Песня яманоэ окура на прощальном пиру в честь табито

⁸⁷⁶ Когда бы в облаках я мог парить,

Как в небе этом реющие птицы,

О, если б крылья мне,

Чтоб друга проводить

К далеким берегам моей столицы!..

[Песня яманоэ окура, посланная им отомо табито]

⁸⁸² Коль милости тебе теперь и слава,

Ты и меня пригреешь как-нибудь.

Когда придет весна,

В столицу нашу Нара

Позвать меня к себе не позабудь.

Песня, сложенная о том, как в старости одолевают болезни, а годы проходят в страданиях и думах о детях

⁸⁹⁷ Этой жизни краткий срок,

Что лишь яшмою блеснет,

Как хотелось бы прожить

Тихо и спокойно мне,

Как хотелось бы прожить

Мне без горя и беды.

Но в непрочном мире здесь

Горько и печально все,

А особенно тяжка

Наша доля, если вдруг,

Как в народе говорят,—

В рану, что и так болит,

Жгучую насыплют соль;

Или на тяжелый вьюк

Бедной лошади опять

И опять добавят груз.

Так в слабеющем моем теле

В старости еще

Вдруг добавился недуг.

Дни в страданьях я влачу

И вздыхаю по ночам.

Годы долгие подряд

Лишь в болезнях проводя,

Неустанно плачу я,

Проклиная жребий свой.

Думаю лишь об одном:

Как бы умереть скорей,

Но не знаю, как смогу

Я покинуть этот мир.

Разве брошу я детей,

Что вокруг меня шумят,

Словно мухи в майский день?

Стоит поглядеть на них —

И горит огнем душа.

В горьких думах и тоске

Только в голос плачу я!

Каэси-ута

⁸⁹⁸ Ныне сердцу моему

Не утешиться ничем!

Словно птица, что кричит,

Укрываясь в облаках,

Только в голос плачу я!

⁸⁹⁹ Без надежды день за днем

Только в муках я живу

И хочу покинуть мир.

Но напрасны думы те:

Дети преграждают путь.

⁹⁰⁰ Много платьев у ребенка богача,

Их вовек ему не износить,

У богатых в сундуках

Добро гниет,

Пропадает драгоценный шелк!

⁹⁰¹ А у бедного — простого платья нет,

Даже нечего ему порой надеть.

Так живем,

И лишь горюешь ты,

Ничего не в силах изменить!

⁹⁰² Словно пена на воде,

Жизнь мгновенна и хрупка,

И живу я, лишь молясь:

О, когда б она была

Длинной, крепкой, что канат!

⁹⁰³ Жемчуг иль простая ткань —

Тело бренное мое

Ничего не стоит здесь...

А ведь как мечтаю я

Тысячу бы лет прожить!

Песня [яманоэ окура] о любви к сыну фурухи

⁹⁰⁴ Семь родов сокровищ есть

Драгоценных на земле,

Но зачем богатства мне,

Раз у нас родился сын —

Фурухи, подобный сам

Драгоценным жемчугам!

По утрам, в рассвета час,

В час, когда еще видна

Предрассветная звезда,

В мягкой ткани покрывал

На постели у себя

То сидел он, то вставал,

И, бывало, вместе с ним

Забавлялся я всегда.

А лишь вечер приходил

И вдали, на небесах,

Звезды появлялись вновь,

За руки меня он брал,

Говорил: «Идемте спать,

Папа, мама не должны

Сына покидать!

В серединку лягу к вам!» —

Он ласкался, говоря,—

И, казалось, расцветали

Травы счастья для меня!

Думал я тогда, любуясь:

«Время минет, подрастешь,

Ждет ли радость, ждут ли беды,

Встретим их с тобой!»

Как большому кораблю,

Доверяли мы ему,

Но подул тогда нежданно

Ветер злой со стороны,

Заболел малютка наш,—

Как нам быть, не знали мы.

Перевязь из белой ткани

Мы надели на себя,

И, кристальной чистоты

Зеркало в руке держа,

Мы богов небес молили,

К небу взоры обратив,

Мы богам земли молились,

Низко головы склонив.

«Будет жив или не будет,—

Все зависит от богов»,—

Думал я и всей душою

Им молиться был готов.

И в отчаянье и горе

Заклинал богов, молил,

Но напрасно было,— вскоре

Потеряли мы тебя...

Постепенно становился

Все прозрачнее твой лик,

С каждым утром, с каждым утром

Все слабее был язык.

И блеснувшая, как яшма,

Жизнь прервалась навсегда...

И вскочил я, как безумный,

Закричал от горя я!

То катался по земле я,

То смотрел на небеса,

То в отчаянье и горе

Ударял я в грудь себя.

Ведь дитя, что я лелеял,

Упорхнуло,— не вернуть!

Вот он, этой жизни бренной

Горький и тяжелый путь!

Каэси-ута

⁹⁰⁵ Оттого, что очень еще молод,

Он не будет знать, куда идти,

Принесу тебе богатые дары,

Из подземных царств гонец суровый,—

На спину возьми его и отнеси!

⁹⁰⁶ Поднося дары,

Молить тебя я буду,

Ты не обмани мое дитя,

Поведи прямым путем малютку,

Покажи, где путь на небеса!