотящих». Нарративная программа оказывается процессом приобретений и утрат ценностей, обогащения и обеднения субъекта. Нарратив, рассмотренный под углом зрения синтагматики, определяется перемещением по парадигматической оси. Можно сказать, что анализ Греймаса осуществляется как движение парадигматического ряда внутрь синтагматики, как дополнение новыми синтагматическими параметрами. Третий уровень — манифестация в аксиологической, тематической и актантной сферах.

В статье «К теории интерпретации мифологического нарратива» Греймас, используя определение ЛевиСтроссом трех структурных составляющих мифа — арматура, код и сообщение, — вводит существенные изменения в категориальный аппарат анализа мифа. Одно из них — обобщение понятия функции, выдвинутого Проппом. Греймас исходит из актантов, отличаемых им от персонажей, воплощающих определенные роли. Второе изменение — введение понятия «изотопии» как «избыточной совокупности семантических категорий», которая разделяется на две формы — нарративную и содержательную, позволяя установить двоякое прочтение смысла любого сообщения, в том числе и содержащегося в мифе, при ориентации на единое прочтение. Тем самым смысл любого феномена культуры не линеен, не является одноплановой цепочкой значений текста или речи. Любой смысл многозначен, и возможные прочтения этого смысла могут

248

быть бесконечными, поскольку они связаны со способностями восприятия слушателей или читателей. Третье изменение, внесенное Греймасом, связано с развитием концепции «актантовых моделей», которая была предложена Л. Теньером в 1959 г. для описания синтаксической функции действия и состояла из «агента», «пациента» и «бенефициария» (получателя). Эта схема была понята Греймасом как тип синтаксической единицы, выражающей функциональную сущность персонажа. Актантная схема Греймаса включает в себя 6 актантов: отправитель, объект, получатель, помощник, субъект, противник, — связанных между собой. Актант — это совокупность ролей, объединяемых вокруг одной функции. Совокупность манифестаций актанта представляет собой «действие». Греймас перенес идею актантов Л. Теньера из синтаксиса элементарного высказывания в синтаксис дискурса. Сначала Греймас использовал эту схему в интерпретации сказок и мифов, а затем применил ее для всякого повествования. Структура любого повествования, любого нарратива мыслится им как актантовая схема. Внутри этой схемы вводятся конъюнкции и дизъюнкции при трансформации трех отношений — желания, коммуникации и действия.

Выдвинув понятие «изотопии» речи, Греймас пытался определить многослойность и целостность смысла литературного произведения. «Многоизотопная структура речи», о которой говорил Греймас, и является глубинной структурой, выражающей себя в нарративных структурах, в полисемичных лексемах и искажениях текста. Многозначность является особенностью не только поэтической речи, а любой речи. Изотопия речи зависит, во-первых, от возможных прочтений и их соотношения (прежде всего от отношения допущения), и, во-вторых, от взаимных переходов одной изотопии в другую. Так, Ж. Коке, алгебраически описав «Постороннего» Камю, выделил ряд изотопий в этом тексте. Ф. Ратье дал систематизацию изотопий и их сцеплений в поэтических произведениях [9]. Сам Греймас использовал методы структурной лингвистики при изучении структуры рассказа Мопассана «Два друга» [5]. Здесь категориальный аппарат нарралогического структурализма получил весьма тонкие различения, среди которых отметим коррекцию идеи об ахроническом характере операций трансформации; введение глубинных аксиологических ценностей; конкретизацию дискурсивного плана — введение когнитивного действия; различие между когнитивным и интерпретированным действиями; обращение к отношениям доверия (relation fiduciaire) и к модальностям действия и высказываний. Переход от семиотики действия к семиотике модальности действия, т. е. переход от высказываний о действии к высказыва-

ниям о возможности и желаемости действия, является переходом к интенсиональной логике, где субъект оказывается виртуальным субъектом действия, а само действие исходит из знания и опирается на способность субъекта действия. Поэтому, как правильно заметил П. Рикёр, «семантика действия поставляет главные значения действия и специфическую структуру высказываний, соотносящихся с действием. В этом смысле поверхностная грамматика представляет собой грамматику смешанную: семиопрактическую» [2:66].