и коммунальных услуг, носят одинаковую одежду, потребляют одну и ту же пищу, смотрят одни и те же телепередачи, слушают одни и те же новости. Создаваемые современной цивилизацией технологии, товары, услуги, информация и пр., входя в жизнь разных народов, делают их в чем-то похожими друг на друга.

К процессам глобального порядка, выводящим жизнь людей на транснациональный уровень, вынуждена приспосабливаться и политика. В контексте происходящих изменений уже нельзя считать современной ту политику, которая во имя ложно понятого патриотизма или национализма отгораживается от мира, пытается изолироваться от него, мыслит себя вне логики общемирового развития. Но столь же бесперспективна и политика, которая видит в Г. всего лишь вестернизацию мира, его уподобление Западу или подчинение ему, т. е. трактует Г. как всего лишь продолжение политики модернизации. К первым относятся разного рода традиционалисты и фундаменталисты, ко вторым — теоретики и политики неолиберального толка.

В обоих случаях мир остается разделенным, хотя и по разным основаниям. Если в первом случае он делится по традиционным границам, которые считаются непреодолимыми, то во втором — на богатые и бедные страны, на центр и периферию (или полупериферию), причем в роли центра, естественно, выступают наиболее развитые в капиталистическом отношении страны. Предполагается, что таким центром в XXI в. будут страны «большой семерки» с теми или иными незначительными добавлениями, а также зависимые от них международные организации типа МВФ, Международного банка и пр. Остальные страны окажутся за бортом. Они станут для первых либо поставщиками сырья и дешевой рабочей силы, местом хранения их отходов, либо вообще будут исключены из системы.

С подобной перспективой трудно согласиться. Некоторые политики и ученые на Западе высказывают сомнение в способности рыночной экономики без соответствующих мер государственного регулирования подчинить себе весь мир, заставить его жить по своим законам. Другие западные авторы предрекают провал политики экономического глобализма, видя в ней доказательство несостоятельности идеи глобализма вообще. Г., осуществляемая посредством конкуренции и дерегулирования рынков, лишь усилит, по их мнению, неравенство между богатыми и бедными странами, «золотым миллиардом» и остальным населением планеты, спровоцировав со стороны последних ответные конфронтационные действия. Типичный пример тому — современный терроризм. Финансовые кризисы, разрушение природной среды, массовая миграция населения из зон хронической нищеты и голода, рост числа безработных (в силу низкой грамотности и квалификации) в странах третьего мира — это и многое другое свидетельствует о порочности рыночного глобализма даже при условии, что ему нет никакого про-

315

тивовеса. Полагаться в процессе Г. только на рынок — значит действительно дискредитировать саму идею глобализации.

Конечно, многое будет зависеть от желания и умения политиков совместными усилиями реформировать систему межгосударственных отношений таким образом, чтобы она могла учитывать интересы как можно большего числа стран. Однако ставка на одних лишь политиков при всей ее важности не решит всей проблемы. Нужна такая модель Г., которая будет принята не только экономистами и политиками, но и общественным мнением этих стран, позволит каждой из них найти в ней свое достойное место. Подобная модель, по нашему мнению, не может быть ни чисто рыночной, ни этатистской, которые больше соответствовали эпохе индустриализма, опиравшейся либо на механизмы свободного рынка, либо на централизованную и всеохватывающую власть государства. Как известно, именно они раскололи мир на два противостоящих лагеря, каждый из которых претендовал на мировое лидерство. Для одного из них была характерна вера во все разрешающую силу рынка, для другого — в силу и мощь государственного аппарата. Модернизация, ставшая, по существу, запоздалой индустриализацией отставших в своем развитии стран, так и не смогла найти разумного баланса между этими двумя стратегиями развития. С началом эпохи Г. каждая из них перестает быть надежным инструментом политики. Рынок и государство, конечно, и в этой ситуации сохранят значение важнейших факторов мирового развития, но только при условии, что в своем воздействии на него они будут все более корректироваться факторами иного порядка — социальными и культурными,

КУЛЬТУРА В ГЛОБАЛЬНОМ МИРЕ

Глобализация, как известно, происходит в сфере не только экономики, но и информации. Производство информации стало в наше время главным источником развития, в том числе и экономического. Получив техническую возможность распространяться на всем пространстве земного шара, информация охватила сегодня своими сетями и потоками практически весь мир. По словам М. Кастельса, «технологические революции с информационными технологиями в центре заново и ускоренными темпами формируют материальную основу общества. Национальные экономики во всем мире стали глобально взаимозависимыми, создавая в системе с изменчивой геометрией новую форму отношений между экономикой, государством и обществом» [1:25].

Существенно то, что в мире информации от человека, занятого в производстве, требуется нечто большее, чем только деловая активность и исполнительское послушание. Он нуждается теперь в постоянном доступе к источникам информации, обязан уметь пользоваться ею, находить ей правильное применение. Общественное богатство страны измеряется отныне не только наличием у нее природных ресурсов и объемом финансовых капиталовложений, но и уровнем информированности населения в области новых

идей и технологий, его образованности, интеллектуальной развитости, наличием у него творческого потенциала. В общей структуре этого богатства значение культурного капитала неизмеримо возрастает по сравнению даже с богатством природным и экономическим.

Очевидно, что единственно приемлемой для мирового общественного мнения моделью глобализации является та, которая представляет народам равные шансы на участие в этом процессе и пользование его плодами, разумеется, при сохранении ими своей национально-культурной самобытности. Только такая модель будет принята народами добровольно, а не навязана им силой. Глобализация — переход к транснациональной системе связей и зависимостей — может быть положительно воспринята общественностью разных стран лишь при условии соблюдения всеми участниками этого процесса принципа национально-культурной автономии и равенства. А что еще может примирить ее с глобализацией? Если она ведет не к равенству, а к обогащению одних за счет других, к созданию преимущественных условий развития какой-то отдельной системы культурных норм и образцов, зачем тогда она вообще нужна? Любой протест против нее будет в этом случае оправдан и закономерен.

Достижение равенства посредством мирового капиталистического рынка весьма проблематично, если вообще не утопично. Рынок с его конкурентной борьбой ведет, как известно, к неравному дележу (распределению) богатства и собственности между его участниками, что служит главным источником социальной напряженности в современном обществе. Он как бы заключает в себе постоянную угрозу конфликта между богатыми и бедными как внутри одной страны, так и между разными странами. Неравный дележ никогда не примирит между собой тех, кто выиграл и проиграл от этого дележа. Но если в сфере экономики такой дележ практически неизбежен, то в области природопользования и культуры он опасен и в принципе недопустим. Перенос на природу и культуру рыночных отношений уже на этапе индустриального общества стал причиной поразившего его экологического и духовного кризиса. До какого-то времени этот кризис носил относительно локальный характер, не выходил за границы национальных территорий. Однако с созданием транснацио-

316

напьного рынка он выходит на глобальный уровень, обретает масштабы глобального кризиса. Признаками его можно считать углубляющееся в мире неравенство в области образования и культурного развития, неравный доступ разных регионов, стран и народов к источникам производства и распространения информации, к современным технологиям и видам деятельности. Он превращает большинство людей в отсталых странах в пассивных потребителей той массовой продукции, которая в более развитых странах создается ради извлечения экономической выгоды и достижения определенных политических целей. В условиях господства рынка культура в ее высших проявлениях, подобно любому другому капиталу, делится между людьми в зависимости от их экономического достатка и принадлежащей им собственности. Подобный имеющий экономическую природу дележ и является наиболее очевидной причиной культурного кризиса.

Культура по сути своей не является предметом торга и дележа, в равной степени принадлежит каждому и потому всем. Она не может быть приватизирована, превращена в объект чьей-то частной собственности без ущерба для нее же самой. Это касается как искусства, так и науки. Хранящиеся в частных музеях и коллекциях произведения искусства в качестве товаров, приобретенных на рынке, принадлежат частному лицу, но как художественные ценности они принадлежат всему человечеству. И разве можно научные знания сделать собственностью одного человека, одного государства или даже одной транснациональной корпорации? Сама мысль об этом выглядит достаточно нелепо. Научные открытия и изобретения, имеющие именное авторство, можно, конечно, превратить в товар, но научные знания не могут стать собственностью одного человека, храниться в банке, передаваться по наследству. Приобретение человеком знаний в процессе образования менее всего напоминает процесс приобретения частной собственности. Да и вообще любое соединение человека с наукой не может осуществляться по принципу частной собственности — подобно тому, как мы вступаем во владение имуществом или денежным капиталом. Можно купить машину или компьютер, превратив их в свою собственность, но нельзя стать собственником того знания, которое послужило для их изготовления. О том, что рукописи продаются, знал еще Пушкин, но акт их продажи (например, издателю) не превращает покупателя в пожизненного собственника заключенного в этих рукописях содержания. А если превращает, то оно — это содержание — изымается из культурного обращения. Последнее тем и отличается от товарного обмена, что его агентами являются не продавец и покупатель, а писатель и читатель, чьи вза-

имоотношения строятся по совершенно иным — внерыночным — законам. Попадая на рынок, культура, конечно, тоже получает форму товара, но было бы еще одним заблуждением товарного фетишизма выдавать эту форму за суть культуры.

Если частная собственность делит богатство между разными лицами на неравные доли, причем размеры этой доли постоянно меняются в зависимости от рыночной конъюнктуры, то можно ли приватизировать культуру, по сути своей принадлежащую каждому без всякого дележа, т. е. в полном объеме и без всякого изъятия? Как поделить между разными лицами результаты духовного труда, представляющие в силу своей уникальности и неповторимости всеобщий интерес, предназначенные для всеобщего пользования и потребления? Существование частных театров, киностудий, кинопроката, издательств, телевизионных корпораций, фирм и объединений, специализирующихся на выпуске разного рода информации,

свидетельствует о приватизации не культуры, а культурной индустрии, функционирующей по законам рынка. Культура же создается по совершенно другим законам, никак не являющимся предметом экономической теории. Эти законы необходимо учитывать и в процессе глобализации, если, конечно, мы хотим избежать отрицательных последствий этого процесса для культуры.

Глобализацию можно мыслить, следовательно, и по модели рынка, и по модели культуры. Первая приводит к делению стран и народов на бедных и богатых, т. е. к экономическому неравенству, вторая означает равное участие всех в производстве и пользовании благами культуры, что не надо смешивать с культурной экспансией более развитых стран по отношению к странам слаборазвитым. Навязывание отставшим в экономическом развитии странам чуждых им культурных норм и образцов, широкий экспорт в них культурной продукции других стран — например, кинопродукции США, тормозящий рост их собственной киноиндустрии, — пример не культурной, а именно рыночной глобализации, имеющей своей целью извлечение экономической выгоды. Культура здесь, действительно, — только товар, предназначенный для продажи. Глобализация же, учитывающая запросы не только рынка, но и культуры, связывает страны и народы отношениями иного порядка, при котором люди, независимо от своего национального происхождения или места проживания, обладают равным доступом к богатству мировой культуры и, следовательно, равными возможностями в своем духовном развитии (см.: Глобализация культуры, I).

Глобализация по модели культуры не отрицает существующего в мире культурного многообразия, не

317

требует от человека отказа от своей национальной и индивидуальной идентичности. Она ставит своей задачей не переход к глобальной — однородной (гомогенной), общей для всех — культуре, а создание информационных технологий, позволяющих транслировать, распространять по всему миру уже существующие или создаваемые на локальном уровне культурные ценности и образцы. Глобализацию вообще следует рассматривать не как творческий процесс создания какой-то новой культуры, а как процесс создания новых информационных технологий, позволяющих доставлять плоды культурного творчества в самые удаленные уголки планеты, сокращать расстояние между творцами культуры и ее потребителями. Природа творчества остается той же, меняется лишь способ трансляции и распространения его результатов, что предельно расширяет состав культурной аудитории, выводя ее за рамки любой локальной общности — местной, национальной, региональной. Поистине аудиторией становится весь мир. Но одновременно глобализация вынуждена считаться с культурными особенностями каждой из общностей, входящих в эту аудиторию, без чего невозможна никакая культурная коммуникация.

В любом случае глобализация по модели рынка и культуры — два разнонаправленных процесса. Первая, требуя унификации мира, его рационального единообразия, влечет за собой экономическое неравенство, вторая — сохраняя многообразие жизненных проявлений и действий, ведет к культурному равенству. То, что является благом для рынка, для культуры — смертельная угроза. И если в плане экономической глобализации у мира нет альтернативы, помимо рынка (изоляция от мирового рынка — проигрышная стратегия), то единственное, что может противостоять ему, — это культура, дающая каждому право свободного выбора. Этот выбор в ситуации глобализации, с одной стороны, не может уже ограничиться традиционно-локальными рамками существования индивида, позволяя ему пользоваться достижениями другой культуры, с другой — не требует его отказа от собственной культуры, которая в равной степени становится достоянием других. Нельзя спрятаться от мирового рынка в скорлупу своей прежней — этнической или национальной — идентичности, но в условиях глобальной экономики можно сохранить эту идентичность, придав ей характер локальности, способной воспроизводиться на глобальном уровне. Глобализацию в культуре потому иногда и называют глокализацией (см.: Глокализация, II), что она позволяет сочетать глобальное с локальным, сохраняет локальные различия и особенности на уровне транснациональных связей и отношений. Никто, например,

не мешает русским, как и другим народам, и в мире глобальных технологий оставаться русскими по своему образу жизни и мышлению, по характеру и содержанию своего культурного творчества. Важно лишь не переносить механически на культуру то, что характеризует деятельность людей в сфере экономики и политики, т. е. не отождествлять культуру с рынком и государством.

Библиография

1. Кастельс М. Информационная эпоха: Экономика, общество и культура. М., 2000.