Глава XVIII

т ении, вызванном этими их насилиями. Не повторились ли подобные на­силия и в Киеве, по взятии его Ярославом? До нас дошло ясное свидетель­ство Титмара Мерзебургского о разорении и пожаре Киева в 1017 г.; древ­нейшая летопись, по-видимому, также сообщала о пожаре в Киеве, повре­дившем и св. Богородицу Десятинную. Не были ли эти пожары следствием бесчинства Варягов в завоеванном городе? И не побудили ли Ярослава эти их бесчинства отправить их в Грецию с должным предупреждением визан­тийского императора, с которым русский княжеский дом состоял в род­ственных отношениях? В пользу признания рассказа о Владимировых Ва­рягах перенесенным литературным путем из событий 1017 года говорит еще и отмеченное выше обстоятельство: летописец умолчал, в чем же состояло зло, содеянное Варягами Киеву; Варяги в 1017 году сожгли Киев, пожгли его церкви; упоминание о церквах было бы неуместно в рассказе, относя­щемся ко временам Владимира.

После этих замечаний, имеющих целью показать, во-первых, что фи­гура Блуда изображена несколько сгущенными красками, во-вторых, что эпизод с Варягами вставлен летописцем в рассказ о событиях 978 года про­извольно, я нахожу возможным возвести все остальное повествование о распре Святославичей и вокняжении Владимира к народным преданиям. Предание помнило о том, что Владимир стоял между Дорогожичем и Ка-пичем; летописец подтверждал его тем, что ров, которым окопался при этом Владимир, виден был и «до сего дня»; предание передавало об осаде Яро-полка в Родне; летописец подтверждал его ссылкой на современную ему пословицу: «беда аки въ Родьне ». По мнению летописца пословица эта сло­жилась от того, что осажденные в Родне терпели сильный голод, но, быть может, первоначальный смысл пословицы был иной; он намекал на распрю между братьями и исходил из созвучия слов Родьня и родьня¹². Предание помнило еще об оставшемся верным Ярополку некоем Варяжке; Варяжко бежал к Печенегам и мстил Владимиру неоднократными набегами с Пече­нежскою ратью: с трудом привлек его к себе Владимир, «заходивъ к нему ротЬ »; весьма вероятно, что народное предание гораздо обстоятельнее, чем летописец, сообщало о Варяжке и его войнах с Владимиром¹³.

§ 263. Популярный князь киевский Владимир, и теперь еще воспевае­мый в народных былинах, стал весьма рано центральною личностью в том Дружинном эпосе, который складывался в X—XI веке в Киеве. Едва ли не главною заслугой Владимира в глазах русских людей было объединение им под своею властью всех восточнославянских племен¹⁴: народное предание приписывало ему покорение Вятичей, Радимичей, Хорватов; им же поко­рена Ятвяжская земля; он воевал с Ляхами и взял у них Червенские города;

1 2 Ср. эту пословицу в более полном виде в Ермолинской летописи: «беда аки в РоднЬ;

братъ брата убилъ». В Переясл. летописце читаем: «без хлеба, в РоднЬ».

13 Ср. в Переясл. летописце слова, обращенные Варяжком к Блуду, «всякъ милостникъ

подобенъ есть змш запазушней».

14 В Слове о законе и благодати читаем: «и единодержечь сии бысть в земли своей, поко-

ривъ подъ ся округняя страны, овы миромъ, а непокоривыя мечемъ».

345

он победил Болгар Дунайских; все эти походы воспевались, по-видимому, в былинах, которые стали рано переносить на Владимира подвиги предше­ствовавших ему князей. Так, о покорении Вятичей другие народные преда­ния говорили, как о деле Святослава; утверждать на основании летописи, что при Владимире Вятичи захотели сложить с себя ярмо, надетое на них Святославом, и что их пришлось поэтому покорить вновь, мы, конечно, не будем. Но главная борьба шла во времена Владимира со степью, с Пече­негами, постоянно тревожившими русские пределы; отдельные эпизоды этой борьбы запечатлелись в памяти народной в виде ярких картин, подоб­ных тем, что изобразил составитель Повести вр. лет, рассказавший об еди­ноборстве отрока Переяслава с Печенежином и об осаде Печенегами Бел­города. Составитель Древн. свода воспользовался преданиями о войнах Владимира и на основании их составил сообщения о похо­дах против Ляхов, Вятичей, Ятвягов, Радимичей, Болгар, Хорватов. О вой­нах с Печенегами он сообщил лишь в общих чертах, упомянув, впрочем, об одном из походов Владимировых к порогам.

Предания о пирах Владимира, о которых повествуют и современные нам былины, использованы летописцем в характеристике Владимировой, данной им в конце рассказа об его княжении. В летописном сборнике, именуемом летописцем Переяславля Суздальского и восходя­щем по времени своего составления к XIV веку, вставлены некоторые подробности об обильных яствах, подававшихся на этих пирах; можно ду­мать, что слава о них воспевалась и во времена Ярослава.

В повествовании о событиях после Владимира я не вижу указаний на пользование былинами или историческими песнями. События эти были для летописца недавнего происхождения; они не успели еще принять легендар­ной окраски, и рассказ о них, быть может, местами неточный и даже ска­зочный, основывался на припоминаниях современников.

§ 264. Впрочем, в сказании о Борисе и Глебе видим зачатки слагавшей­ся уже вскоре после первого прославления этих князей легенды. Как отме­чено выше, в Киеве приписывали убиение любимого князя Бориса Вышего-родцам; легенда сохранила имена убийц и подробности убиения. В рассказе об убиении Глеба опять находим имена убийц. Про Святослава сказанию известно, что он настигнут убийцами в горе Угорской. О Святополке сооб­щается в ярких выражениях, какою злою он умер смертью, где он испустил свой дух; могилу эту знают «и до сего дьне», из нее исходить злой смрад. Все эти подробности ведут к предположению о существовании леген­ды об убиении Бориса и Глеба еще во времена Ярослава.

Духовную легенду порождает сплошь и рядом постройка нового хра­ма или часовни. Одна из подобных легенд восходит еще ко времени Вла­димира; она связана с построением в Василеве церкви св. Преображения. Легенда о построении этой церкви сообщает об обете, данном Владимиром во время одной из неудачных битв с Печенегами, ког­да Владимиру пришлось скрываться под мостом; вероятно, из этой же ле­генды заимствован рассказ о пиршестве, сопровождавшем освящение но-

346