зомбировав его, но зомбирование — всего лишь дело техники...

Из предыдущего примера напрашивается вывод, что сам язык не позволит дикарю понять ядерный взрыв так, как его понимает французский физик. Язык считается консервативным, он сторожит предрассудки, подводя все события под известные слова и обороты речи. Это, наверное, так. Но проблема смысла — это не языковая проблема. Выразительность самого примитивного естественного языка бесконечна, поскольку он наверняка включает в себя убористое конструктивное ядро алгоритмических языков, например, рекурсивные функции, аксиоматика которых весьма проста и получена при формализации понятия эффективности. Но самые примитивные естественные языки предполагают эффективность: ведь с их помощью люди успешно решают сложные практические задачи; значит, нечто вроде рекурсивных функций в языке представлено, а это уже выразительность языка компьютера. Думаю, истории неизвестен случай, когда именно языка было бы недостаточно для понимания чего-то.

Человек живет в упорядоченном мире. Человек усматривает в мире упорядоченность. Человек вносит в мир упорядоченность. Человек отображает (переносит) на мир свои идеальные представления о нем. Культура есть образ идеальных человеческих представлений в мире. Обитая в мире, человек живет в идеальном образе, в культуре. Каждый такой идеальный образ есть своего рода «трансцендентальный субъект». Иное для человека имеет форму идеала, форму знания, теории, предрассудка, инстинкта. Благодаря этому иное является для человека своим, освоенным. Культура — освоенный мир. Жизнь в освоенном мире — это тождество мышления и бытия, это стремление к целям, для которых имеются средства достижения. Заяц, петляющий от волка, и шахматист, разыгрывающий испанскую партию, — оба совершают нечто идеальное, ожидая, что их идеал совпадет с логикой иного, логикой времени. Мера риска не имеет значения: волк может оказаться безобидной собакой, ставкой в шахматной игре может быть жизнь. Душа ставит цели и выбирает средства, она контролирует соответствие между идеалом и иным, отображает идеал на иное.

Упорядоченный мир выглядит замкнутым и до конца определенным. Иное в нем скрыто, освоено, не оказывает сопротивления. Существование является тавтологией, тождеством мышления и бытия, имманентностью целей и средств, свободой воли. Из любой ситуации находится выход, вновь возвращающий к идеалу. Даже смерть предусмотрена как культурное событие: идеальное продолжается в загробный мир. Однако при ближайшем рассмотрении в культуре имеются табу: ситуации, попадать в которые не следует, в них кончается действие идеала. Событие, выводящее за пределы идеала, — это необратимое событие. Оно необратимо потому, что демонстрирует условность идеала, выводит за пределы тождества мышления и бытия, ставит на пути жизни непреодолимую преграду иного. Истинным распорядителем событий оказывается иное, тождество мышления и бытия оказывается сновидением. Необратимые события не обязаны встречаться в человеческой жизни. Они порождены иным. Приведем несколько литературных

примеров.

Роковое стечение обстоятельств, приведшее к самоослеплению софокловского царя Эдипа; сообщение призрака, перевернувшее жизнь шекспировского Гамлета; юнкер, не вернувший лошадей конскому барышнику Михаэлю Колхаасу в новелле Генриха фон Клейста; болезнь толстовского Ивана Ильича. Естественно-научным примером необратимых событий является все множество событий, очерчивающих границы «антропного принципа», границы биологической выживаемости. Социологическими примерами являются вьетнамский или афганский синдромы у военнослужащих, вернувшихся к мирной жизни. Во всех этих примерах мы видим затруднения души или всего биологического организма из-за того, что предрассудки, идеалы или инстинкты не тождественны иному. Мир утрачивает упорядоченность, неприкрытое иное наносит чувствительный, возможно — смертельный удар.

5. Инвариант культуры

До какой степени из одной культуры может быть понята другая? Не цветной, черно-белый мир кошки представим для человека по аналогии с черно-белой фотографией, черно-белым кинематографом, телевизором. Звери в цирке вообще творят невероятное: тигры разъезжают на мотоциклах, медведи скачут верхом на буйволах, собаки пытаются пролаять «мама», кошка дружит с мышкой, собака дружит с кошкой и т. п. Для разных трансцендентальных субъектов возможно «взаимопонимание» там, где их идеалы, их «свое иное» пересекаются или совпадают. Фрагменты жизненных миров оказываются аналогичны; между ними, как между множествами с операциями, существуют гомоморфизмы и изоморфизмы. Известно, что плоскость Лобачевского представима на искривленной поверхности (гиперболоиде) в трехмерном пространстве Евклида. Судя по всему, «противоестественная» дружба кош-

71

ки с мышкой возможна в причудливо «искривленном» слое ментальности кошки, искусно обходящем острые углы кровожадных инстинктов, но не противоречащих ее натуре, расположенности к игре, заботе о котенке. Возможно, это как раз то, что в психологии обозначают термином «аффективно-ситуативный интеллект», его недостатком считается то, что он — не наследуется. Это не кажется серьезным недостатком, ведь у людей культурные навыки, скажем умение сыграть испанскую партию в шахматы, тоже не наследуются.

В алгебре линейное пространство инвариантно относительно невырожденных линейных преобразований, расстояние между двумя точками в метрическом пространстве инвариантно относительно ортогональных линейных преобразований. А что инвариантно при переходе от одной культуры к другой?