Яманоэ окура диалог бедняков

⁸⁹² Когда ночами

Льют дожди

И воет ветер,

Когда ночами

Дождь

И мокрый снег,—

Как беспросветно

Беднякам на свете,

Как зябну я

В лачуге у себя!

Чтобы согреться,

Мутное сакэ

Тяну в себя,

Жую

Комочки соли,

Посапываю,

Кашляю до боли,

Сморкаюсь и хриплю...

Как зябну я!

Но как я горд зато

В минуты эти,

Поглаживаю бороденку:

«Эх!

Нет, не найдется

Никого на свете

Мне равного —

Отличен я от всех!»

Я горд, но я озяб,

Холщовым одеялом

Стараюсь я

Укрыться с головой.

Все полотняные

Лохмотья надеваю,

Тряпье наваливаю

На себя горой,—

Но сколько

Я себя ни согреваю,—

Как этими ночами

Зябну я!

Но думаю:

«А кто бедней меня,

Того отец и мать

Не спят в тоске голодной

И мерзнут в эту ночь

Еще сильней...

Сейчас он слышит плач

Жены, детей:

О пище молят,—

И в минуты эти

Ему, должно быть, тяжелей, чем мне.

Скажи, как ты живешь еще на свете?»

ОТВЕТ

Земли и неба

Широки просторы,

А для меня

Всегда они тесны,

Всем солнце и луна

Сияют без разбора,

И только мне

Их света не видать.

Скажи мне,

Все ли в мире так несчастны,

Иль я один

Страдаю понапрасну?

Сравню себя с людьми —

Таков же, как и все:

Люблю свой труд простой,

Копаюсь в поле,

Но платья теплого

Нет у меня к зиме,

Одежда рваная

Морской траве подобна,

Лохмотьями

Она свисает с плеч,

Лишь клочьями

Я тело прикрываю,

В кривой лачуге

Негде даже лечь,

На голый пол

Стелю одну солому.

У изголовья моего

Отец и мать,

Жена и дети

Возле ног ютятся,

И все в слезах

От горя и нужды.

Не видно больше

Дыма в очаге,

В котле давно

Повисла паутина,

Мы позабыли думать о еде,

И каждый день —

Один и тот же голод...

Нам тяжело,

И вечно стонем мы,

Как птицы нуэдори,

Громким стоном...

Недаром говорят:

Где тонко — рвется,

Где коротко —

Еще надрежут край!

И вот я слышу

Голос за стеной,—

То староста

Явился за оброком...

Я слышу, он кричит,

Зовет меня...

Так мучимся,

Презренные людьми.

Не безнадежна ли,

Скажи ты сам,

Дорога жизни

В горьком мире этом?

Каэси-ута

⁸⁹³ Грустна моя дорога на земле,

В слезах и горе я бреду по свету,

Что делать?

Улететь я не могу,

Не птица я, увы, и крыльев нету.

ПОЭМА СОЖАЛЕНИЯ О БЫСТРОТЕЧНОСТИ ЖИЗНИ <ЯМАНОЭ ОКУРА>

«То, что легко овладевает нами и что трудно преодолеть нам,— это «восемь великих страданий». А то, что трудно достигаемо для нас и легко истощается,— это «радости многих лет». Об этом печалились люди в древности, и ныне мы также печалимся об этом. Оттого я и сложил эту песню, чтобы разогнать «печаль о седеющих волосах». А в песне этой говорится:

⁸⁰⁴ Как непрочен этот мир,

В нем надежды людям нет!

Так же, как плывут

Годы, месяцы и дни

Друг за другом вслед,

Все меняется кругом,

Принимая разный вид.

Множество вещей

Заполняют эту жизнь

И теснятся на бегу,

Чтобы вновь спешить вперед.

С женщин мы начнем.

Женщине привычно что?

Жемчуг дорогой

Из чужих краев надеть,

Любоваться им,

Белотканым рукавом

Другу помахать в ответ

Или алый шлейф —

Платья красного подол,—

Идя, волочить

И с подругою своей,

Взявшись за руки,

Играть,—

Вот он радостный расцвет

Жизни сил!

Но тот расцвет

Удержать нельзя.

Все пройдет:

На прядь волос

Черных раковин черней

Скоро иней упадет,

И на свежесть

Алых щек

Быстро ляжет

Сеть морщин.

А теперь — мужчин возьмем.

Рыцарям привычно что?

Славный бранный меч

Крепко привязать к бедру,

Крепко в руки взять

Стрелы счастья,

Оседлать

Своего коня

И, красуясь так в седле,

Забавляясь, разъезжать.

Мир, в котором мы живем,

Разве прочен он?

Там, где сладко девы спят,

Рыцари, сойдя с коней,

Двери распахнут,

И приблизятся,

И рук яшмовых рукой

Чуть коснутся — и тотчас,

Обнимая юных дев,

Руки вмиг переплетут

И в объятьях

До зари

Будут вместе спать.

Но глянь!

Нет этих ночей:

Вот уж с посохом в руках,

Сгорбившись,

Они бредут,

И теперь — они

Презираемы людьми,

И теперь — они

Ненавидимы людьми.

В мире здесь конец таков:

Яшмою сверкающей

Юной жизни

Жаль тебе,—

Но бессилен ты.

Каэси-ута

⁸⁰⁵ Ах, неприступным, вечным, как скала,

Хотелось бы мне в жизни этой быть!

Но тщетно все:

Жизнь эта такова,

Что бег ее нельзя остановить!