Услышать и понять партнера по социальному процессу (Заметки после чтения рукописи.)

Мне посчастливилось попасть в число первых читателей этой книги. С ее авторами Ильей Штейн-бергом и Евгением Ковалевым я познакомилась в Московской высшей школе социальных и экономических наук, где веду лекционный курс по методам полевых исследований. Среди студентов 1996/97 учебного года занималась группа участников российско-английского проекта "Социальная структура советского и постсоветского села", которым руководил ректор Школы и профессор Манчестерского университета Теодор Шанин. Уже была опубликована и успела стать библиографической редкостью первая монография по итогам проекта "Голоса крестьян: сельская Россия XX в. в крестьянских мемуарах"¹. В числе авторов и составителей этой книги, собиравших истории крестьянских семей, были и другие слушатели, записавшиеся на мой курс: В.Г.Вино-градский, А.Н.Снисаренко, А.М.Никулин и др.

¹ Голоса крестьян: Сельская Россия XX века в крестьянских мемуарах. М.: Аспект-Пресс, 1996. 412с.

На семинарах эта группа заметно выделялась своими выступлениями по таким методологическим проблемам, которые в отечественной социологии либо только обсуждались², либо находились в стадии поисковых исследований. Это были рассказы бывалых "полевиков", испытавших методологические нормы социологических учебников в практическом опыте полевой работы. Чувствовалось, что этот опыт объединял их не только ранее сложившимися творческими интересами, но и общим групповым состоянием активной методологической рефлексии. Естественно, что обсуждение этого опыта продолжалось и после семинаров. Становилось ясно, что монография "Голоса крестьян..." отражает лишь малую часть нетрадиционного исследовательского опыта, которым располагают участники проекта.

² Маслоеа О.М. Методология и методы // Социология в России. М.: На Воробьевых, 1996. С. 37—82; Она же. Качественная и количественная социология: Методология и методы. (По материалам круглого стола.) // Социология: Методология, методы, математические модели. 1995. № 5—6. С. 5—16.

Во-первых, методологическая база проекта изначально включала принципы понимающей социологии: на стадии формирования эмпирического объекта при отборе сел и респондентов использовалась стратегия исследования случая (Case Study), а на этапе анализа — последовательная концептуализация данных, получаемых в каждом отдельном исследованном случае (Grounded Theory).

Во-вторых, они говорили об опыте параллельного использования количественных и качественных методов на этапе сбора эмпирической информации. В методическое обеспечение проекта входили как традиционные формализованные методы (потребительские бюджеты и бюджеты времени), так и неформализованные варианты интервью, наблюдения и анализа документов, что вызывало вопросы и дискуссии о том, как это будет дальше анализироваться и интерпретироваться.

В-третьих, обращал на себя внимание опыт работы, связанный с использованием неформализованных вариантов интервью: он был существенно иным, чем традиционные данные о ситуации и методике опроса, получаемые в центрах массовых опросов из формализованных отчетов интервьюеров. Этот опыт частично напоминал забытую практику экспедиционных исследований села конца XIX — начала XX в., которую создавали земские статистики, работавшие не только как интервьюеры, но и как этнографы.

В-четвертых, весь этот нетрадиционный методический и методологический опыт был получен в социологии села, в которой описание этих аспектов почти не привлекало внимания социологов, и лишь сопутствовало описанию содержательных результатов в качестве фона или методических комментариев. Изначальная установка проекта на изучение "зоны молчания" через "голоса снизу" предполагала обращение к острым темам в прошлой и настоящей жизни российского села, которые долгие годы замалчивались. Естественно, что обращение к этим темам требовало от интервьюеров-исследователей новых методических навыков: установления контакта с респондентами, формирования и поддержания доверия, определения ролевых позиций в новом виде диалога и т.д.

В-пятых, здесь был и нетрадиционный организационный опыт, обусловленный методологическими инновациями. В нем сочетались как традиционные методы коллективной работы (семинары всех участников проекта, так называемый "Длинный стол")¹, так и индивидуальное творческое включение каждого участника во все стадии исследовательского процесса. Каждый изучаемый случай (включенное в выборку село) становился как бы самостоятельным проектом в рамках единого замысла, и имел своего исследователя, который работал и как интервьюер, и как наблюдатель, и как статистик и аналитик документов, а позднее, как интерпретатор и теоретик. Такой экспедиционный опыт, не связанный с традиционным разделением труда в зависимости от операций и этапов социологического исследования, формировал у исполнителей целостное, объемное видение изучаемой реальности, формировал совершенно иной стиль методологической рефлексии и содержательного повествования о полученных исследовательских результатах.

¹ В советской социологии известен опыт исследовательского проекта, осуществленного под руководством Б.А.Грушина, в котором коллективный семинар участников проекта работал в период разработки программы и методического инструментария для сбора данных. Семинар проходил по пятницам и когда через 47 заседаний программа была готова, ее опубликовали в четырех выпусках под общим названием "47 пятниц". М: Ротапринт ИКСИ АН СССР, 1969—1972.

Я предложила своим необычным студентам написать не только положенные по программе рефераты, но и статьи в социологические журналы. Оказалось, что они уже заканчивали написание двух монографий, посвященных методологическому опыту проекта. Летом 1998 г. я прочитала рукопись первой из них, подготовленной И.Штейнбергом и Е.Ковалевым, и поняла, что эта книга заслуживает обстоятельного разговора, поскольку представляет для отечественного социологического сообщества не только новый методологический опыт, интересный и ценный сам по себе, но и новый жанр или способ осмысления и описания этого опыта.

Об исследовательской ситуации

Тот учебный год (1996/97), когда создавалась книга, был особенно "урожайным" на публикации результатов международных исследовательских проектов, выполненных в парадигме понимающей социологии. Отечественное социологическое сообщество получило своеобразный итог эмпирического и теоретического опыта, связанного с освоением методологических принципов и эмпирического инструментария качественных социологических исследований. Публикации были посвящены в первую очередь представлению содержательных результатов научной общественности и потребителям нового социологического знания о меняющемся российском обществе.

Методологическая рефлексия по поводу исследовательского опыта выглядела в них по-разному, но традиционно играла вспомогательную роль, присутствуя з виде минимального методологического комментария, принципиально необходимого для адекватного восприятия содержательных результатов. Коллектив сотрудников Института социологии РАН (руководитель В.Семенова) и Французского Национального центра научных исследований (руководитель Д.Берто) опубликовали итоги совместного проекта "Век социальной мобильности в России"¹, основанного на исследовании семейных историй, раскрывающих социальную динамику поколений от предреволюционного периода до современных реформ. Методологическая часть этого проекта нашла отражение во вводной части монографии "Судьбы людей. Россия XX век", в методическом комментарии к ее отдельным главам, а также в специальном сборнике переводов по истории, методологии и практике использования биографического метода в социологии².

¹ Судьбы людей: Россия XX век. Биографии семей как объект социологического исследования / Под ред. В.Семеновой, Е.Фотеевой. М.: Институт социологии РАН, 1996. 426 с.

² Биографический метод в социологии. История, методология, практика / Под ред. Е.Ю.Мещеркиной, В.В.Семеновой. М.: Институт социологии РАН. 1994. 147 с.

Результатом реализации российско-британского проекта (руководители: профессор С.Кларк, доктор П.Файербразер из Уорвикского университета и В.И.Кабалина — Институт мировой экономики и международных отношений РАН) стала монография, посвященная перестройке управления и трудовых отношений на предприятиях России¹. Этот проект выполнялся межрегиональным научным коллективом, в котором работали социологи из Кемерово, Самары, Сыктывкара, С.-Петербурга и Москвы. Методологическим результатом этого проекта стали не только сопутствующие комментарии содержательных результатов, но и две кандидатские диссертации, посвященные методологическим проблемам эмпирических исследований в парадигме понимающей социологии. Одна из них посвящена анализу опыта использования в названном проекте стратегии исследования случая (Case Study)², другая — адаптации этнографического подхода к решению задач проекта³.

¹ Козина ИМ. Особенности применения стратегии Case Study при изучении производственных отношений на промышленных предприятиях России // Предприятие и рынок: Динамика управления и трудовых отношений в переходный период / Под ред. В.И.Кабалиной. М.: РОССПЭН, 1997. С. 30—59.

² Там же.

³ Романов П.В. Процедуры, стратегии, подходы "социальной этнографии" // Социологический журнал. 1996. № 3/4. С. 138—148.

Монография "Голоса крестьян: сельская Россия в крестьянских мемуарах", названная выше, так же как и первые две, имела первоочередной целью введение в научный оборот содержательных результатов исследования, поэтому ее авторы ограничились лаконичным методологическим введением, имея в виду подготовку специальной монографии, посвященной анализу методологического опыта.

В числе специализированных монографий этих лет, посвященных методологии качественных эмпирических исследований, можно назвать кроме уже упомянутого сборника статей о биографическом методе, обзорно-аналитическую работу, выполненную в Московском центре тендерных исследований⁴ и содержащую материалы методологических семинаров, где обсуждались западные монографии и статьи по методам качественных социологических исследований с акцентом на тендерной тематике. Особый интерес представляет монография Н.Н.Козловой и И.И.Сандомирской «"Наивное письмо": опыт лингво-социологического чтения»⁵.

⁴ Возможности использования качественной методологии в тендерных исследованиях. Материалы семинаров / Под ред. М.Малышевой. М.: Московский центр тендерных исследований, 1997. 160 с.

⁵ Козлова Н.Н., Сандомирская И.И. "Наивное письмо": Опыт лингво-социологического чтения. М : Русское феноменологическое общество Гнозис, 1996. 255 с.

Здесь представлен опыт качественного исследования документального источника: инициативного жизнеописания малограмотной женщины, причем уже форма представления документа-первоисточника является первой и необходимой предпосылкой анализа.

Появление такого рода монографий, сборников и журнальных статей⁶ свидетельствует о том, что первая половина 90-х годов в российской социологии стала периодом активного освоения понимающей, качественной социологии, ее теоретических оснований и методологии эмпирических исследований. Стало очевидно, что несколько исследовательских коллективов одновременно и параллельно работали в одном направлении, не взаимодействуя и узнавая о результатах друг друга по итоговым публикациям. Монография И.Штейнберга и Е.Ковалева написана в жанре, фактически отсутствующем в отечественной социологии. Она посвящена осмыслению методологического опыта одного исследовательского проекта, одной исследовательской ситуации. В этом отношении ее можно считать науковед-ческим исследованием, выполненным в стратегии исследования случая. Она раскрывает важнейшие универсальные методологические характеристики качественной методологии через анализ уникальных черт конкретной исследовательской ситуации и взаимодействия этой методологии с конкретным исследовательским объектом.

6 Биографический метод в социологии...; Возможности использования качественной методологии в тендерных исследованиях; Голоса крестьян...; Журавлев В.Ф. Нарративное интервью в биографических исследованиях // Социология: методология, методы, математические модели. 1994. № 3—4; Козина ИМ. Указ соч.; Козлова Н.Н., Садомирская И.И. Указ, соч.; Романов П.В. Указ, соч.; Судьбы людей: Россия. XX век...

О жанрах методологической рефлексии

Методологическая рефлексия в современной отечественной социологии представлена в нескольких жанрах: учебная литература, аналитические обзоры исследовательской ситуации за определенный период, информация о методологических аспектах исследований, результаты которых вводятся в научный оборот и, наконец, специализированные методологические исследования. В рамках неформального научного общения известен и еще один жанр — внутриведомственный методологический фольклор, который неизбежно сопутствует исследовательской практике, поскольку каждый реализованный проект дает не только содержательные, но и методологические результаты. Эта часть творческого опыта всегда живо обсуждается (обычно в неформальном общении), фиксируется в виде групповых неписаных норм, рекомендаций, традиций, "модных" образцов методических решений. К сожалению, достижения этого жанра специально не изучаются и лишь иногда случайно встречаются в публикациях, посвященных содержательным результатам исследований.

Рассмотрим жанр учебной литературы, представляющий концентрированный методологический опыт, адресованный начинающим социологам или совершенствующимся профессионалам. Здесь методологическая рефлексия представлена не как процесс, а как результат, воплощенный в виде нормативных моделей, которым социолог должен следовать как можно строже, чтобы соответствовать статусу профессионала. Эти нормативные модели сопровождаются положительными или отрицательными примерами методических решений, заимствованных из опыта различных проектов. Но каким образом рождаются в исследованиях эти "образцово-показательные" решения? Как избежать ошибочных методических решений, которые становятся классическими примерами методологических "ляпов", кочующих из учебника в учебник, в назидание начинающим? Как из многообразия возможных методических решений выбрать адекватные уникальной исследовательской ситуации, с которой имеет дело конкретный социолог? Ответы на эти вопросы обретаются в опыте практической работы. Учебники же ограничиваются ссылкой на то, что универсальных методических решений не существует.

К этому следует добавить, что большинство существующих в российской социологии учебников содержат "жесткие методологические модели эмпирических исследований, связанные с позитивистской традицией, которая предусматривает формализованные структуры исследовательских программ, членение исследовательского процесса на отдельные операции, реализуемые по четко фиксированным нормам, формализованные методики сбора и анализа данных и организации отношений исследователя с эмпирическим объектом. Свойственное этому направлению функциональное разделение труда между руководителями исследования — профессиональными социологами и узкоспециализированными исполнителями, не имеющими социологической подготовки, служит объективным основанием жесткой формализации отдельных видов исполнительской деятельности, поскольку позволяет обеспечить контроль качества исполнения инструкций.

Учебников по методологии качественных исследований в отечественной социологии нет, если не считать специальной главы, а затем раздела в двух последних переизданиях книги В.А.Ядова¹. Методологические проблемы качественной социологии оставались за пределами профессионального внимания социологов до начала 90-х годов, когда отчетливо обозначилось противоречие между стремительно меняющейся ситуацией и традиционными методологическими подходами к ее изучению. Существовавшие публикации по теоретическим проблемам понимающей социологии² не были востребованы социологами-эмпириками, поскольку в них не рассматривались вопросы, непосредственно связанные с методикой эмпирических исследований. Только после того, как появился и стал распространяться опыт эмпирических исследований с использованием неформализованных, "мягких" методов (маркетинговые исследования, изучение электората методом фокус-групп, биографический метод, интервью с путеводителем и т.п.) возникли и новые методологические вопросы: "Каковы теоретические основания качественных методов эмпирических исследований?"; "Как они соотносятся с традиционной количественной методологией на теоретическом и эмпирическом уровнях социологии?"; "Существует ли каждый из этих подходов только в виде максимально полной реализации нормативной модели или возможны промежуточные, переходные типы реализации этих подходов?"; "Если это возможно, то каким типам исследовательских задач и исследовательских ситуаций могут быть адекватны различные модификации качественной и количественной методологии на эмпирическом уровне?" Ответы на эти и многие подобные вопросы может дать методологическая рефлексия по поводу опыта, полученного в конкретных исследовательских ситуациях конкретными исследовательскими коллективами. Этот жанр осмысления методологического опыта дает читателю замечательную возможность включиться вместе с авторами в процесс развития творческого замысла проекта, конкретного взаимодействия различных нормативных моделей исследовательской деятельности с эмпирическим объектом исследования.

¹ Ядов В.А. Стратегия социологического исследования. Описание, объяснение, понимание социальной реальности. М.: Добросвет. 1998. С. 387—449; Он же. Социологическое исследование: Методология, программа, методы. Самара: Изд-во "Самарский университет", 1995. С. 243—255.

2 Андреева Г.М. К вопросу об отношениях между микро- и макросоциологией // Доклад на Международном социологическом конгрессе (Болгария. Варна. 1970 г.). М.: Ротапринт ИКСИ АН СССР, 1970; Ионин Л.Г. Понимающая социология. Исто-рико-критический анализ. М.: Наука, 1978. 203 с.; Новые направления в социологической теории / Под ред. Г.В.Осипова: Пер с англ. Л.Г.Ионина М/ Прогресс, 1978.

Книга Е.Ковалева и И.Штейнберга как раз об этом. Она относится к самому экзотическому жанру — специализированной методологической рефлексии. В ней методологическая сторона проекта становится предметом исследования; ее главной целью и центральной темой повествования является анализ творческого процесса обоснования и реализации методологических решений. Все содержательные эмпирические данные и результаты, которые обычно занимают первый план во всех других жанрах методической рефлексии, в этом случае становятся фоном и эмпирической базой для методологических наблюдений, сравнений и рассматриваются как результат полевой апробации использованных в исследовании методических решений.

Нужно сказать, что вся эта содержательная "фактура" исследовательского процесса представлена авторами Щедро, разнообразно и сама по себе составляет увлекательное чтение. Дневниковые записи наблюдений, транскрипты живой крестьянской речи в свободных интервью, описание и обсуждение опыта использования отдельных методических решений в различных полевых ситуациях, критический самоанализ проделанной работы — вся эта методическая "кухня" обычно остается за пределами отчетов и монографий, адресованных заказчикам и тем, кого принято называть "широкая общественность".

Авторы этой монографии приглашают к диалогу своих коллег, социологов-профессионалов (в кои-то веки!) и последовательно, в разных аспектах обсуждают движение исследовательского коллектива от первоначального замысла проекта, от выбора и обоснования исследовательской стратегии до методического и инструментального его обеспечения, организационных и экономических аспектов его реализации и сдачи отчета заказчику.

Сошлюсь на собственные читательские впечатления: во-первых, испытываешь удовольствие от возможности подробно и со вкусом потолковать с авторами о своих профессиональных делах, о технологии и искусстве создания эмпирической социологической информации. Это деловой разговор без посторонних, где смысл улавливается не только из очевидного печатного текста, но и из контекста и подтекста.

Во-вторых, интересен открытый разговор о разных профессиональных трудностях, напряжениях, нештатных ситуациях, одним словом, "заморочках", неизбежно возникающих на разных этапах исследования, и о том, как они решаются авторами. Рассказ об этом воспринимается как вечно новый сюжет о выживании авторского замысла в трех конфликтующих друг с другом мирах: изменчивая и неоднозначная изучаемая реальность; методические нормы и традиции, которые всегда не успевают за изменениями этой реальности; а также ресурсы, которыми располагает социолог (время, кадры, деньги и др.), которые тоже имеют постоянное свойство быть недостаточными. Развертывание этого сюжета вызывает у социолога-профессионала активные ассоциации с собственным исследовательским опытом. А что для читателя может быть интереснее сопереживания автору в виде размышлений о себе любимом?

В-третьих, методологическая рефлексия авторов монографии реализуется в широком контексте методологических традиций и нормативных представлений, сложившихся как в позитивистской, так и в понимающей парадигмах социологии. Эти традиции, по мере надобности, рассматриваются то в исторической ретроспективе, то в междисциплинарных своих истоках, то в виде гипотетических следствий исследовательского опыта современных проектов, то в жестких нормативах хрестоматийно известных работ. Таким образом, оказывается, что если предметом методологического анализа является реализация исследовательского проекта как единый, целостный творческий процесс, то происходит интеграция всех жанров методологической рефлексии: от учебника до внутриведомственного фольклора.

Здесь все начинается с примера

Логика исследования и логика его описания в учебниках чаще всего совпадают лишь частично, условно. Они соотносятся так же, как живой функционирующий организм и его изображения в медицинских атласах и муляжах, по которым обучаются будущие хирурги и терапевты. Переход свежеиспеченного специалиста от учебного знания нормативной модели к практическому ее использованию хорошо, с добрым юмором описывает М.Булгаков в "Записках молодого врача". Как выглядят аналогичные ситуации в социологии — неизвестно, во всяком случае, социологи, в отличие от врачей, не склонны рассуждать об этом не в юмористическом, ни в каких других жанрах. П.Бергер начинает свою книгу "Приглашение в социологию" с такой констатации: "О социологах ходит крайне мало анекдотов, что их очень расстраивает, особенно когда они сравнивают себя со своими более удачливыми собратьями — психологами..."¹ На мой взгляд дело здесь не в отсутствии подходящего материала, а в традициях описания и анализа исследовательского опыта, сложившихся в отчетах, монографиях, статьях и учебниках, посвященных, методологии количественных исследований. Исходная гипотетико-дедуктивная модель, сформулированная в исследовательской программе, поле пилотажа приобретает статус жесткой нормы и предусматривает для исполнителей максимально строгую ее реализацию, профилактику и контроль возможных ошибок. Поэтому и описание опыта чаще всего выглядит как контрольная работа хронического отличника или как бодрый рапорт о досрочном выполнении социалистических обязательств. Рассказывать о сложностях и неудачах, непонимании — все равно, что отчитываться о собственной плохой работе. Для таких сюжетов необходим другой жанр и отдельное повествование: либо внутриведомственный фольклор, либо фельетон той же отраслевой принадлежности².

¹ Бергер П.Л. Приглашение в социологию / Под ред. Г.С.Батыгина: Пер. с англ. О.А.Оберемко. 166 с.; Батыгин Г.С., Девятко И.Ф. Миф о "качественной" социологии // Социологический журнал. 1994. № 2. С. 28—42.

² Примером может служить юмористическая рубрика "Парасоциология", существовавшая в журнале "Социологические исследования" в начале 80-х годов, главным героем которой был собирательный образ "выдающегося социологического анкето-веда и комментатора" Порфирия Парамонова. См., например: Парамонов П. Всем ролям роль // Социологические исследования. 1984. № 3. С. 235—237.

Методология качественного исследования, наоборот, изначально открыта для постоянной методологической рефлексии на протяжении всего исследовательского процесса. Исследовательская стратегия (от отбора обследуемых единиц до выбора методов сбора данных, их инструментальных модификаций и возможной замены или использования их комбинаций) формируется в процессе взаимодействия начального общего замысла с эмпирическим объектом. Методологические решения, использованные для изучения первого случая, рефлексируются, совершенствуются и развиваются по необходимости при переходе к каждому последующему случаю. Формирование методических решений имеет рефлексивно-итерационный характер. Определение этой логики и описание ее развертывания в процессе реализации замысла дается в заключительной статье Т.Шанина "Рефлексивная методология в исследованиях современной российской деревни" — своеобразном послесловии к монографии, представляющем результат методологического опыта проекта и его итоговое осмысление. В монографии И.Штейнберга и Е.Ковалева представление методологической рефлексии сочетает композиционные приемы, характерные как для количественной, так и для качественной социологии. Общий план книги вполне традиционен для учебника по методологии количественных социологических исследований. Введение, где авторы излагают замысел книги. Первая часть, по сути дела, тоже вводная, посвящена историческому очерку развития качественной социологии в междисциплинарном контексте и ее теоретическим основаниям — это привычный жанр аналитического обзора исследовательской ситуации в ретроспективном и современном планах. Названия всех остальных разделов, также традици-онны и отражают этапы социологического исследования: перед полем, в поле, после поля. Однако содержание этих разделов подчинено той специфике взаимоотношений исследователя с эмпирическим объектом, которая определяется логикой развертывания теоретических оснований качественной социологии на уровне эмпирического исследования.

В учебниках, посвященных методологии количественных исследований содержательной доминантой является логическая модель метода, дополненная более или менее подробными описаниями процедур, представляющими возможные инструментальные модификации исходной логической модели метода. И, наконец, даются примеры, призванные показать бытование данной модели метода или методического решения инструментального уровня в практике эмпирических исследований.

Авторы используют и эту схему изложения, например, при описании методики "Длинного стола", когда сначала описаны общие принципы и организационные формы его проведения, затем следуют фрагменты стенограммы, каждый из которых сопровождается методологическим комментарием, показывающим, какие задачи решаются в каждом случае, как соотносятся ролевые позиции ведущего и участников, как меняются в разных ситуациях роли ведущего (катализатор, разработчик, критик и т.д.). Но роль примера здесь не сводится только к иллюстрации, его назначение в методологическом анализе исследовательского опыта меняется весьма существенно.

В этой книге все начинается с примера, представляющего конкретное описание методического решения, примененного в конкретной исследовательской ситуации, которая заранее известна читателю из предшествующих разделов книги. При этом, вполне справедливо, предполагается, что читателю-профессионалу также известна и общая логическая модель метода, о котором идет речь в примере. Это позволяет авторам на базе приведенного примера раскрывать процесс взаимодействия обобщенной модели метода с конкретной эмпирической реальностью, показывать, как в результате этого взаимодействия возникают разнообразные методические решения, реализующие познавательные возможности метода применительно к исследовательской ситуации. Таким образом, авторы используют методологию исследования случая, не только для получения содержательных результатов, но и для рефлексии методологического опыта проекта.

Описание методики неформализованного наблюдения начинается с фрагментов записей из полевых дневников, каждый из которых демонстрирует возможную стратегию оформления результатов наблюдения. Первый фрагмент "Магазин" — представляет интеграцию данных, полученных, насколько можно судить, не только в непосредственном визуальном восприятии внешних характеристик магазина, его интерьера, но и рассказов (опрос) информаторов, возможно, знакомства с документами, типологизации отношений, принятых форм общения покупателей и продавцов, основанной на неоднократных посещениях магазина, наблюдениях и промежуточных записях увиденного. Этот нарратив принадлежит одному автору, поэтому читатель воспринимает ситуацию только через посредничество этого повествователя, которого можно считать наблюдателем в самом широком смысле этого слова: это человек, видевший, слушавший, спрашивавший, читавший, покупавший, короче, многократно проживавший ситуации, о которых он повествует.

Отметим, что информация о магазине в этом виде записей представлена в значительно "свернутом", обобщенном и даже прокомментированном виде, т.е. анализ в ней уже частично проведен, хотя по этому описанию читатель может судить не только о ситуации, но и о самом наблюдателе, и делать собственные заключения. Этот тип записи результатов наблюдения можно назвать интегративным, взяв за основу определения достаточно четко выраженный обобщающий характер содержащейся в нем информации. Второй тип оформления результатов наблюдения не случайно назван "Экскурсия" (речь идет о птицефабрике) — здесь преобладает описательный стиль повествования, представляющий читателю наблюдаемый объект в том порядке, как его обозревает социолог-наблюдатель. Этот тип повествования напоминает документальный фильм, построенный на чередовании изобразительных планов: общий план (забор фабрики, огораживающий лишь часть территории, подъездные пути, цеха и службы и т.д.), затем наезд — средний план (отдельный цех, за кадром — рассказ о проблемах этого цеха), еще наезд — крупный план (отдельные трудовые операции и рассказ о проблемах связанных с этими операциями). Бесстрастный стиль повествования, короткие фразы — фактографические констатации. Сопутствующий комментарий наблюдателя воспринимается как голос за кадром, где неявно соседствуют рациональное и эмоциональное начала, удивление, ирония, жесткий вывод. Читателю этих записей открыта смена ролей и позиций наблюдателя именно благодаря подчеркнутой отстраненности повествования, когда остается только очевидная избирательность взгляда, позиции наблюдателя. Вот взгляд потребителя-покупателя, открывающего тайну производства привычной продукции: "Мойке подлежит яйцо средней степени загрязненности. Степень загрязненности зависит от чистоты в цехах. Если птичники регулярно не чистятся, доля загрязненного яйца возрастает. Часть яйца сильно загрязнена и не подлежит мойке: оно идет на яичный порошок". А вот — взгляд потрясенного горожанина, воспитанного в гуманных традициях любви к братьям нашим меньшим: "Женщина отрубает голову птице на плахе топором, но поскольку требуется определенная сила, это у нее не всегда получается с одного удара. Кругом стоят лужи крови. Затем птицу бросают в котел с кипящей водой для того, чтобы легче было ее ощипать. В клубах пара видно, как некоторые обезглавленные птицы еще пытаются взлететь над котлом".

В записях содержатся выводы, комментарии, которые исследователь делает по свежим следам. Главная цель при этом способе регистрации наблюдений — сохранить остроту и непосредственность первых впечатлений, создать по возможности полную основу для последующего анализа.

При этом, в отличие от первого примера, читатель различает в тексте этих записей двух авторов — субъектов повествования ("экскурсоводов", если учесть обозначенный в названии жанр этого способа регистрации результатов наблюдений). Экскурсовод № 1 — это некто не обозначенный автором текста, тот, кто сопровождает наблюдателя во время экскурсии по фабрике и рассказывает о ней. Из содержания текста можно заключить, что Экскурсовод № 1 — это собирательный образ, включающий не только конкретного работника фабрики, сопровождающего социолога по территории или в отдельном цехе, но и различных собеседников социолога на разных этапах экскурсии: зоотехника, птичницу, бригадира птичниц, главного электрика и др. Экскурсовод № 2 — это автор записей, повествующий о том, что он лично видит, как относится к увиденному, как воспринимает рассказ Экскурсовода № 1, соглашаясь с ним, полемизируя, иронизируя, комментируя.

В этом варианте записей возникает два параллельных нарратива: главный из них — нарратив, принадлежащий социологу и созданный им для читателя и для социолога-аналитика — это нарратив Экскурсовода № 2. Автор другого нарратива (Экскурсовод № 1), не явно присутствующий, скорее подразумевающийся, обозначен лишь как незримый спутник — проводник социолога, сопровождающий его в экскурсии по фабрике и воспринимаемый как часть наблюдаемого эмпирического объекта, от которого социолог дистанцирован своей ролью наблюдателя. В то же время, композиция повествования, выстроенная в виде экскурсионного маршрута — результат взаимодействия, а, может быть, сотрудничества, этих двух экскурсоводов. Можно предположить, что этот проводник-невидимка идентифицирует себя скорее с фабрикой, чем с пришлым социологом, независимо от того, как он воспринимает социолога: как гостя, инспектора, журналиста, как человека опасного, безвредного, почетного, полезного и т.п.

Этот вид записей представляет читателю и аналитику значительно больший простор для самостоятельных интерпретаций, чем первый — интегративный. При сохранении доминирующей роли социолога-наблюдателя, в нем более подробно представлены участники наблюдаемой ситуации: уже различимы, не только их собственные ролевые позиции, но и отношение к этим позициям и к происходящему на фабрике. Этот вид наблюдений можно назвать описательно-аналитическим, учитывая, что элементы анализа присутствуют и здесь в виде отбора фактов, и комментария наблюдателя. Сопутствующие ремарки наблюдателя могут иметь целью не только первичный, возникающий по ходу записей, содержательный анализ, но и методические заметки о направлениях и возможностях дальнейших наблюдений.

Эти два примера записей результатов наблюдений открывают главу, посвященную данному методу и служат отправной точкой для анализа специфики его применения в качественном исследовании. Следующие за ними описания методологических принципов наблюдения раскрывают логику реализации неформализованного варианта этого метода, и в частности главный его принцип — открытость процедуры наблюдения для постоянного усовершенствования, адаптации к меняющейся ситуации наблюдения, наблюдаемому объекту, сохраняя при этом адекватность процедуры исследовательской задаче.

Понятно, что в отличие от формализованного варианта .метода наблюдения здесь роль наблюдателя можно поручить только социологу-профессионалу, либо представителю родственных профессий: психолог, этнограф, историк и т.п. Такое наблюдение — это всегда анализ случая, работа с единичным объектом, штучная работа. Поэтому и описание метода не допускает жесткого инструктивного стиля, подразумевающего неукоснительного шаг за шагом следования нормативно-методическим предписаниям. Здесь речь идет скорее о советах, общих рекомендациях, описании универсальных компонентов процедуры наблюдения, таких как этапы наблюдения (выход в поле; что говорить и что делать в поле; рутина полевой работы; завершение работы), какие аспекты изучаемой ситуации можно наблюдать (физические и социальные условия, формальные и неформальные взаимодействия и т.д.).

После нормативного описания метода авторы опять приводят фрагменты дневниковых записей, выполняющих различные методологические функции. Даются примеры последовательных записей, показывающих накопление впечатлений о респонденте, их развитие от одного посещения к другому. Отличный образец самоанализа отношений наблюдателя-интервьюера с респондентом в условиях интервью, продолжающегося в течение нескольких посещений. Есть описание наблюдений интервьюера за восприятием и пониманием смысла вопросов формализованного интервью. Чрезвычайно интересны размышления наблюдателя о видах возможных стратегий итогового аналитического описания и обобщения записей, накопленных за период наблюдения. В целом из 26 страниц, посвященных методу наблюдения, 11 страниц отведено рассмотрению конкретных случаев, образцов, показывающих, как выглядят конкретные записи в дневнике наблюдателя, решающего ту или иную исследовательскую задачу. При этом все рассмотренные задачи относятся к одному проекту, опыт которого осмысливается авторами как отдельный и целостный случай в исследовании села.

Интервью в качественном исследовании — специфика диалога

Советские социологи 60-х годов, после известного 30-летнего перерыва в развитии социологии, осваивали метод опроса в его формализованных вариантах, когда вопрос задавался в открытой форме и был строго соотнесен с переменной, индикатором которой он служит в соответствии с проведенной в программе эмпирической интерпретацией понятий. Одно из самых сильных впечатлений от моего личного опыта работы интервьюером связано с ощущением, что знакомство с вопросником, где все ответы уже написаны заранее, разочаровывает респондента. Казалось, что давая согласие на интервью, респондент ожидал, что с ним будут беседовать не "по бумажке-шпаргалке", а так же как беседуют ведущие телепрограмм с интересными или знаменитыми людьми.

Конечно, большинство респондентов вежливо принимают правила игры, которые предлагают им представители науки: авторы анкет и уполномоченные ими интервьюеры и анкетеры. Они добросовестно и безропотно стараются найти эквиваленты своим мыслям, мнениям, представлениям среди вариантов ответов, придуманных учеными головами, и, выбрав более или менее подходящий, отмечают его, согласно инструкции кружочками или галочками, или крестиками. Но на каждую сотню респондентов найдется два-пять оригиналов, которые зададут вопросы, выскажут замечания или дополнительную информацию. В этих редких случаях социолог получает шанс, заглянуть за пределы очевидного вербального общения, понять или хотя бы приблизиться к пониманию смыслового и психологического контекста, в котором формируется ответ, выраженный в виде кружочков, галочек и крестиков. Этот шанс возрастает, если социолог специально позаботится об этом и проведет пилотаж и/или разработает, соберет и проанализирует отчеты интервьюеров. Но, судя по имеющимся публикациям, такая ситуация возникает довольно редко.

Знакомство отечественных социологов с полуформализованными и неформализованными вариантами метода социологического опроса вызвало самые различные реакции: от восторженного энтузиазма до полного отрицания, отразив на уровне эмпирических исследований теоретические дискуссии приверженцев количественной и качественной социологии.

Однако собственный опыт использования мягких модификаций метода опроса снизил накал дискуссий, определил типы исследовательских задач, для решения которых уникальными являются именно формализованные или, наоборот, неформализованные варианты опросного инструментария, или их сочетания, включая полуформализованные виды опроса.

Авторы монографии дают первое в отечественной социологии систематизированное изложение методологических аспектов использования полуформализованных и неформализованных модификаций метода опроса. Принцип изложения материала тот же, что и при описании метода наблюдения: сначала дается транскрипт неформализованного интервью на тему, острую для респондента: "Как землю отбирали", и только затем следует описание нормативных аспектов метода.

Пример транскрипта сразу вводит читателя в специфику работы с методом и помогает вполне конкретно воспринимать скрупулезное описание множества технических, инструментальных тонкостей, составляющих содержание ремесла социолога, работающего в поле. Здесь нашлось место для весьма жестких директивных указаний и для комических эффектов, возникающих при общении представителей сельской и городской культур, и для уникальных случаев решения нештатных ситуаций, которые рассказываются как профессиональные легенды.

К числу последних относится прекрасный эпизод, связанный с активизацией памяти респондента. С этой темой связан достаточно обширный круг публикаций и психологического, и методико-социологического направлений. А здесь идет речь об уникальном случае, когда говорят: "Повезло! Или — Госпожа удача!" Когда рассказ о событиях давно минувших дней забуксовал, казалось, безнадежно, всего лишь случайный звук звякнувшей щеколды замка на крестьянском сундуке, буквально распахнул кладовые памяти респондента, и ситуация раскулачивания вернулась в сегодняшний день из небытия, как реабилитированный "лишенец". Такие примеры приобретают метафорический смысл, они помогают понять необыкновенно сильное обаяние неформализованных стратегий исследования, их гуманистическое, творческое начало. Эта методология по самой сути своей не допускает членения работы социолога на рутинные операции и разделение труда между "творцами" и "исполнителями". Исследователь-интервьюер работает в ситуации интервью и как будущий аналитик, и как автор отчета для заказчика, и как автор будущей монографии для читателей. Эта целостность проживания исследователем всего исследования при исполнении каждого этапа постоянно чувствуется в тексте монографии, во всех ее разделах. Я считаю, что это впечатление является следствием, отражением специфики ролевых позиций исследователя и исследуемых при использовании качественной методологии.

В ситуации неформализованного интервью это проявляется особенно наглядно в сравнении с формализованным интервью. Ролевая диада: испытатель-социолог и испытуемый-респондент сменяется другой ролевой диадой: слушатель-социолог и рассказчик-респондент. Вторая диада ближе, на мой взгляд, к отношениям партнерства, чем первая.

В формализованном интервью респондент интересует социолога как статистическая единица, как часть статистической совокупности. Эта цель и диктует логику общения, которую Э.Нойман обозначила выражением "стричь всех под одну гребенку" (определение дано с точки зрения респондента-обывателя).

В неформализованном интервью рассказчик решает творческую задачу: создать, выстроить одну из многих версий заданной темы на материале собственного жизненного опыта, своей картины мира для данного конкретного собеседника-интервьюера. Для респондента это знакомый и много раз исполняемый сольный номер, слушателями которого пыли очень разные аудитории на разных этапах жизненного цикла. Например, школьные друзья, друзья по работе уже во взрослой жизни, родные и знакомые, начальники разных рангов и многие другие. В то же время сольный номер, рассказ на заданную тему — каждый раз предприятие с планируемым, но не всегда предсказуемым результатом.

Это не значит, что ситуация неформализованного интервью устраняет доминирование интервьюера или что респондент и интервьюер почти меняются местами. Но логика свободного повествования, развертьшание сюжета в нарративе значительно увеличивает для социолога шанс услышать и понять партнера по социальному процессу. Реализация этого шанса зависит уже не только от того, как проведено интервью и как сделан транскрипт, но и от методов анализа. В монографии хорошо и подробно описаны различные варианты анализа, апробированные в их проекте и заимствованные из учебников по качественной методологии. Это тем более ценно, что этот этап исследования пока слабо освещен в отечественной социологии.

Монография дает не только целостное и насыщенное реальным исследовательским опытом описание методологии качественного исследования, но и анализ этических основ этой методологии и ее практического использования. Она подводит первый итог трудному и плодотворному периоду освоения отечественным социологическим сообществом методологических принципов этого направления. Особая роль в решении этой задачи принадлежит заключительной статье Теодора Шанина, посвященной методологическим принципам двойной рефлексивности, сформулированными как итог апробации исходных посылок исследования в процессе их реализации.

Опыт отдельного проекта осмысливается в широком контексте, включающем несколько уровней анализа: теоретические философские истоки качественной методологии, связанные с неокантианской эпистемологической традицией; ретроспективный анализ дискуссий вокруг познавательных возможностей количественной и качественной социологии; определение понятия качественная методология в современной исследовательной ситуации; описание и анализ исследовательских стратегий, сложившихся в осуществленном проекте.

Я думаю, что эта монография станет добрым собеседником и консультантом многим социологам. Она поможет и начинающим, и опытным мастерам в развитии профессионального самосознания, в методологическом самоопределении и в освоении методического и организационного мастерства.

О.М.Маслова