Капилар

Прислужница — госпоже

О лотосоглазая! Выслушай тайну девичью:

Какой-то воитель за мной, как охотник за дичью,

Все ходит и ходит. Оглянешься — здесь неразлучник.

Цветами украшенный, как он пригож, этот лучник!

Недуга любви на лице у него отпечатки.

Ни слова не скажет. Как будто играет он в прятки.

Сочувствием полная к горю его, я бессонно

Томилась, крушилась. Молчал незнакомец влюбленный.

Молчала и я — заговаривать первой негоже.

Лишь думала: «Как исстрадался несчастный, о боже!»

Тебе лишь одной я откроюсь: красивый обличьем,

Понудил меня он пойти вперекор всем приличьям.

Близ поля, что мы охраняем от шумной оравы

Прожор-попугаев, ты знаешь, для нашей забавы

Качели повешены,— там я качалась легонько.

Смотрю: припожаловал. Смирный — смирнее теленка.

«Айя! Раскачайте!» — его попросила несмело.

Качнул он — да так, что я чуть не до неба взлетела.

Я сделала вид, что рука соскользнула с веревки

И словно я падаю. Он же, проворный и ловкий,

Меня подхватил. Я в объятьях его оказалась.

Я не вырывалась, а если бы и попыталась,

Взмолился бы он: «Ах, останься со мной хоть с минутку!»

Отказ бы мой, верно, его огорчил не на шутку.

Налландуванар

Госпожа — прислужнице

Лучистое солнце вечерней порою

Скрывается — день унося — за горою,

И сумрак нисходит, смуглей Немийана.

Земля придремнула, луной осиянна.

Смыкаются лотосы — веки красавиц.

Кусты-белоцветы смеются, забавясь.

Деревья склонились, подобно ученым

Под градом похвал — пристыженным, смущенным.

Как пенье бамбуковой флейты пастушьей,

Жужжанье пчелиное радует души,

И слышно в селенье, покоем объятом:

Коровы бегут, возвращаясь к телятам.

Слетаются в гнезда пернатые пары.

Свершают вечерний обряд анданары.

В домах очаги разжигают, светильни

И ужин готовят... С улыбкой умильной

Глупцы восхищаются: «Вечер прекрасен!»

Неведомо им, что восторг их напрасен.

Для всех разлученных он — меч зачерненный,

Судьбою над их головой занесенный.

ИЗ АНТОЛОГИИ «ДЕСЯТЬ ПЕСНЕЙ»

НАПУТТАНАР, СЫН ЗОЛОТЫХ ДЕЛ

МАСТЕРА, ИЗ КАВЕРИПАТТИНАМА

ЖАСМИНОВАЯ ПЕСНЬ

Напились тучи океанской влаги

И вознеслись — так Тирумаль всеблагий

Восстал для измеренья трех миров;

На склонах гор, у самых берегов,

Весь день они пропочивали в неге,

И снова — в путь в стремительном побеге,

Чтоб ввечеру, как слон, разящий бивнем,

Обрушиться неудержимым ливнем.

В тот час вечерний хоженой тропой

Дворцовые прислужницы толпой

К окраине далекой поспешили.

В руках у них для приношенья были

Горшки с вареным рисом и жасмины.

Жужжали пчелы, сладостнее вины,

Когда они рассыпали дары

И стали ждать среди ночной поры,

Какой им будет знак, прильнув друг к дружке.

Внезапно голос молодой пастушки

Послышался. Привязанных телят

Ей было жаль, и, в ночь вперяя взгляд,

Она сказала: «Не горюйте! Скоро

Вернутся ваши матери!» Без спора

Решив, что это бог им возгласил,

Прислужницы — бежать что было сил

И молвили тоскующей царице:

«Недолго ждать осталось: возвратится

Твой повелитель, царь с осанкой бычьей,

Увенчанный победой — и с добычей!»

Владычица, прослушав их рассказ,

Жемчужины смахнула с черных глаз.

И вдруг — виденье! На лесной поляне,

Очищенной от трав, где поселяне-

Охотники воздвигли бастион

(Отныне он с лица земли сметен),

Огромное военное становье

Предстало ей, исполненной любовью.

Там на скрещенье троп, гора на вид,

Свирепый слон сторожевой стоит.

Ему подносят тростника вязанки —

Он гордо отвергает все приманки.

Напрасно с перекошенным лицом

Его погонщик бьет своим бодцом.

Воители, являя верх сноровки,

Вбивают в землю колья — и веревки

Натягивают; миг — и пестрый кров

Колышется над остовом шатров;

Потом бойцы,— их ждет покой желанный,—

Составив луки, вешают колчаны,

Как вешает отшельник на треногу

Свою одежду, охряную тогу;

И наконец они лихим броском

Вонзают в землю копья — лепестком

Отточенным... Без лишней суеты

Над копьями укреплены щиты,—

И вот уже — на ночь одну — готово

Убежище для воина простого.

Стихают шум и говор до утра,

И только возле царского шатра

Мелькают длиннокосые смуглянки

С кинжалами на поясах. В горлянке

Горючее для плошек у любой.

Они следят, когда пробьют отбой,

Чтоб ни одна светильня не погасла,

И если надо — подливают масла

И от нагара чистят фитили.

Уж за полночь. Давно умолк вдали

Походный колокол длинноязыкий.

Стоят, качаясь, стражники владыки:

По сонным векам пробегает дрожь,

Как по лианам в ветер или дождь.

Отсчетчики часов, сложив ладони,

Кричат: «О восседающий на троне,

Непобедимый царь, гроза врагов,

Узнай: по времемеру — час таков!»

У царского шатра — отряд яванов.

В их боевой отваге нет изъянов.

У каждого явана — меч и щит,

И под полой одежды кнут торчит.

Они могучи и широкоплечи.

В самом шатре — прислуживают млеччи

Бессонницей томимому царю.

Уж утреннюю видит он зарю

А с нею — неминуемую сечу

И мыслями стремится ей навстречу,

И, щеку подпирая кулаком,

Он вспоминает, легким холодком

Овеянный,— свои былые схватки.

Бегут враги, смешавшись, в беспорядке.

Их тысячи, отставших, полегли.

Как змеи, извиваются в пыли

Отсеченные хоботы слоновьи.

Под градом стрел, все залитые кровью,

Ржут, прядая ушами, жеребцы.

Победу одержавшие бойцы

Приветствуют его, безмерно рады,

И раздает он щедрые награды.

При свете плошек, спрятанных в литых

Ладонях изваяний золотых,

Царица возлежит в покое спальном

Дворца семиэтажного, в печальном

Раздумье о властителе своем,

И свой браслет с причудливым витьем,

Тоскуя, поправляет поминутно.

Вконец истомлена тревогой смутной,

Она трепещет в лихорадке злой,

Подобно паве, раненной стрелой.

А за окном, не убавляя мощи,

Бушует ливень в придворцовой роще,

И, вслушиваясь в грохот водопадный,

Царица напрягает слух свой жадный.

Все мнится ей шагов далекий гром,

Все видятся ей в сумраке сыром

Победою расцвеченные стяги.

Идут войска, нет меры их отваге,

Идут тропой песчаной, прямиком.

Олень и лань на поле просяном

Резвятся. Синий пламень высекая,

Цветет кустарник низкорослый — кайя,

Дождь золотой — как утренняя даль,

Ладони все свои раскрыл кандаль

И тондри — сгустки темно-алой крови.

Идут, всегда к сраженью наготове,

Идут войска, с отмашкой мерной рук.

А впереди — их вождь, ее супруг

В своей большой военной колеснице.

Иль, может быть, все это только снится?