156 Психологическая помощь: теория и практика

хотя бы ориентировочного представления о наличии и возможном реше+

нии которых, не приходится даже надеяться на оказание психологической

помощи. В этом отношении основная совокупность проблематики, так или

иначе связанной с задачами психологической помощи, может быть сведена

к некоторым определяющим моментам, характеризующим: понимание че+

ловека и мира, понимание человека в отношении к себе и к другому, чело+

века — к Абсолюту, абсолютным ценностям и категориям (Бог, свобода и

ответственность, добро и зло, жизнь и смерть, духовность — бездухов+

ность, рациональность — иррациональность и т.п.). Что же лежит в основе

всей этой проблематики, какие положения и трактовки природы человека

и мира?*

Думается, не будет преувеличением сказать, что в основании всего здания

русской классической философии лежит положение о безусловном прима+

те ценности человека, его личности, но не в самом, так сказать, механичес+

ки натуральном виде, а как явленного миру “образа и подобия Божия”.

Во+первых, по сравнению с культурой католической, византийская культу+

ра более гомогенна, типологически однородна, несмотря на различные

штрихи региональных отличий. Это различие обусловлено традиционной

имперской системой власти в Византии, ведущей ролью греческого языка в

многоплеменной империи, особыми принципами организации и местом

православной Церкви, равно как и морально+этическими нормами поведе+

ния верующих**.

Во+вторых, в восточном, православном ареале в гораздо большей степени,

чем в западно+католическом, ощущались: глубокий спиритуализм, обще+

признанный церковным каноном (“таинства”, “благодать”), равно как и

безоглядная верность Православию, что толковалось как высшая доброде+

тель византийца. Отсюда — безуспешные попытки унии восточной и за+

падной Церквей (ХIII—XV в.в.).

Именно по этой причине христианский Восток не знал ни в XIV—XV веках,

ни в последующем того плюрализма — в пределах христианства, — кото+

рый привел Западную Европу к Реформации, и — в последующем, в учении

Кальвина — к культу денег и богатства как высшему доказательству бого+

угодности.

*В основу нашего анализа положены труды следующих русских философов: М. М. Бахтина,

Н. А. Бердяева, С. Н. Булгакова, Б. П. Вышеславцева, А. Ф. Лосева, Л. Шестова, С. Л. Франка,

П. А. Флоренского, а также писателей Андрея Белого, Д. С. Мережковского и др. (см. список

литературы в конце раздела). Еще раз подчеркиваем: наш анализ отмечен скорее стремле+

нием восполнить слишком зияющий пробел в культурной и общеобразовательной подготов+

ке отечественных психологов+практиков, чем высокой задачей полного и всестороннего

осмысления роли и места русской классической философии в современном мире. Именно

этим объясняется столь скромный список имен.

**См.: Культура Византии / Отв. ред. З. В. Удальцова, Г. Г. Литаврин. — М.: Наука, 1989. —

C. 630—635.

Истоки и общее направление развития 157

В русской культуре деньги никогда не имели и, по+видимому, не обретут

той силы и дьявольского очарования, какие они имеют в протестантских

Соединенных Штатах и протестантской и католической Европе. Мировой

литературе Нового Времени неизвестен ни один герой, кроме Настасьи Фи+

липповны у Достоевского, сжигавший бы в огне 100 тыс. рублей — того,

царского, достоинства.

В+третьих, отличительной чертой византийской культуры является ее вос+

точный колорит: наследие длительных и тесных культурных связей с ци+

вилизациями Востока, а также (по этой же причине) более терпимое отно+

шение к мусульманству, чем к католичеству. Собственно говоря, разве ком+

мунистическая идеология не является своеобразным паллиативом квазина+

учного мусульманства? С ее отрицанием роли личности? С ее культом про+

рока? С ее предпочтением “железных батальонов” свободному человече+

скому “Я”?

В+четвертых, в латинской (католической) зоне культурная монополия Цер+

кви была гораздо более полной, чем в православной. Намного более спло+

ченная и богатая, западная Церковь сумела утвердить существенно более

строгий контроль над духовной жизнью общества. Отсюда тщательная и

тончайшая нюансировка исповеди в католицизме, и дидактическая нота в

творчестве западноевропейских культурных деятелей.

Более бедная, больше зависимая от светской власти (института папства и

Ватикана у нас нет), менее централизованная восточнохристианская цер+

ковь обладала меньшими возможностями организованного руководства

всеми сферами культуры.

У нас не было монашеских орденов. У нас не было иезуитов. Духовные па+

стыри Православной Церкви возлагали больше надежд на индивидуальное

рвение и личное благочестие прихожан.

Христианин+византиец, православный, смотрит на мир все+таки несколько

иными глазами. Дело в том, что обитатели восточно+христианского мира,

менее, чем на Западе, защищенные корпоративными и сословными связя+

ми, более зависимые от произвола деспотов и их прислужников, были и

более подвержены отрицательным эмоциям и психологическим травмам.

Более остро нуждались в утешении, снисхождении и милосердии.

Поэтому+то отблески этих духовных состояний, просматривающиеся в

скорбных ликах Спасителя и Богоматери, в традициях исихазма и стран+

ноприимничества, в склонностях русского человека к безоглядному само+

пожертвованию и такому же безоглядному бунтарству,— все это форми+

рует совершенно иной контекст психологической помощи и личностной

психотерапии в нашем восточнославянском и постсоветском пространстве.