Глава XVIII

п редание, правильно приуроченное составителем Древн. свода (под влия­нием болгарского источника) к возвращению Святослава из Болгарии. Но предание это было поставлено в связь с преданием о том, как Печенеги едва не взяли Киева.

§ 262. Предания о распрях между Святославича-м и представлены в Древн. своде в значительной разработке. Два главные момента — убиение Олега Ярополком и убиение Ярополка Владимиром стоят в известной связи между собой: Владимир мстит за брата и движени­ем против Ярополка спасает себя. Нельзя не видеть известной аналогии между событиями после смерти Святослава и событиями после смерти Вла­димира. После смерти Святослава Ярополк убивает Олега; Владимир, си­девший в Новгороде, обращается за помощью к Варягам и овладевает Кие­вом, причем Ярополк теряет жизнь. После смерти Владимира Святополк убивает братьев Бориса, Глеба и Святослава; Ярослав, сидевший в Новго­роде, обращается за помощью к Варягам и овладевает Киевом, причем Свя­тополк теряет жизнь. Эта аналогия обращает на себя не только наше вни­мание; ее, конечно, заметили и современники. И подобно тому, как на­личность двух походов польских Болеславов, восстановивших в 1018 году на киевском столе Святополка, а в 1069 — Изяслава, имела следствием, что подробности, относящиеся к походу 1069 года, переносились в рассказ о походе 1018 года, так же возможно допустить, что события 1015—1019 годов, насколько они были известны летописцу, давали окраску его рассказу о событиях 977—978 годов. Эти соображения заставляют меня отнестись с некоторою осторожностью к тому развитию, которое дано летописцем преданию о распре между Святославичами; не все в его рассказе соответ­ствовало преданию; кое-какие черты и даже факты могли быть включены в него из событий более близких к летописцу и лучше им исследованных — из истории борьбы между Святополком и Ярославом. Останавливаюсь на двух особенностях рассказа о распре Святославичей.

Во-первых, перед нами выдвигается личность Святополкова воеводы Блуда с чертами предателя и изменника: по рассказу Древн. свода (потер­певшему изменение в Нач. своде, благодари влиянию особой версии о Люте Свенельдиче) Блуд возбудил Ярополка против Олега и стал таким образом начальником братоубийственной вражды; тот же Блуд предал Ярополка Владимиру. Оставляю в стороне вопрос, соответствовало ли все это дей­ствительности ¹⁰ или, по крайней мере, точно ли при этом передается на­родное предание. Обращаю внимание на те философско-лирические от­ступления, которые вызывает в летописце поведение Блуда: после измен­нического согласия Блуда на предложения Владимира, сделанные при по­средстве подосланных посредников, летописец восклицает: «О, злая лесть человеческа! Якоже Давыдъ глаголеть...»(и далее следуют выписки из псал-

1 0 Не забудем, что Новгородская летопись в рассказе о сражении при Любече говорила о том, что в стане Святополка был муж в приязнь Ярославу и что победа Ярослава явилась следствием тайных сношений с ним.

343

ЧАСТЫ

м ов); затем читаем резкое осуждение изменяющих князьям своим или гос­подам слуг; они, по словам летописца, хуже бесов; заключает свои рассуждения летописец замечанием, что Блуд, предавший своего князя, был повинен в его крови. Это неожиданное философско-лирическое отступле­ние, пожалуй, даже не совсем уместное в изображении той языческой сре­ды, где произошли описываемые события, сильно напоминает подобные же отступления в рассказе об убиении Бориса и Глеба, где летописец выступа­ет с длинными обличениями против Святополка, где летописец обличает и окаянных убийц Борисовых, Святополковых слуг, сравнивая их с бесами («сици бо слугы беси бывають... золъ бо человекъ, тщася на злое, х у ж и есть б е с а »). Заключаю из этого, что летописец, изображая борьбу Вла­димира с Ярополком, чувствовал, что она кое в чем напоминала борьбу Ярослава с Святополком; это поднимало его чувство до такого же фило-софско-лирического подъема, какое оно получало при изображении Свя­тополка. В результате ему удалось изобразить две яркие фигуры, олицет­ворявшие зло в разных его проявлениях, фигуры, приковывавшие на себе, внимание потомства: предателя Блуда и братоубийцы Святополка ¹¹.

Во-вторых, я обращаю внимание на любопытный рассказ летописца о наемных Варягах, предъявивших к Владимиру большие требования после взятия Киева: «се градъ нашь, — объявили они, — мы прияхомъй, да хо-чемъ имати окупъ на нихъ, по 2 гривнЬ отъ человека». Владимир уговорил их ждать месяц, пока не соберут им денег; когда Варяги по истечении меся­ца увидели, что Владимир их обманул, они отпросились в Царьград. Влади­мир отпустил их, но послал предупредить царя: «се ид уть к тебе Варязи, не мози ихъ держати въ граде, оли то сътворять ти зло, яко и еде, но расточи я разно, а семо не пущай ни единого». Это первый рассказ в Древн. своде, который я затруднился бы возвести к народному преданию (или к старше­му письменному памятнику). О поступке Владимира с Варягами не могла, конечно, сложиться былина; а если она и сложилась бы, то не могла бы со­хранить той весьма характерной подробности, каковою является преду­преждение, посланное Владимиром к греческому царю. Можно, конечно, допустить, что рассказ основан на припоминаниях; но странно, что в нем не сохранилось тех черт, которые могли бы запечатлеться у Киевлян особен­но резко, — что в нем не говорится, что же именно совершили Варяги в Киеве, кроме выраженной ими Владимиру угрозы взять с Киевлян окуп; а между тем Владимир предупреждает греческого царя о том, что Варяги могут совершить в Царьграде такое же зло, как и здесь. В виду сомнений, возбуждаемых этим рассказом, я предполагаю, что летописец перенес на 978 год событие, имевшее на самом деле место в 1017 году. Ярослав побе­дил Святополка при Любече при помощи Варягов, составлявших, по расче­ту новгородского летописца, четвертую часть всего Ярославова войска: Варягов было 1000, а Новгородцев 3000. Тот же летописец рассказал о на­силиях, творившихся этими Варягами в Новгороде в 1015 году, и о возму-

¹¹ Ср. Степенную книгу; Сказание о Мамаевом побоище и др. #

344