Глава XVIII

з я за то, что он оставил свою старую мать; Святослав перед матерью и боя­рами объявляет о желании своем вернуться в Переяславец; но мать угова­ривает его подождать с отъездом, ссылаясь на свою болезнь; «погребъ мя, иди яможе хощеши». И когда через три дня Ольга умерла, Святослав со всеми людьми похоронил ее. Второе же сообщение совершенно неожидан­но: Ольга не велела творить над собой тризны, ибо она втайне держала у себя священника, который и похоронил ее, очевидно, также втайне. Сооб­щение это в более полном виде читается в проложных житиях св. Ольги — вот причина, почему мы считаем возможным возвести его к отдельному сказанию об Ольге (ср. §§ 73, 75, 76). Возможно, что проложная статья об Ольге, напр, подобная той, что читается в Типограф, прол. XIV в. № 368³) целиком восходит к предполагаемому сказанию. В таком случае указание на то, что Ольга родом из Пскова, надо возвести в Нач. своде к Древн. сво­ду, а в этом последнем к тому же сказанию. Мы читаем в этой проложной статье, что Ольга, вернувшись в Русь, «обиходяше всю Русьскую землю, дани и урокы льгъкы уставляющи и кумиры сокрушающи». Не заимство­вано ли отсюда, т. е. из протографа этой статьи, в Древн. свод сообщение о том, что Ольга уставляла уставы и уроки по Деревской земле и что стано­вища ее и ловища имеются по всей земле? Эту подробность предполагае­мого сказания надо поставить в связь с последующим: «даяше же и милос­тыни много убозеи чади»; следовательно, творя милостыню, Ольга одно­временно облегчала тяготы, лежавшие на населении⁴. Похвалу Ольге, чи­тавшуюся в Древн. своде после рассказа об ее кончине, возводим к тому же сказанию.

Такое предположение тем правдоподобнее, что вряд ли бы осторожно признать сводчика, автора Древн. летописного свода, поставившего себе прямую и определенную цель рассказать о древнейших судьбах Русской земли и довести рассказ до новейших событий, — признать его одновремен­но составителем житийных сказаний, похвальных слов Ольге, далее Вла­димиру и проч. Одному человеку справиться со всем этим разнообразным материалом было бы непосильно, и потому мы стараемся по возможности теснее ограничить область личного творчества, сочинительства составите­ля Древн. свода.

§257. Третьим письменным источником нашего свода признаем ска­зание о Варягах мучениках. Дошедшее до нас сказание о них в прологе подверглось сильному влиянию летописи: это видно между про­чим из пропуска имени Варяга-отца, пропущенного и в летописи, но несом­ненно названного в первоначальном виде сказания⁵; то же следует и из того, что проложная статья, как и летопись, начинает рассказ с победы Влади-

3 Ф. А. Гиляров, Предания русской нач. летописи.

4 Сообщение Татищева, ссылающегося при этом на определенный источник (Раскольн.

список) о том, что Ольга ведала отложить княжее (т. е. какую-то свадебную пошлину),

б. м., восходит к тому же сказанию.

5 Имя это Туры; доказательства см. в статье «Как назывался первый русский мученик»

(Известия Имп. Акад. Наук. 6 серия, 1907 г., май).

335

мира над Ятвягами, между тем как из соображений, высказанных в § 11, видно, что первоначально рассказ приурочивался ко времени вступления Владимира на Киевский стол. Летопись, несмотря на возможность, данную сказанием, не сохранила указания на день мученичества Варягов; пролог дает этот день — 12 июня; драгоценная дата эта является ключом для раз­гадки, почему составитель Памяти и похвалы Владимиру полагал днем вос­шествия Владимира на стол 11 июня; а это указание древнего памятника красноречиво свидетельствует о том, что действительно в первоначальном сказании (а за нам и в Древн. своде) мученичество Варягов излагалось вслед за рассказом о вступлении на Киевский стол Владимира.

§ 258. Переходим к вопросу о четвертом источника Древн. свода — сказании о князе Владимире. Я не мог бы привести ясных и убедительных доказательств в пользу существования такого сказания. Мы видели, что для объяснения факта обращения Владимира в христианство, летописцу пришлось прибегнуть к аналогиям; это могло бы служить дока­зательством, что ему не было известно сказание о Владимировой креще­нии. Имеем однако в виду высказанные выше соображения: невозможность допустить соединение в одном лице и летописца и сводчика и автора агио-логических статей; руководствуясь главным образом этим, мы были бы склонны допустить, что рассказ о крещении Киевлян, сообщение о добро­детелях Владимира и посмертная похвала ему извлечены составителем Древн. свода из отдельного сказания. Нас останавливают однако некото­рые сомнения: отдельные элементы, вошедшие в рассказ о Владимире, мог­ли быть заимствованы составителем Древн. свода из других известных ему статей, нами уже рассмотренных. Так, похвала Владимиру вводится в текст одинаково с похвалой Ольге; там мы читаем: «сей похорони блаженую Ольгу. Си бысть предътекущия хрьстияньсте земли»; здесь: «схраниша тело его съ плачьмь блаженаго кънязя. Сь есть новый Костянтинъ велико­го Рима». Так в описании крещения Киевлян читаем: «И бяше си видети радость на небеси и на земли, толико душь съпасаемыхъ: а дьяволъ стеня глаголаше: увы мне, яко отъсюда прогонимъ есмь! сде бо мняхъ жилище имети, яко еде не суть ученья апостольска, ни суть ведуще Бога, но веселяхъся о службЬ ихъ, еже служаху мнЬ; и се уже побеженъ есмь отъ невегласа, а не отъ апостолъ, ни отъ мученикъ, не имамъ уже царствовати въ странахъ сихъ». Этот отрывок стоит в тесной связи с тем, что помещено составителем Древн. свода выше из сказания о первых мучениках: «дьяволъ радовашеся сему, не ведыи, яко близь погибель хотяше быти ему. Тако бо тщашеся погубити роль хрестьяньский, но про­гонимъ бяше хрестомъ честнымъ и в инехъ странахъ; сде же м н я ш е с я оканьныи: яко с д е ми есть жилище, еде бо не суть апостоли учили, ни пророци прорекли... Аще и теломь а п о с -толи не суть еде были, но ученья ихъ аки трубы гласять по вселенЬи в церквахъ». Но можно ли наверное утверждать, что только что приведен­ное место составлено действительно летописцем? Возможно, что оно чита­лось уже в отдельном сказании о Владимире, автор которого, как видно из

336