процессов не на базе одной культуры, а о на основе диалога культур [2].

И реальная дилемма современного мира может быть выражена так: столкновение цивилизаций или диалог культур, ведущий к сближению народов и государств.

Избежать столкновений и войн, весьма опасных, когда в мире существует оружие массового поражения, можно лишь объединенными усилиями и с помощью цивилизационых механизмов, эффективно действующих на локальном и глобальном уровнях, адекватных современным процессам технологического, социально-экономического и культурного развития.

Глобализация — процесс, который в принципе может быть направлен так, что начнет стирать существующие культурные различия. Примером глобализации этого типа является безоглядная вестернизация, охватывающая и сферу культуры. Но та же глобализация может послужить созданию благоприятной почвы для диалога, взаимодействия и взаимообогащения культур. За примером далеко идти не надо: глобальное развитие информационных связей открывает здесь необозримые возможности для взаимного ознакомления с особенностями различных культур, повышения уровня образования населения, развития интеллектуального и духовного потенциала общества и личности. Вместе с тем процессы глобализации порождают новые противоречия и ставят перед личностью, культурой, обществом новые сложные проблемы [3].

Европейская культура выработала идеал свободной деятельной личности, стремящейся к самоутверждению, развитию и творческой самореализации (см.: Личность, II). С этой точки зрения мы привыкла рассматривать отношение личности и культуры. Но для всех ли цивилизаций приемлем этот идеал? Этого никто не сказал. Очевидно одно — многообразие культур, их мирная встреча друг с другом создает наиболее богатую и насыщенную среду для развития каждой человеческой личности [4].

Библиография

1.Хантингтон С. Столкновение цивилизаций // Полис. 1994. № 1.

2.Глобальные проблемы и общечеловеческие ценности. М., 1990.

3.Практика глобализации: игры и правила новой эпохи. М., 2000.

4.Фролов И.Т. О человеке и гуманизме. М., 1989.

ПОЗИЦИЯ 4.3. ПОЛИТИЧЕСКАЯ КУЛЬТУРА КАК КОМПОНЕНТ КУЛЬТУРЫ — Гаман-Голутвина О. В. - Концепты: политическая культура, политическое сознание, культурная политика.

ПОЛИТИЧЕСКАЯ КУЛЬТУРА

1. Сущность и структура политической культуры

Концепты «политическая культура» и «политическое сознание» принадлежат к числу понятий, являю-

185

щихся весьма сложным предметом для анализа. Причина тому — не в несовершенстве инструментария, а в сущностной и структурно-функциональной многогранности, полиаспектности этих феноменов, являющих собой противоречивое сочетание разнокачественных начал, характеристик, свойств. Подобная многогранность явилась основанием формирования чрезвычайно разнообразных — методологически и методически — подходов к изучению этих явлений.

В соответствии с привычными стереотипами научного мышления при определении понятий принято стремиться к предельной четкости. Считается само собой разумеющимся, что чем более четко проведены разграничения при определении понятий, тем более качественно выполнен научный анализ. Разделяя это методологическое убеждение, вместе с тем полагаем необходимым подчеркнуть, что стремление к методологической завершенности не должно превращаться в самоцель. Дело в том, что фактор «нечеткости» («размытости») может иметь не только гносеологическую, но и онтологическую природу. Иначе говоря, нечеткость может быть не только следствием несовершенства, незавершенности процесса научного познания объекта, но и быть характерной особенностью исследуемого объекта, которому присуща особенно сложная природа. Именно к категории таких феноменов мы относим феномены П. к. и политического сознания.

Новая методологическая парадигма системного анализа, которая учитывает фактор нечеткости как возможной объективной сущности определенного круга явлений, изначально сформировалась в сфере математической теории множеств во второй половине ХХ столетия, начиная с работ Л. Заде. Позже идеи теории нечетких множеств начали выходить за пределы математики и обретать формы философскометодологических установок нового стиля научного мышления. Наиболее благоприятной почвой для развития этого стиля мышления являются именно гуманитарные науки. И это не случайно, ибо теория нечетких множеств и разрабатывалась для анализа так называемых гуманитарных систем, элементами которых являются люди и феномены социального познания.

Что касается П. к., то разнообразие интерпретаций этого феномена обусловлено двумя обстоятельствами. Во-первых, это понятие разделило участь понятия «культура», которое известно как одно из наиболее многозначно трактуемых в классических и современных гуманитарных исследованиях (см.: Культура, I).

Полиаспектность феномена П.к. обусловливает его междисциплинарный характер в качестве объекта исследований, что, в свою очередь, предопределяет множественность подходов и интерпретаций. Вовторых,

многозначные трактовки понятия «культура» умножились благодаря прилагательному «политическая»

— прилагательному, адресующему в область политической науки. Последняя известна в качестве одного из сравнительно молодых направлений научных исследований, оформившихся в нынешнем систематизированном виде в течение ХХ в. Относительная молодость политической науки является причиной незавершенности дискуссий по поводу содержания и функций ряда ее существенных понятий. Однако важно подчеркнуть, что незавершенность дискуссии в рамках политической науки по поводу ее категориального аппарата является следствием не только относительной молодости науки, но и плюрализма практикуемых в современной политологии исследовательских подходов, стратегий, методов.

Принципиально важным при характеристике П. к. нам представляется ее трактовка как интегрального феномена, характеризующего синтез политического мировосприятия и политического действия, сложившийся в рамках конкретного социума на индивидуальном, групповом и массовом уровне. Сущностная и функциональная интегративность есть одна из важнейших качественных характеристик П. к.: последняя характеризует сложившийся в рамках данной культурной традиции органический синтез политического мышления и поведения. Таким образом, П. к. предстает как комплекс устойчивых, исторически сложившихся на индивидуальном, групповом и массовом уровне установок сознания и моделей поведения, определяющих основные характеристики функционирования политической системы. Можно согласиться с Э.Я. Баталовым: П. к. представляет собой матрицу политической жизни социума, или его политический генотип. [1:52]

Структурно П. к. можно представить в качестве единства трех составляющих: Когнитивно-эмоциональный компонент: политические идеи, знания, идеалы, взгляды, концепции,

доктрины, убеждения; ориентации; чувства; настроения; эмоции и т. п. Важнейшим средством выражения когнитивно-эмоционального компонента П. к. является политический язык. Когнитивно-эмоциональный компонент, не совпадая буквально с политическим сознанием (поскольку включает эмоциональную составляющую), тем не менее в значительной степени пересекается с политическим сознанием.

Нормативно-ценностный компонент: ценности, традиции, навыки, обычаи, стереотипы, нормы политического поведения; юридические основы, регулирующие социально-политические отношения в обществе. При этом речь идет как о «юридически полноценных» нормах (законы, подзаконные акты, постановле-

186

ния правительства, указы президента и т. п.), так и неформальных нормах и традициях — «неписаном праве». При этом, чем глубже укоренены те или иные нормы, тем более они влиятельны в качестве регуляторов социально-политических отношений.

Деятельностный компонент — политическое поведение и политическое участие. Последнее подразумевает включение индивида или группы лиц в отношения по поводу распределения власти.

Подобная — интегративная — интерпретация П. к., включающая в сферу рассмотрения не только политическое сознание и ценностно-нормативный компонент, но и непосредственно политические отношения, политическую деятельность и политическое участие, является также важнейшим методологическим подходом к изучению такого сущностно и функционально сложного феномена, как П. к.

Известно, что ядром культуры любого социума является взаимосвязанная система этических и религиозно-идеологических ценностей, укорененных в массовом сознании и определяющих доминирующие модели поведения членов общества. Поскольку П. к. является неотъемлемым компонентом общей культуры социума, выделяемым по критерию локализации в сфере политических отношений, то логично предположить, что ядром П. к. является ее нормативно-ценностный компонент — система политикоидеологических ценностей и норм, регулирующих политическое поведение и политические отношения в целом.

В данном контексте в качестве политических ценностей предстают важнейшие индивидуальные, групповые и массовые ориентации как закрепленные в культуре смыслообразующие принципы отношений человека и общества по поводу распределения власти. Политические ценности являются важнейшим сущностным и одновременно функциональным компонентом символического капитала власти, определяющего такие важные характеристики политической власти, как эффективность и устойчивость.

Дискуссию относительно иерархии традиционных для российского социума ценностей вряд ли можно считать завершенной. Однако большинство исследователей солидарно во мнении относительно того, что традиционно доминировавшие в России ценности носили по преимуществу коммунитарный характер. В качестве таковых, как правило, называют равенство, справедливость, коллективизм, общинность, соборность, солидарность, этатизм, нравственный максимализм; общественное служение и самопожертвование во имя общего дела («Сам погибай, а товарища выручай»; «На миру и смерть красна»). В настоящее время традиционные для российского общества ценности пережива-

ют серьезный кризис. Это обусловлено, в частности, радикальным характером политико-идеологических реформ 1990-х гг., существенной компонентой которых стали постулаты либерализма. Как известно, смыслообразующие основания последнего (индивидуализм; политический, экономический и этический

плюрализм; минимизация роли государства; ориентация на частный интерес как доминирующий по отношению к коллективному) во многом противоположны традиционным для российского социума преимущественно коммунитарным ценностям. Это определяет усиление фрагментированного характера современной российской П. к., в рамках которой существуют различные политические субкультуры, кристаллизующиеся вокруг различных аксиологических иерархий.

От анализа нормативно-ценностного компонента П. к. перейдем к анализу деятельного компонента

(характеристику когнитивно-эмоционального компонента П. К. см.: Политическое сознание, I).

Относительно деятельностного компонента П. к. (политическое поведение и политическое участие) следует отметить, что не всякое участие в социально-политических процессах может считаться политическим, а только то, которое характеризуется реальным (в противовес формальному) вовлечением индивида или группы в политико-властные отношения, то есть отношения по поводу обретения, удержания или распределения власти. При этом участие в технико-процедурных процессах, сопутствующих политическим отношениям, но не влияющих на распределение власти, не является собственно политическим.

Всовременной политической теории политическое участие непривилегированных групп населения рассматривается в качестве важного критерия демократичности общества. При этом считается необходимым наличие соответствующей подготовки участников политических отношений (знаний, политического опыта

ит. п.) для обеспечения квалифицированного и компетентного политического участия, способного обеспечить адекватные желаемым политические результаты. В условиях отсутствия соответствующей подготовки масс формируется не демократия, а охлократия — власть толпы.

Внастоящее время необходимыми условиями эффективного политического участия граждан считается институциональное и ресурсное обеспечение политической деятельности. Первое подразумевает наличие качественных нормативно-процессуальных оснований политического участия различных групп населения (специализированные государственные институты; юридическая база — законы и другие нормативные акты, обеспечивающие легальный доступ граждан к участию в

187

политических отношениях; легитимность процедур, обеспечивающих возможность политического

волеизъявления для рядовых граждан и т. п.). Второе предполагает относительно равный доступ различных слоев населения к таким важным ресурсам политического участия, как образование, финансовые возможности; свободное время; доступ к СМИ; владение специализированной информацией относительно механизмов организации и функционирования системы социально-политических отношений и т. д.

Степень участия в политике массовых групп населения является одним из важных оснований типологии П. к. Согласно предложенной американскими исследователями Г. Алмондом — С. Вербой типологии политическое участие массовых групп России, характеризующееся и сегодня — в начале III тысячелетия — пиететом и подданническим отношением массовых групп населения к власти, дает основание для характеристики российской П. к. как культуры преимущественно подданнического типа. Для этого типа культуры характерно доминирование ценностей, норм, установок, стандартов и стереотипов поведения, сформировавшихся в рамках элитных групп общества, и трансляция этих установок и норм в массовые слои населения в качестве референтных. Во всяком случае, отношения массовых групп и властей в течение предреволюционного и советского периодов отечественной истории дают для этого основание. Всплеском массового политического участия отмечен рубеж 1980-1990-х гг. Однако анализ результатов этого периода массового политического участия в полной мере подтверждает необходимость специальных знаний и опыта для достижения адекватных желаемым политических результатов. По существу, массовое демократическое движение 1980-1990-х гг. сыграло роль статиста в пьесе с неутешительными для последнего результатами, а шедший под лозунгом демократизации политический процесс завершился революцией элит, монополизировавших процесс социально-политического управления. Современный этап политического развития российского общества характеризуется разочарованием массовых групп населения в результатах политического участия и — как следствие — падением качества и масштабов политического участия внеэлитных слоев: массовым абсентеизмом, общественной апатией и скептицизмом относительно перспектив демократического политического участия. Сегодня властные группы — альфа и омега современного российского политического процесса, его самодостаточный и автономный субъект, тогда как позиция массовых групп населения — исчезающе малая политическая величина.

Думается, что среди обстоятельств, обусловивших фактическое оттеснение общества от принятия важных управленческо-политических решений, можно назвать и характер современной исторической реальности (которую точнее определить как постисторическую); и особенности процессов современного социального познания; и усилия власти по отстранению массовых внеэлитных слоев населения от реального участия в политике.

Что касается особенностей современного социального развития, то вряд ли будет ошибкой признать, что фундаментальное изменение соотношения влияния населения и элит (в пользу последних) на политические процессы является его принципиальной особенностью. Это обусловлено целым рядом причин, среди которых следует назвать специфические особенности индустриального и постиндустриального развития, а также специфику политического развития в современной России.

Для характеристики особенностей индустриального и постиндустриального развития в данном контексте

уместно использовать идею различения способов рационального осмысления действительности, предложенную еще в 1930-е гг. известным немецким философом и социологом К. Манхеймом [4]. Известно, что Манхейм различал функциональную и субстанциональную рациональность: первая означает способность строить осмысленную линию поведения в зависимости от конкретной цели, подразумевая достижение этой цели; вторая подразумевает способность постичь существенное в самом предмете. Анализируя реалии индустриального общества, Манхейм писал, что в эпоху индустриализации функциональная рациональность возрастает, а субстанциональная падает. Иначе говоря, рядовой человек в индустриальном мире лучше ориентируется, но хуже понимает суть происходящего. Возрастание функциональной рациональности оставляет человеку все меньше возможностей развивать способность к формированию «собственного суждения», и именно функциональная рациональность ведет к тому, чтобы «лишить рядового индивида способности мышления, понимания, ответственности и перенести эти способности на рационализацию ведущих индивидов» [4:298].

Итогом этого процесса является сужение круга тех, кто способен к содержательному анализу социальных и политических процессов: индустриальное общество характеризуется не только концентрацией средств производства в руках немногих, но и сокращением тех позиций, «с которых ясно видны важные общественные связи. Одним словом, в современном обществе остается все меньше «командных высот», и они стано-

188

вятся доступными все меньшему числу людей» [4:298]. Этот процесс, по мнению Манхейма, становится одним из факторов концентрации власти в руках элиты.

Вусловиях постиндустриального общества (в котором получил развитие и нашел массовое применение широкий спектр политических, социальных и информационных технологий, многократно расширивших возможности манипулирования массовым сознанием) способность рядового гражданина к системному восприятию мира упала еще значительнее. Важнейшим механизмом манипуляции массовым сознанием являются системы массовой коммуникации. Описанная тенденция носит глобальный характер и характерна отнюдь не только для современной России, но и для большинства развитых государств и стран третьего мира.

Дополнительный штрих в картину вносит также важная особенность познавательных процессов в эпоху постмодерна: в области социального познания эта эпоха ознаменовалась девальвацией классических аксиом рациональности и аксиологических парадигм (отказ от признания фундаментальности причинноследственных связей; фундаментальное сомнение в существовании конечных смыслов и абсолютных ценностей и т. д.). В таких условиях классический анализ как рациональная процедура затруднен, что актуализирует потребность в обновлении методологических оснований гносеологии и задачу существенного обновления эвристического инструментария для того, чтобы обеспечить не только профессионалам, но и рядовым гражданам возможность адекватного понимания сути политики. Однако в современной России процесс идет в обратном направлении: социологические и политико-психологические исследования политического сознания российского общества свидетельствуют, что массовый уровень характеризуется размыванием механизма, способного быть инструментом адекватного отражения сущности политических отношений.

Помимо вышеупомянутых, падение участия массовых групп населения в принятии важнейших стратегических решений в условиях современного российского общества обусловлено также следующими обстоятельствами. Известно, что влияние элиты на массовые слои не безгранично: в традиционалистском обществе оно ограничено сакральными ценностями массовых слоев; в обществе модернизированном — насущными экономическими интересами массовых групп населения. В современном российском обществе оба эти ограничения неэффективны: традиционные «сакральные ценности» пребывают в полуразрушенном состоянии в связи с глубоким повреждением — на грани слома — несущих конструкций традиционалистского сознания в процессе его радикального ре-

формирования. Что касается интересов, то артикулирование экономических интересов традиционно являлось одним из наиболее слабо сформированных механизмов социальной регуляции в российском обществе: в результате длительного доминирования государства по отношению к гражданскому обществу экономические интересы населения практически не получали выражения, будучи подавленными государством. Радикальный характер процесса реформирования привел к тому, что, не успев сформироваться, экономические интересы массовых слоев населения не получили адекватного выражения в условиях доминирования привилегированных акторов.

Всвязи с вышесказанным существенное падение уровня политического участия массовых слоев населения представляется вполне закономерным. Сколько-нибудь массовые демократические движения сегодня утратили роль политического субъекта, что во многом определяет самодостаточность и автономность власти.

2.Типы, уровни, функции политических культур

Важным аспектом анализа П. к. является вопрос об основаниях ее типологии. Плюрализм существующих типологий обусловлен множественностью оснований, выступающих в качестве критериев типологизации. В качестве таких оснований рассматриваются степень участия государства в социально-политическом регулировании (на этом основании Э.Я. Баталов предложил понятие этатистской П. к., противоположной

рыночной [1: 63]); характер идеологических или политических ориентаций граждан; степень открытости (интенсивность обмена информацией с внешним миром); степень внутренней консолидации (консолидированная — фрагментированная) и т. п. Множество существующих типологий могут быть разделены на специализированные (в основу которых положен некий единственный критерий) и общие, исходящие из множественности оснований типологизации П. к. Одна из наиболее известных специализированных типологий предложена Г. Алмондом и С. Вербой в начале 1960-х гг. в работе «Гражданская культура: политические установки и демократии в пяти государствах» [17]. В ее основе — масштаб, качество и характер политического участия граждан. В рамках типологии Алмонда — Вербы выделяются патриархальный, подданнический и активистский типы П. к. Для первого характерно отсутствие интереса к политике со стороны массовых групп населения; для второго — преимущественно подданнический по отношению к официальной власти модус политического участия граждан в политике; для активистского — добровольный и инициативный тип политического участия населения в политической жизни.

189

Примером общей типологии может служить дифференциация, исходящая из культурологических различий Востока и Запада (при этом оба понятия используются не как географические, а культурологические концепты; оба понятия претендуют на синтетические определения внутренне чрезвычайно гетерогенных этноконфессиональных и политико-государственных образований: европейский Запад так же мало похож на американский, как японский Восток — на китайский). Тем не менее можно выделить ряд общих характеристик, объединяющих эти гетерогенные сообщества. Из множества подобных различий выделим главное. Это существенно различные интерпретации сущности политики и предназначения политиков. В западной П. к. политика выступает полем рационального взаимодействия несовпадающих интересов, а политические лидеры — в качестве граждан, облеченных временными полномочиями по управлению обществом. Между тем в восточной политико-культурной традиции политика предстает в качестве недоступной для понимания рядовых граждан сферы деятельности, а политики — в качестве лиц, обладающих особыми качествами, отличающими их от рядовых граждан [9а, 15]. Не случайно именно среди политиков Востока так много харизматических лидеров.

Многослойность и полифункциональный характер П. к. проявляется в сосуществовании ее различных уровней. Традиционно выделяют три уровня. Высший представляет собой систему мировоззренческих представлений о политическом мироздании, укорененных в характерной для данного социума культурной традиции. Срединный уровень — это совокупность ценностно-нормативных ориентаций, регулирующих политическое поведение. Нижний уровень представляет собой вместилище текущего политического опыта, результат осмысления актуальной политической практики [9а]. Эффективные модели П. к. характеризуются содержательным сопряжением трех вышеперечисленных уровней. В ситуации рассогласования или разрыва этих уровней возникают кризисы идентичности и политического участия, чреватые распадом ценностной иерархии и смыслообразующих конструкций политического сознания.

Приведенная выше характеристика компонентов П. к. (когнитивно-эмоциональный, нормативноценностный; деятельностный) не является единственным походом к анализу структуры П. к. Известно, что любое общество представляет собой совокупность множества групп (страт), выделяемых на основании различных критериев (пол, возраст, уровень образования и дохода, этноконфессиональная принадлежность, политические ориентации и т. п.). Политическое поведе-

ние наиболее крупных из этих групп обладает специфическими характеристиками (например, модели электорального поведения старших возрастных групп существенно отличны от тех, что приняты в молодежной среде). Это дает основание для вывода о формировании в пределах данных групп особых субкультур. Применительно к группам, оппозиционно настроенным по отношению к доминирующим на национальном уровне культурным моделям (основания оппозиционности могут носить политический, экономический, культурный и иной характер), можно говорить о контркультуре. Таким образом, общенациональная П. к. предстает как включающая различные субкультуры и /или контркультуры. Степень внутренней консолидации общества во многом зависит от глубины различий по экономическим, социальнополитическим, этноконфессиональным и иным основаниям. В ситуации консолидации общества можно говорить об относительно единой П. к., тогда как в ситуации глубокого внутреннего социально-культурного раскола формируется модель фрагментированной культуры (см.: Хроноструктура культуры, I).

Относительно функций П. к. можно с определенностью констатировать, что их перечень чрезвычайно богат и разнообразен. Не будет значительным преувеличением сказать, что освоение индивидом системы сложившихся в социуме социально-политических отношений, вхождение в эту систему, функционирование в ее рамках (включая такие наиболее важные, переломные моменты, как политический выбор — личностный или социальный), то есть практически вся жизнь человека может быть охарактеризована в терминах П. к. Но наиболее важными из функций П. к. эксперты считают [см.: 9а] функции идентификации; интеграции; коммуникации; ориентации; адаптации; социализации) [9а : гл.18].

О социализации следует сказать особо, ибо политическая социализация не просто является одной из функций П. к., но также выступает универсальным механизмом трансляции П. к. в ряду сменяющих друг друга поколений. Несмотря на разнообразие концептуальных интерпретаций процесса социализации, очевидно, что сущность этого процесса составляет взаимодействие личности и общества по поводу освоения