496-

(таких, как стол, яблоко или камень). Именно такие чтойности являются тем, что получается в итоге феноменологической редукции гуссерлевского типа и что считается «реперной» реальностью в феноменологической социологии.

Совокупность этих чтойностей можно определить как явь — ту сферу существования, которая не вызывает ни у кого сомнений.

Однако оказывается, что значительная часть реальности, претендующей на то, чтобы быть явью, индивидуальна или типологична (что значит истинный холод или истинная жара?). В качестве примера можно привести также аминокислоту фенилаланин — одни считают ее безвкусной, другие — горькой, что детерминируется генетически.

Такая типологичность проявляется и в онтогенезе. «Наивное» сознание принимает явь как реперный слой реальности, что позволяет четко очертить интерсубъективный мир. Начинается поединок индивидуального сознания и социальных норм. Если вторые оказываются сильнее, то сфера яви все расширяется. Далее возможны два варианта.

Во-первых, может происходить акцентирование сначала типологических, а затем и индивидуальных особенностей личности. В результате индивидуальность представления о яви увеличивается, а способность к коммуникации с другими личностями уменьшается. Такое положение дел можно образно квалифицировать как «извержение во тьму кромешную».

Во-вторых, возможно и такое онтогенетическое движение, при котором происходит последовательное погружение внутрь сферы яви. Начиная с какого-то момента становится понятным, что происходит увеличение размерности пространства и обнаруживает себя многомодусность реальности, причем, несмотря на типологические и индивидуальные особенности, образы реальности оказываются все более сходными (такая динамика может рассматриваться как подозрительная на подлинность, как возможный путь к истине).

Витоге довольно быстро достигается такое состояние, при котором с явью оказывается связано относительно небольшое число интенсиональных объектов — реалии сознания перемещаются за пределы яви, а подлинность яви теряет свою очевидность — явь становиться почти М.

Вданной ситуации происходит уплощение реальности, которая лишается многомерности, упрощается. Рассматривая историю европейской культуры в этом контексте, можно говорить о том, что на позднее Средневековье пришлась смена направления вектора истории — процесс усложнения и дифференциации действительности сменился процессом упрощения и

526

уменьшения числа значимых модусов реальности (упрощение ритуализации, этикета, социальной

дифференциации и т. п.).

Настаивание на подлинности яви только увеличивает ее модальность как М., а позитивистское упорствование признания яви подлинностью сопровождается разными типами генерирования М. Так, если явь как единственный модус подлинности рассматривается в качестве модели реальности с хорошо отрефлексированными свойствами, экспликацией операционального игнорирования других модусов подлинности, то явь оказывается определенным видом фикции. Если же такое игнорирование происходит спонтанно, то явь оказывается идеализацией, а при некоторых обстоятельствах и фетишем.

С другой стороны, если модусы многомерной реальности становятся базисными, то одномерная явь оказывается, по сути, мнимой — это мельчайший фрагмент реальности, который никак не маркирован, не выделен среди других ее модусов.

Динамика М. является одним из связующих звеньев обыденно-повседневного и профессионального: профессионалы (ученые, философы) в своей работе регулярно и в большой мере осознанно производят М. первого порядка, и прежде всего идеализации и фикции; регулярно осуществляют рефлексируемые экспансии — экстраполяции. При определенной методологической изощренности они в состоянии адекватно осознать модус реальности таких конструкций.

Однако далее эти конструкции перекочевывают в обыденное сознание и там начинают обычно существовать в форме М. второго порядка, выступая в качестве миражей, идолов и идеалов.

Библиография

1.Гулыга A.B. Пути мифотворчества и пути искусства // Новый мир. 1969. № 5.

2.Лем С. Сумма технологии. М., 1968.

3.Любищев A.A. О критериях реальности в таксономии // А.А.Любищев. Проблемы формы, систематики и эволюции организмов. М., 1982.

4.Флоренский П.А. Мнимости в геометрии. М., 1992.

5.Чебанов СВ. Явь как тип мнимости // Е. Психотворец. Обуватель. Филозоф. М: Российский институт культурологии, 2002.

6.Шрейдер Ю.А. Многоуровневость и системность реальности, изучаемой наукой // Системность и эволюция. М., 1984.

Чебанов С.В.

РАЗНООБРАЗИЕ (к позиции 6.2)

Разнообразие — фундаментальный феномен, оцениваемый, однако, по-разному в разных историкокультурных обстоятельствах.

497-

Живые существа, включая человека, организованы так, что для их существования необходимо Р. окружающей среды — абиогенной, биогенной и культурной, причем организмы способны отображать это многообразие. Более того, иммунные и хеморецептивные системы обеспечивают структурирование этого многообразия, «вырезая» из него подходящие и неподходящие для взаимодействия фрагменты. Сенсорные системы высших животных осуществляют это образом, феноменологически сходным с тем, как это происходит у человека. Последнее обстоятельство является основанием для типологических сближений или

даже эволюционных интерпретаций.

Так или иначе, можно зафиксировать, что высшие животные и человек фиксируют факт Р., выделяют в Р. зоны отталкивания и предпочтения. Среди особей из числа «своих» предпочтение отдается в чем-то отличным, но не очень сильно отклоняющимся от средних. Таким образом могут быть описаны универсалии отношения к многообразию. Остальное — как в усмотрении, так и в оценке Р. — зависит от принадлежности к той или иной традиции.

Весьма примечательно, что любой естественный язык (без которого человек вообще немыслим) устроен так, чтобы отображать Р., однако, в соответствии с гипотезой лингвистической относительности Сепира — Уорфа, отображать по-разному.

Факт Р. неодинаково осмыслялся в истории философии и науки. Причем различия относятся не столько к фиксации факта Р., сколько к приемам структурализации этого Р. и к приданию ему ценностной нагрузки.

Пифагора и Платона в Р. интересовало только то, что его организует — числа и идеи; Р. воплощений в известной мере недостойно внимания. Именно в соответствии с числами и идеями организован космос, которому противостоит хаос, вообще не подлежащий постижению.

Пифагор старался описать мир тетрактидой — последовательностью первых четырех чисел, которые в сумме дают 10. Такого же типа представления о Р. свойственны алхимии и учению о темпераментах. Впоследствии такой способ отношения к многообразию (выделение небольшого числа базовых способов организации) осознается как типология. На этом фоне Р. платоновских идей несоизмеримо больше.

Аристотель, сохраняя значительную часть понятийного аппарата платонизма, прилагает его для решения задач, по сути дела, естественно-научного эмпиризма, создавая тем самым образцы категориального описания больших массивов разнообразных единиц одного типа (напр., лестница существ), которые становятся предметом, достойным исследования.

Тем не менее представление об истине как о том, что неизменно во времени и может быть связано толь-

527

ко с непреходящими свойствами, надолго исключает возможность того, чтобы историческое (как и любое другое временное) Р. стало предметом познания. Поэтому предметом познания Р. долгое время могли быть только вневременные типы, родовые сущности. Конечно же, Р. этнических групп, товаров, мифологических героев, богов и т. д. при этом осознавалось, но не было предметом целенаправленного интереса.

Многообразие, в частности представление о порождении многообразия единым, напряженно интересуют позднегреческих стоиков (Хрисипп), гностиков, неоплатоников (Плотин, Прокл), первую и вторую апологетику, каппадокийцев и др. (среди них — Григорий Нисский, Дионисий Ареопагит), которые в этом контексте обсуждают представление об эманациях. Примечательно, что Плотин при этом дает по сути аристотелевское изложение Платона, а Дионисий Ареопагит, напротив, в учении о небесной и земной иерархиях обсуждает в неоплатоническом ключе аристотелевскую проблематику. Григорий Нисский привносит в эту область явную эстетическую окраску (Р. как ценность), а Порфирий комментирует учение Аристотеля о роде и виде (см.: Лосев [7]).

Следует отметить, что доминирование в восточном христианстве платоновской традиции определило бедность разработки проблематики многообразия (можно упомянуть в связи с этим учение о разрядах существ по отношению к нетварным энергиям у Григория Паламы (см.: [3] и классификации, практически важные для аскетики, в «Добротолюбии»).

Распространение же аристотелевской традиции в западном мире задало основную философскую проблематику Средневековья как связанную с природой многообразия — дискуссию реалистов, номиналистов и концептуалистов по поводу модуса реальности общих понятий. В этой традиции создавались компендии и суммы, наподобие «Суммы теологии» Фомы Аквинского, оперирующие с большими наборами разнообразных понятий (поскольку обращение к эмпирическому материалу не было принято). Ограничивать Р. хотя бы категорий (когда их число превышало 700-800, не говоря о производных понятиях) пришлось с помощью принципа, введенного поздним номиналистом Оккамом (получившего название «бритвы Оккама»). Но так или иначе работа с большим многообразием категорий была характерна для всей схоластики.

Конец схоластики ознаменовался дискуссией рационализма и эмпиризма. Поскольку в то время подразумевалась единственность модели рационализма, это привело к торжеству последнего, ибо представлялось, что именно так можно получить достоверное знание.

Универсализм механики Галилея и учения о методе Декарта вытеснили проблему Р. на периферию знания.

Однако, в области социальных практик оперирование с разнообразием сохранялось. Речь идет о Р. жизненных сценариев и социальных статусов людей, многообразии и сложности организации ритуалов

498-

(включая и сложность литургического действия), этикета, костюмов и т. д. При этом шлейф подобных сложных социальных практик сохранялся вплоть до первой половины ХХ в., подвергаясь разрушению со стороны буржуазии, приходившей на смену аристократии.

Заявив о себе в самых разных областях (вплоть до изложения Спинозой «Этики» в виде аксиом и теорем и создания всеобщих грамматик), универсально-рациональный метод вынужден был пойти на определенные самоограничения, оставив место и для дисциплин, изучающих многообразие.

Ярким образцом постижения Р. явились классификационные построения начала XVIII в., связываемые с именем К. Линнея [6]. Система Линнея призвана раскрыть план Божественного творения посредством расположения на лестнице существ таксонов, объединяющих определенные наборы эмпирических индивидов (минералов, растений, животных). Соединение в одной конструкции такого числа важнейших для европейской культуры идей сделало эту систему образцом для подражания более чем на четверть тысячелетия.

Влияние авторитета описательного естествознания на естествознание математизированное привело к тому, что внутри последнего произошла трансформация понимания важнейшей категории эксперимента от чистого рационализма Галилея, игнорирующего эмпирическое многообразие, через Ньютона (не измышляющего гипотез) к эмпиризму Фарадея.

Новые грани интереса к многообразию открылись в связи с его исторической интерпретацией. Начало XIX в. ознаменовалось появлением историко-филологической герменевтики М.М. Хлодениуса, Т.Ф. Майера, В. Дильтея, Ф. Шлейермахера, Л. Ранке и Т. Дройзена, которая акцентирует внимание на исторической определенности многообразия реалий гуманитарной культуры.

Символом середины и второй половины XIX в. стало историческое истолкование многообразия живых существ, осуществленное дарвинизмом, впитавшим в себя достижения географии, геологии и биологии конца XVIII — первой половины XIX вв.. Абсолютизация Э. Геккелем исторического понимания многообразия обернулась трактовкой всякого различия как следа истории, неадекватность чего предопределила популярность структурализма и типологии в некоторых течениях естествознания в веке ХХ.

528

Распространение гегельянства и его производных (включая марксизм) сделало интерпретацию Р. как следа истории становления абсолютно доминирующим в конце XIX и значительной части ХХ в.

Именно на этом интеллектуальном фоне возникает позитивизм (О. Конт) и феноменологизм, интерес которого к индуктивным обобщениям делает исследование эмпирического многообразия достойным занятием.

Тем не менее вторая половина XIX в. — время смешения разных традиций мысли (отношения эмпиризма

ирационализма, место полиморфизма и универсалий не прозрачны для исследователей) и предощущения грядущей научной революции. В этом контексте исключительно важно различение В. Виндельбандом и Г. Риккертом (несколько по-разному) Номотетических и идеографических составляющих знания, первые из которых связаны с универсалиями, а вторые — с описанием тех или иных многообразий.

Потребовавший стандартизации всех областей практики промышленный бум конца XIX — ХХ вв., бурное развитие физики в начале ХХ в., обеспечившие развитие энергетики и военной техники, предопределили резкое ценностное доминирование Номотетического знания, которое и стало эталонным для неопозитивизма. В итоге можно говорить об абсолютном доминировании инвариантного подхода, который определил лицо ХХ в. Однако, глобальные проблемы и кризисы второй половины ХХ в., так же как

идостижения науки и техники позволяют говорить о складывании в последней четверти ХХ в. в качестве антипода инвариантному подходу подхода типологического, который нацелен на работу с многообразием и на который возлагаются большие надежды в разрешении насущных проблем человечества (Розова [8]).

На пути становления типологического подхода можно отметить следующие вехи:

—формулирование типологического метода М. Вебером;

—становление статистической картины мира и вместе с тем осознание ее ограниченности при описании биологического (в частности, генетического) многообразия;

—формулирование представления о множественности способов обоснования, в том числе:

—формулирование представлений об эстетических критериях реальности,

—постановка вопроса о нравственных критериях реальности;

—различение истины и пользы и формулирование их критериев;

—осознание различия миров, свойственных разным психологическим типам (К. Юнг);

—типология соматической конституции (Г. Шелтон, Э. Кречмер);

—провал позитивистской программы создания языка науки;

—формулирование гипотезы лингвистической относительности Сепира — Уорфа;

—формулирование концепции семантического инварианта Р. Якобсоном;

—формулирование представления о языке респондента и типология респондентов массовых коммуникаций;

—становление этно-культурной антропологии;

—осознание самоценности культурного многообразия;

—трактовка культуры как перевода непереводимого, требующая многоязычия как условия

499-

существования культуры (В.В. Иванов и др. [ 1 ] );

—осознание изменчивости как фундаментального свойства живого;

—представление об угрозе глобального экологического кризиса и осознание ценности биоразнообразия,

вчастности:

—осознание опасности биоразнообразию со стороны генетически модифицированных организмов;

—осознание уникальности жизни (биологической, культурной) и необходимости ее охраны (охраны природы и культуры);

вчастности:

—опыт нацизма и осознание ценности разных этносов на фоне актуализации национального самосознания;

—открытие феномена культурного ландшафта и осознание его ценности (Каганский [2]);

—формирование представления о географически оптимальных этно-культурных типов хозяйства (Г.С. Лебедев );

—производство десятков миллионов видов промышленной продукции, которые слагают закономерные комплексы — техноценозы [10];

—осознание необходимости жить в мире более разнообразном и более тесно взаимосвязанном, чем это традиционно считалось;

вчастности:

—развал системы колониализма и появление большого числа новых государств;

—преодоление европоцентризма и перемещение центра мировой истории в Азиатско-Тихоокеанский регион;

—становление гуманистической типологии и формирование представления об особых людях и, в частности, особых детях (а не об инвалидах);

529

—создание образцов совершенных классификаций (таблица химических элементов Менделеева, группы

симметрии кристаллов Е.С. Федорова, треугольник гласных Л.В. Щербы);

—развитие формальных методов классифицирования (нумерической таксономии, факторного анализа, метода главных компонент и т. п., компьютерной таксономии и т. д.);

—развитие компьютерной техники, позволяющей работать с большими массивами данных;

—формирование теории классификации (классиологии), отличной от логики;

—обнаружение распространенности распределений с неопределенными центральными моментами;

—установление неединственности видов рациональности;

—формулирование идеи слоистой онтологии Н. Гартмана (см.: Мнимость как базовая категория, II);

—формулирование Крипке концепции возможных миров;

—формулирование представления о работе не с отдельными онтологиями, а с пучками онтологий;

—формулирование Г.П. Щедровицким представления о популятивном объекте;

—методологический анархизм Фейерабенда. Перечисленные и неупомянутые представления и

события являются той базой, которая позволяет говорить о становлении типологического подхода как характерной черте последних десятилетий.

Суть типологического подхода можно сформулировать в виде следующих основных положений:

—Р. является фундаментальным свойством мира, изучаемым особой дисциплиной — диатропикой (Чайковский [11]). Если какой-то объект предстает как лишенный Р., требуется поиск специальных причин, которые определяют такое положение дел.

—Р. предстает в двух основных формах: полиморфизма, выраженного в нетождественности разных экземпляров (что изучается таксономией, оперирующей с разделительными категориями), и гетерогенности — неоднородности одной особи (изучаемой мерономией, работающей с собирательными категориями).

—Изучение полиморфизма является исследованием прежде всего умозрительным, поскольку только конкретный экземпляр может быть объектом эмпирического исследования. Гетерогенность может изучаться эмпирически и умозрительно.

—Основным отношением в типологии является отношение тип — вариант, задаваемое семантическим инвариантом, на основании которого происходит отождествление конкретных конструкций.

—Полиморфизм возникает как множество вариантов существования одного гетерогенного образования.

—Если осмысленно рассмотрение исторического аспекта Р., то исторический процесс есть процесс смены Р., а не порождение Р. из единообразия (особым случаем является только порождение многообразия из точки сингулярности [11]).

—Р., будучи ограниченным какими-либо причинами, имеет тенденцию к самовосстановлению (хотя, ВОЗМОЖНО, и В других формах) (см.: Форма, II).

—Р. определенным образом организовано, номотетично, а не беспорядочно (см.: ниже о рефрене).

—Единицы разной природы различаются степенями полиморфизма и гетерогенности (у физических объектов она наименьшая, у биологических — больше, а у психических — еще больше и т. д.). Однако охарактеризовать эти степени количественно затруднительно (см. далее).