Из «песен, сложенных на поэтическом турнире в резиденции губернатора провинции отомо якамоти»

³⁹⁴³ Пошел мой друг в осенние поля

Взглянуть, как высоки колосья риса,

И вот вернулся,

Принеся с собой

Охапки оминаэси душистых.

³⁹⁴⁷ Сегодня на рассвете раннем

Осенний ветер холодом дохнул,

И близится пора,

Когда наш странник дальний —

Гусь дикий — с криком улетит.

<Девятнадцатый год [Тэмпё], весна, двадцать первый день второй луны>

Внезапно поражен тяжелой болезнью и чуть не вступил на путь, ведущий в нездешний мир. Поэтому словами песни выразил печаль своего сердца.

³⁹⁶² Наш великий государь

Приказал уехать мне.

И, приказу покорясь,

Как отважный смелый муж,

Полный бодрости и сил,

Много распростертых гор

И застав я перешел.

Наконец, пришел в село,

Дальнее, как свод небес.

И, совсем не отдохнув

И дыханье ни на миг

Не переводя в труде,

Столько месяцев и лет

Жил в селенье этом я!

Но в непрочном мире здесь

Бренен жалкий человек.

Надломился вскоре я,

Заболел и слег в постель,

И проходит день за днем —

Все сильнее мой недуг.

О божественная мать,

Мать, вскормившая меня!

Как большой корабль в пути

Беспокойно на волнах

Все качается, плывя,

Так в сердечной глубине

У тебя теперь живет

Беспокойная тоска.

Ожиданием томясь,

Верно, думаешь всегда:

«О, когда ж вернется он?»

И болеешь всей душой.

И, красавица моя,—

Божество — моя жена,

Верно, как начнет светать,

Все стоишь ты у ворот,

Прислонившись,

И зовешь,

Отгибая рукава...

А как вечер настает,

Оправляешь нам постель

И, вздыхая, распустив

Пряди длинные волос

Ягод тутовых черней,

Вопрошаешь ты с тоской:

«О, когда ж вернется он?»

Дочь родная, милый сын,

Дети малые мои,

Верно, дома по углам

Горько плачут и шумят.

Как далек теперь к ним путь —

Путь, отмеченный давно

Яшмовым копьем.

Не могу послать гонца,

Не могу я дать им знать,

Как тоскую и люблю.

От тоски по ним давно

Сердце сожжено дотла.

И хотя до боли жаль

Эту жизнь на земле,

Что лишь жемчугом блеснет,

Но не знаю, как мне быть,

Выхода не видно мне...

О, ужели даже я,

Грозный, словно шторм морской,

Я, отважный, стойкий муж,

Обречен теперь лежать

Распластавшимся,

Без сил

И лишь молча горевать?

Каэси-ута

³⁹⁶³ Этот бренный жалкий мир!

Как в нем мало дней и лет суждено нам жить.

«Лишь цветы мои весной опадут,

За ними вслед мне придется умереть...» —

Думаю с тоской...

³⁹⁶⁴ Далеки пределы этих гор и рек.

И мою любимую жену

Неужели я не встречу никогда

И всегда лишь буду тосковать

Здесь один, в разлуке вечной с ней?

<Двадцать шестой день девятой луны>

Песня, сложенная, когда, тоскуя о пропавшем соколе, увидел сон и исполнился радости

⁴⁰¹¹ И далек же этот край

Государя моего!

Далека, как свод небес,

Глушь, в которой я живу,

Что зовут страной Коси,

Где идет чудесный снег.

Высоки здесь склоны гор,

Плавны здесь теченья рек,

Широки кругом поля,

И густа трава на них.

В лета солнечный разгар,

Когда юная форель

Мчится в светлых струях рек,

Собирается народ,

Чтоб бакланов покормить —

Птицу здешних островов.

Разжигают вмиг костры

На шестах меж чистых струй

И, промокшие в реке,

По теченью вверх плывут.

А лишь осень настает,

С белым инеем-росой

Прилетает много птиц

На пустынные поля,

И охотиться зовут

Рыцари своих друзей.

И хоть соколов у нас

Много есть,

Лишь у него,

У Окура моего,

С пышным и большим хвостом,

Словно оперенье стрел,

Прикреплен был бубенец

Из литого серебра.

На охоте поутру

Догонял он сотни птиц,

На охоте ввечеру

Тысячи ловил он птиц,

Каждый раз, как догонял,

Не давал им улететь.

Выпустишь его из рук,

Тотчас он летит назад.

Он один на свете был,

И, пожалуй, не найти

Сокола другого мне,

Равного во всем ему.

Так я думал и, в душе

Соколом своим гордясь,

Проводил беспечно дни.

В это время мой слуга —

Отвратительный старик,

Вовсе потерявший ум,—

Мне и слова не сказав,

В день, когда на землю лил

Дождь и все заволокло,

Под предлогом, что идет

На охоту,

Он ушел

Вместе с соколом моим.

И, вернувшись, рассказал,

Кашляя,

Что сокол мой,

Глядя вдаль,

Где перед ним

Расстилалися поля

Мисима,

И пролетев

Над горой Футагами,

Скрылся в белых облаках

И совсем исчез из глаз...

Приманить его сюда

Нету способов теперь.

Оттого что я не знал,

Что сказать ему в ответ,

А в душе моей тогда

Лишь огонь один пылал,

Тосковал я и вздыхал.

Думал я:

А может быть,

Снова встретимся мы с ним?

И средь распростертых гор

Тут и там расставил я

Сети для поимки птиц,

И расставил стражей я.

В храмы славные богов,

Сокрушающих миры,

Вместе с тканями принес

Зеркало сверкавшее.

Поднеся, богов молил

И все время ждал его.

И тогда, придя во сне,

Дева мне передала:

«Слушай,

Сокол дивный твой,

О котором ты грустишь,

Улетел на берега

В Мацудаэ.

Пролетел

Бухту он Химиноэ,

Там, где ловят

Мелких рыб,

Облетел кругом не раз

Остров Таконосима

И к заливу Фуруэ,

Где в зеленых тростниках

Утки стаями живут,

Прилетал позавчера.

Там вчера он снова был.

Если близкий будет срок,—

С этих пор

Пройдет два дня,

Если дальний будет срок,—

Может быть, пройдет семь дней.

Но вернется он к тебе.

Не тоскуй же сильно так,

Всей душою, глубоко».

Так сказала дева мне.

Из «Каэси-ута»

⁴⁰¹² Ах, много уже дней

В руках мы не держали

И сокола с хвостом, как оперенье стрел,

И не охотились мы в поле Масиману,

А месяцы все шли...