Глава 9

ДЕЙСТВИЯ В ЧУЖОМ ИНТЕРЕСЕ БЕЗ ПОРУЧЕНИЯ

1. Понятие обязательства из действий

в чужом интересе без поручения

Понятие института. В предшествующих главах обращалось внима­ние на существование трех видов договоров, связанных с действиями одного лица вместо другого. Объединяющим признаком, выделенным в легальном определении каждого из них, как было показано, служит то, что одно лицо действует по поручению другого. Именно наличие пору­чения в конечном счете является основой для осуществления выражен­ного в этих отношениях прямого или косвенного представительства.

Однако то же понятие - «поручение» - используется законодате­лем и для характеристики еще одной, уже четвертой по счету, ситуации, в которой одно лицо действует вместо другого. Квалифицирующим признаком возникающего обязательства, которому посвящена настоя­щая глава, служит на этот раз не наличие поручения, а, напротив, его отсутствие. Указанное обязательство получило в римском праве наиме­нование педоНогит дезйо.

Выдача поручения одной стороной и его принятие другой само по себе предопределяют договорную природу трех упомянутых выше мо­делей. В то же время отсутствие при четвертой модели ясно выражен­ной воли стороны - принять и оплатить оказанную ей услугу - отража­ет, напротив, недоговорный характер складывающихся отношений. А это, в свою очередь, означает необходимость в прямом указании в законе находящихся за пределами договора обстоятельств, при наличии которых возникают соответствующие обязательства^DXIII.

Обязательства, о которых идет речь, урегулированы гл. 50 ГК. На­звание этой главы - «Действие в чужом интересе без поручения» - по­зволяет установить два непременных признака соответствующего обя­зательства: один, негативный, - свои действия лицо совершает без по- в чужом интересе без поручения

ручения, а второй, позитивный, - такие действия осуществляются в ин­тересах другого.

Обычно в случаях, когда для индивидуализации определенного ви­да правоотношений используется несколько признаков, они приобрета­ют значение только в совокупности. В данном же случае складывается несколько иная ситуация. Она отличается тем, что один из приведенных признаков характеризует род, а другой - вид в рамках рода.

Смысл первого из признаков состоит в том, что он присущ любому не санкционированному лицом вторжению кого-либо в его имущест­венную сферу. Следовательно, этому признаку могут отвечать и дейст­вия противоправные, т.е. такие, которые нарушают законы или иные нормы. Определенным подтверждением может служить ст. 1 ГК, кото­рую с полным основанием, подобному тому, как имело место в отноше­нии аналогичных статей Гражданских кодексов РСФСР 1922 и 1964 гг., можно считать «командной».

Названная статья относит к основным началам гражданского зако­нодательства недопустимость произвольного вмешательства кого-либо в частные дела. В этой связи значение второго из признаков состоит прежде всего в том, чтобы придать правомерный характер подобному вторжению. Для чего как раз и потребовалось указание: соответствую­щие действия совершаются в интересах того, кто во всех других случа­ях должен был бы считаться потерпевшим.

Подтверждением отмеченной особой роли второго признака может служить история создания и развития рассматриваемого института. Как обычно, его корни следует искать в римском праве. Само появление в этом праве педоНогит дезйо объяснялось, в первую очередь, необходи­мостью исключить возможность подобной негативной оценки соответ­ствующих действий лица со стороны законодателя. Отмеченное связа­но, в свою очередь, с тем, что независимо от их характера подобные действия все же относились к категории совершаемых против воли лица и более широко - против обеспечиваемой законом свободы личности.

И даже после того, как данный институт уже нашел себе место в существовавшей в Риме правовой системе, отрицательное или, по край­ней мере, настороженное к нему отношение со стороны законодателя сохранялось довольно долго. Примером может служить Сборник обыч­ного права Северной Франции, создание которого относилось к 1283 г. В нем, среди прочего, содержалось такое утверждение: «Существует еще один вид оказания услуг, когда одни лица принимаются служить другим без их просьбы, поручения, не будучи наняты или договорены каким-нибудь иным способом; этот путь оказания услуг чрезвычайно опасен для того, кто вступил на него». И речь шла не только о том, что поступивший подобным образом не сможет получить вознаграждение за произведенные издержки, но и в другом: «Берясь за ведение чужого дела, он рискует быть смешанным с вором»¹.

Принципиальная основа педоНогит дезНо, созданная в Древнем Риме, сохранилась. Имеется в виду, что содержание возникшего таким образом обязательства сводится к необходимости для лица, в интересах которого были совершены действия, - «доминуса» возместить расходы тому, кто действовал соответствующим образом, - гестору.

Как отмечал в свое время Н.О. Нерсесов, «Римская юриспруденция считала основанием педойогит дезНо общий интерес отсутствующих хозяев, которому она придавала общегосударственное значение и за­щищала как общественный интерес»^{DXIV DXV}. Отмеченная особенность соот­ветствующего обязательства еще раз подтвердилась много веков спустя в нашей стране. Речь идет о том, что особенно остро ощутилось отсут­ствие законодательного регулирования обязательств, связанных с веде­нием чужого дела без поручения, именно в период Отечественной вой­ны, когда ситуации, при которых лицо принимало на себя заботу о жи­лом доме, хозяйстве, ином имуществе, оставленном ушедшим на войну соседом, приобретали массовый характер^DXVI.

Объясняя испытываемые законодателем потребности в принятии соответствующих на этот счет норм, в свое время составители проекта Гражданского уложения ссылались на то, что отношения, возникающие из ведения чужих дел, требуют защиты со стороны закона именно ввиду осуществления посторонним добровольной деятельности, улучшения в имущественном или личном положении данного лица, ибо восстановле­ние прежнего состояния, хотя бы оно представлялось возможным и удоб­ным, повлекло бы за собой напрасную трату в хозяйственных отношениях и препятствовало бы развитию в общежитии начал альтруизма^DXVII.

Составители проекта Гражданского уложения явно находились под влиянием идей Ю.С. Гамбарова. Этот автор, которого можно назвать одним из создателей учения о представительстве в России, был после-

в чужом интересе без поручения

довательным сторонником «общественной теории права»¹. Ее осново­полагающие идеи он весьма успешно развил применительно прежде всего к рассматриваемому институту. Более ста лет назад Ю.С. Гамба- ров утверждал, что «при исследовании института пед. дезНо следует прежде всего определить его мотив и основание, а отсюда уже умозак­лючать к содержанию этого института, в противоположность методу господствующей юриспруденции, в котором определение содержания институтов составляет центр тяжести исследования, а вопросы об их происхождении, основании и общественном значении не играют ника­кой роли»^{DXVIII DXIX}. Именно в этой связи им подчеркивалось, что «мотивом доб­ровольной и безвозмездной деятельности в чужом интересе служит аль­труистическое чувство, обуславливающее собой последнюю и самую юную из трех групп действий, на которые может быть разделена вся совокупность юридических действий... Группа альтруистических дейст­вий обязана своим происхождением успехам общественного и интел­лектуального развития людей. В период субъективного состояния права и при условиях, неблагоприятных для развития альтруизма, действия этой группы не играют важной роли, но с прогрессом общественности значение их постоянно возрастает»^DXX.

Обязательства, возникающие из действий в чужом интересе без поручения, относятся к числу тех, в признании которых законодателем заинтересованы прежде всего не столько потенциальные кредиторы, сколько такие же потенциальные должники - те, кому, возможно, при­дется оплачивать соответствующие услуги^DXXI. В подтверждение можно сослаться на ставший традиционным пример: лицо вспахивает вместе со своим чужое поле - того, кто ушел на войну. Возможны случаи, при которых один действует в интересах другого, несмотря на сознание то­го, что расходы, которые он для этого понес, никто и никогда ему не компенсирует. Тогда нередко любая оплата может показаться лицу про­сто оскорбительной. Есть все же и другие ситуации, при которых опре­деляющее, стимулирующее значение для совершения необходимых действий в чужом интересе могут иметь гарантии хотя бы того, что по­несенные лицом расходы будут ему компенсированы тем, в чьем инте­ресе он действовал. Для таких ситуаций и создан соответствующий пра­вовой институт¹.

История развития института. Обращаясь к истории данного инсти­тута, стоит и на этот раз отдать должное одному из указаний Ю.С. Гам- барова. Оно сводится к следующему: «Более чем тысячелетнее сущест­вование, признание и особенное покровительство, оказываемое инсти­туту пед. дезНо правом не одного народа, должно бы уже одно слу­жить доказательством того, что фактическое состояние, соответст­вующее этому институту, следует рассматривать не как преступление, а как состояние, которое право считает особенно желательным и само старается вызывать его»^{DXXII DXXIII}.

Начав с объединения всех исков, связанных с ведением чужих дел, римское право постепенно выделило из этого числа требования тех, кто действовал на основе поручения (имелись в виду поверенный и опекун, рго1и1ог)^DXXIV. Основанием для заявления ими требований долж­но было служить тапйаШт.

В отличие от этого, необходимым условием предоставления пре­тором асНо педоНогит дезНо - иска против доминуса - было признано отсутствие исходящего от последнего поручения. Как подчеркивал И.Б. Новицкий, «слова «без поручения» были добавлены к римскому термину «педойогит дезНо» не самими римскими юристами, а в позд­нейшей литературе, чтобы подчеркнуть существенный признак данного обязательства - отсутствие договора»^DXXV. При всем этом должно было в чужом интересе без поручения

отсутствовать и такое же исходящее от доминуса запрещение вмеша­тельства в его дела¹.

Еще одно условие выражалось в «объективности действий» (гесто- ра). Вне зависимости от подлинной воли его действия должны были быть направлены на защиту интересов доминуса. Соответственно гес- тором могло быть признано и лицо, которое осуществляло уход за до­мом, который неожиданно для него оказался принадлежащим другому.

Среди обязанностей гестора выделялось прежде всего то, что, при­няв на себя ведение дела, ему следовало довести его до конца.

Существовали определенные расхождения у последующих иссле­дователей римского права относительно того, что представляют собой действия, совершенные в чужом интересе. Оспаривая мнение авторов, которые полагали, что такие действия должны быть «необходимыми», Г. Дернбург пришел к выводу, что в основу соответствующей оценки следовало положить не объективный, а субъективный признак, считая за такой «полезность». «Полезными» надлежало считать действия, ко­торые осуществил бы сам хозяин, если бы мог этим заняться^{DXXVI DXXVII}. С отме­ченным было связано и такое положение: в случаях, когда речь шла о получении гестором в порядке осуществления соответствующих дейст­вий в чужом интересе определенных сумм, они подлежали передаче хозяину непременно с процентами^DXXVIII.

В обязанность доминуса входило возмещение в полном объеме (включая таким образом начисленные проценты) соответствующих рас­ходов гестора. При этом учитывалась применительно к гестору направ­ленность его аштиз’а при осуществлении расходов. Соответственно Ю. Барон обращал внимание на то, что если было установлено желание гестора совершить дарение, он лишался права на возмещение понесен­ных расходов. А если гестор заведомо вел чужое дело исключительно в целях обогащения, в подлежащую возмещению сумму входило только то, что могло считаться неосновательным обогащением для доминуса^DXXIX.

Особое значение придавалось последующему одобрению домину- сом действий гестора. Если такое одобрение - гайЬаЫйо - последовало, с этого момента доминус лишался права на возражения, включая и слу­чаи, когда возражения выражались в том, что действия гестора были бесплодными или прямо запрещенными хозяином.

Гестор, совершающий действия вопреки прямому, исходящему от доминуса запрету, лишался права заявлять соответствующие требова­ния доминусу. Одно из немногих исключений составлял асйо Шпегапа. Имелось в виду, что «если кто-либо совершает погребение умершего вместо того лица, которое должно было это сделать, то он может потре­бовать от последнего возмещения всех основательных издержек, хотя бы он действовал против его запрещения, если только были основа­тельные причины не подчиняться запрещению»¹.

Недоговорный характер педойогит дезйо не вызывал сомнений. По этой причине указанное обязательство было вынесено в классифи­кации Гая - Юстиниана за пределы договоров (контрактов), оказавшись тем самым в группе квазидоговоров. В Институциях Юстиниана такое решение в отношении педойогит дезНо было обосновано исключитель­но негативными его признаками: имелось в виду, что речь идет об «обя­зательствах, которые считаются возникающими собственно не из дого­вора, но которые, по-видимому, возникают из квазидоговора, так как они получают свое бытие не из правонарушения»^{DXXX DXXXI}.

Как по указанному поводу весьма тонко отмечал И.Б. Новицкий, «это не определение, а сравнение: употребляя такое название, хотят ска­зать, что бывают случаи, когда договора нет, и тем не менее возникает обязательство, очень напоминающее договорные обязательства; напри­мер, если лицо, которому другое лицо не поручало ни общего управления своим имуществом, ни выполнения какого-либо определенного дела, бе­рется по своей инициативе за ведение дела этого другого лица, то при известных условиях между этими двумя лицами возникает обязательство, аналогичное тому, какое устанавливается договором поручения»^DXXXII.

Г. Дернбург, имея в виду круг обязательств, относимых к числу квазидоговоров, подчеркивал, что «все обязательства, которые не воз­никали ни из контрактов, ни из деликтов, римляне называли или ^иа8^ ех соп1гас!и, или ^иа8^ ех йеКс!о. Первые подлежали правилам, установ­ленным для договоров, вторые - для деликтов»^DXXXIII.

в чужом интересе без поручения

Во Французском гражданском кодексе (ФГК) одна из глав имену­ется «О как бы договорах». Под ними («как бы договорами») подразу­меваются «совершаемые исключительно по собственному побуждению действия человека, из которых вытекают какие-либо обязательства пе­ред третьим лицом и иногда взаимные обязательства обеих сторон». В соответствующей главе, наряду с регулированием уплаты недолжного и возвращением неосновательного обогащения, ряд статей посвящен тому, что можно считать ведением чужих дел без поручения. В Кодексе на этот счет установлено: если кто-либо добровольно ведет дела друго­го, вне зависимости от того, знает ли собственник о ведении дел или не знает, - тот, кто ведет дела, заключает молчаливое обязательство про­должать ведение дела, которое он начал, и довести его вплоть до времени, когда доминус будет в состоянии сам заботиться о своих делах; он дол­жен равным образом принять на себя все то, что связано с данным делом¹.

Та же, основная на этот счет, статья ФГК предусматривает подчи­нение гестора всем обязанностям, которые должны были бы у него воз­никнуть, если бы он действовал на основании данного доминусом пору­чения. Критерием для оценки действий гестора названа «заботливость хорошего хозяина», с тем, однако, что суду предоставлено право смяг­чать в необходимых случаях ответственность гестора.

В определенном смысле обязанности гестора оказываются более строгими по сравнению с теми, которые возложены на поверенного в договоре поручения. Так, на случай смерти доминуса гестор обязывает­ся к продолжению ведения дела, пока этим не займется наследник. В то же время в договоре поручения аналогичная обязанность возлагается на доверителя только при строго определенных обстоятельствах. В обос­нование указанной тенденции Евгений Годэмэ обращал внимание на то, что «вмешательство в чужие дела без поручения является более серьез­ным, чем вмешательство в силу нормального правомочия (под послед­ним подразумевается правомочие поверенного. - М.Б.)»^{DXXXIV DXXXV DXXXVI}.

Доминус, при условии, что гестор «вел его дело хорошо», должен исполнить заключенные гестором от его имени обязательства, а также выплатить возмещение за исполнение гестором принятых на себя лич­ных обязательств. Доминус должен возместить и иные произведенные гестором расходы, но только те, которые обладают одновременно при­знаками как полезности, так и необходимости.

В Германском гражданском уложении (ГГУ) ведению чужих дел без поручения посвящена специальная глава в книге «Обязательствен­ное право», расположенная между «Поручением» и «Хранением». Пер­вая статья главы возлагает на лицо, принявшее на себя ведение чужого дела без поручения, обязанность вести его так, как того требуют инте­ресы доминуса. Если гестор вопреки ставшей ему известной подлинной или предполагаемой воле доминуса примет на себя ведение его дел, он обязан возместить причиненные этим доминусу убытки, к тому же при наличии не только своей вины, но и казуса. Правда, с учетом опреде­ленных обстоятельств ответственность гестора, о которой идет речь, может последовать для него лишь при совершении действий умышлен­но или вследствие грубой небрежности. Подобная ограниченная ответ­ственность наступает тогда, когда речь идет о предотвращении реально угрожавшей хозяину опасности.

Обязанность доминуса возмещать гестору расходы по ведению де­ла признается аналогичной той, которая лежит на доверителе (стороне в договоре поручения). Условием для ее возникновения служит соответ­ствие действий гестора интересам и подлинной или предполагаемой воле доминуса. При доказанности указанного обстоятельства доминус обязан возместить расходы гестора даже тогда, когда последний принял на себя ведение дела против воли доминуса. Предусмотрена утрата гес- тором соответствующего права на случай, если его действия осуществ­ляются без намерения требовать возмещения или в ошибочном убежде­нии, будто он ведет собственное дело.

Особый режим установлен и для действий, которые имеют обще­ственный интерес либо представляют собой исполнение алиментной обязанности доминуса. В подобных случаях доминус лишается права ссылаться на то, что совершенные гестором действия противоречили его, доминуса, воле. В частности, он не вправе возражать против возла­гаемой на него обязанности возмещать расходы.

В Швейцарском обязательственном законе (ШОЗ) титул «Ведение чужого дела без поручения», подобно тому, что имеет место в ГГУ, на­ходится в разделе, посвященном отдельным видам обязательств. Здесь он оказался между такими договорами, как поручение (оно именуется «доверенностью») и комиссия.

Регулирование соответствующих отношений начинается с указа­ния обязанностей лица, взявшего на себя ведение чужого дела, и вклю-

в чужом интересе без поручения

чает для него, среди прочего, необходимость соблюдать выгоды хозяи­на, одновременно учитывая при этом предполагаемую его волю. Гестор несет ответственность за любую допущенную при ведении чужого дела небрежность; смягчить эту его ответственность судья может по той причине, что гестор принял на себя ведение чужого дела лишь для пре­дотвращения угрожавшей доминусу опасности. В определенных случаях гестор отвечает не только за вину, но и при казусе. Это бывает тогда, ко­гда оказывается, что ведение чужого дела осуществлялось гестором вопре­ки прямому запрету со стороны доминуса или в нарушение иным образом выявленного нежелания последнего, чтобы ведение его дел осуществля­лось другим лицом (исключение составляют случаи, когда подобного рода запрещение носит безнравственный или неправомерный характер).

В свою очередь, на доминуса возлагается обязанность возместить гестору понесенные расходы (с процентами) - при условии, что речь идет о расходах, необходимых или полезных либо «обусловленных об­стоятельствами». Указанная обязанность наступает независимо от дос­тижения необходимого результата совершенных действий. Достаточно того, что осуществлялись действия с надлежащей тщательностью.

В случаях, когда в силу отсутствия необходимых условий обязан­ность для доминуса возместить убытки не возникает, он по крайней мере должен возвратить гестору произведенные последним улучшения, но уже по правилам о неосновательном обогащении.

Специально выделены последствия одобрения доминусом дейст­вий гестора: с этого момента для отношений между доминусом и гесто- ром вступают в действие правила, регулирующие договор поручения.

В Итальянском гражданском кодексе глава о ведении чужих дел без поручения предшествует тем, которые посвящены: одна - уплате недолжного, другая - неосновательному обогащению.

Среди центральных мест в регулировании соответствующего ин­ститута можно выделить обязательство гестора завершить принятое на себя ведение чужого дела, если только доминус не будет способен за­няться этим сам. Обязанность, о которой идет речь, продолжает дейст­вовать и на случай смерти гестора - до того, как ведение дел примет на себя его наследник. На наследника возлагается обязанность исполнения вместо гестора принятых последним на себя обязанностей перед треть­ими лицами, а также возмещение гестору понесенных расходов - по­лезных или необходимых (при том, что выплата денежных сумм должна производиться непременно с процентами). От исполнения указанной обязанности доминус признается свободным, если совершенные гесто- ром действия были им (доминусом) запрещены. Но все это только при условии, что такой запрет не противоречит закону, публичному порядку или морали. Суд с учетом обстоятельств, при которых осуществлял свои действия гестор, может снизить размер возмещаемых расходов за счет утрат, которые гестор понес в силу проявленной им собственной небрежности.

Одобрение доминусом действий гестора влечет за собой такой же правовой результат, как и заключение договора поручения. Указанные последствия наступают и тогда, когда лицо, совершая соответствующие действия, полагает, что ведет собственные дела.

В Гражданском кодексе Нидерландов, как и в кодексах большин­ства других стран, в титуле, посвященном квазидоговорам (здесь они именуются «иными, чем деликты или договоры, основаниями»), содер­жится несколько статей о ведении чужих дел.

Обязательства доминуса возникают в случаях, когда его дела ве­дутся действующим сознательно и добросовестно без поручения в чу­жом интересе лицом при условии, что гестор не должен был поступать подобным образом в силу совершенной им сделки или иных, принятых на себя, соответствующих закону, обязательств. Таким образом, речь идет о возмещении последствий действий добровольных.

К обязанностям гестора относится осуществление необходимой за­боты о делах, которые он ведет, а также, в пределах разумного, продол­жение начатого им ведения чужих дел. В случаях, когда гестор действо­вал в рамках собственных дел или собственной профессии, он все же мо­жет требовать справедливых выплат в соответствии с ценами, действо­вавшими в период, в пределах которого осуществлялась такого рода дея­тельность. На гестора возлагается обязанность в возможно короткий срок представить отчет доминусу. Особо выделено право гестора совершать от имени доминуса сделки, обеспечивающие интересы последнего.

В Гражданском кодексе Квебека нормы, посвященные ведению чу­жих дел, вместе с теми, которые посвящены принятию недолжного, а также неосновательному обогащению, объединены в главу с общим на­званием «О некоторых иных основаниях возникновения обязательств». Сфера применения рассматриваемых обязательств достаточно полно выражена в легальном их определении. Оно включает указание на то, что ведение чужих дел имеет место в случаях, когда одно лицо без предварительного обдумывания и не будучи обязанным к совершению действий, добровольно и своевременно принимает на себя обязанности по ведению дел другого. Необходимо, однако, чтобы последний об этом не знал либо знал, но не был в состоянии самостоятельно назначить по­веренного или принять какое-либо иное решение.

На доминуса возлагается обязанность возместить гестору все не­обходимые или целесообразные расходы и иные возникшие у него без

в чужом интересе без поручения

вины убытки. Возникает указанная обязанность независимо от того, была ли желаемая цель достигнута.

Кодексом установлены два различных режима для договоров гес- тора с третьими лицами. Заключая такие договоры от собственного имени, гестор самостоятельно отвечает по ним перед своими контраген­тами - третьими лицами, что не лишает его, а также третьих лиц воз­можности использовать средства защиты, которыми они обладают по отношению к доминусу. В то же время по договорам, заключенным гес- тором от имени или даже только в интересах доминуса, на последнем лежит обязанность их исполнения, при условии, что принятые таким образом обязательства являются действительно необходимыми или по крайней мере целесообразными.

В Гражданском кодексе Луизианы в главе «О квазиконтрактах» вместе с «уплатой недолжного» под общим названием, как и в боль­шинстве кодексов других стран, оказались объединенными «деятель­ность в чужом интересе без поручения» и «неосновательное обогаще­ние». Одна из статей главы является единой для обоих последних видов обязательств, что должно подтвердить наличие у соответствующих обя­зательств общих признаков.

Среди посвященных им норм обращает на себя внимание та, кото­рая предусматривает использование при оценке деятельности гестора такого эталона, как «разумный управляющий».

В обязанность доминуса входит компенсация гестору расходов по исполнению заключенного договора, а равно всех других понесенных им полезных и необходимых расходов. Особо выделено то, что в случа­ях, когда действия гестора совершаются по дружбе или вследствие не­обходимости, суды могут снизить подлежащие возмещению убытки, которые возникают вследствие его ошибок или небрежности.

Свод законов гражданских в России включал единственную на этот счет статью (574), которая могла лишь с большой натяжкой счи­таться имеющей прямое отношение к деятельности в чужом интересе без поручения. Ею предусматривалось: «Как по общему закону никто не может быть без суда лишен прав, ему принадлежащих, то всякий ущерб в имуществе и причиненные кому-либо вред или убытки, с одной сто­роны, налагают обязанность доставлять, а с другой, проводят право требовать вознаграждения». Широкое понимание указанной статьи бы­ло представлено в составленном И.М. Тютрюмовым Комментарии, в приведенном в нем обзоре сенатской практики и литературы. Рамки этой единственной статьи охватили три группы отношений: те, которые представляют, во-первых, обязательства из деликтов; во-вторых, обяза­тельства, возникающие из неосновательного обогащения, и, в-третьих, обязательства, порожденные ведением чужих дел без поручения¹. Все это, однако, не помешало В.И. Синайскому отметить, с большим сожа­лением, неизвестность российским законам института ведения чужих дел без поручения и одновременно обратить внимание на то, что «сенат смешивает его с другим институтом - неосновательного обогащения»^{DXXXVII DXXXVIII}.

На допускаемое сенатом смешение другого рода - на этот раз ве­дения чужих дел без поручения с договором поручения - указывал

А.М. Гуляев^DXXXIX.

Все это дало основание составителям проекта Гражданского уложе­ния, возражая А.О. Гордону, полагавшему, что судебная практика все же применяет понятия, лежащие в основе педойогит дезйо^DXL, признать: «Наша судебная практика не представляет положенного материала для законода­теля по предмету педойогит дезйо, но она несомненно свидетельствует в пользу установления законодателем этого института, практическая по­требность в котором обнаруживается и в юридической литературе»^DXLI.

В проекте Гражданского уложения отношения по ведению чужих дел без поручения были не только признаны, но и весьма подробно уре­гулированы.

В Проекте, в котором классификация оснований возникновения обязательств, в отличие от четырехчленной формулы Гая - Юстиниана, строилась на дихотомии (договорные - недоговорные отношения), нор­мы о ведении чужих дел без поручения были помещены в раздел «Обя­зательства, возникающие не из договоров».

Проект исходил из весьма широкого представления о сущности соответствующего обязательства. Имелось в виду, что в нем одной из сторон - гестором (в Проекте он именовался «распорядителем») - должно было выступать лицо, «которое, не будучи к тому уполномоче­но, принимает на себя попечение о личности или имуществе другого, исполнение чужого обязательства или вообще ведение чужого дела». Другой стороной был доминус («хозяин») - «лицо, в пользу которого распорядитель действовал».

в чужом интересе без поручения

Учитывая недоговорный характер соответствующих отношений, Проект предусматривал четкие критерии, которые должны были иметь исходное значение при установлении пределов должного поведения гестора. Общее адресованное гестору требование выражалось в необхо­димости руководствоваться в своих действиях «очевидной выгодой и действительным или вероятным намерением хозяина». При этом для оценки поведения гестора должен был использоваться все тот же весьма распространенный эталон: «Проявление осмотрительности, свойствен­ной заботливому хозяину». И все же для определенных ситуаций, при которых ведение чужих дел без поручения приобретало особый, пуб­личный интерес, пределы ответственности гестора сужались. Имеются в виду действия гестора, совершенные для предотвращения того, что на­зывалось «крайней опасностью, грозившей жизни, здоровью или иму­ществу хозяина». В подобных случаях определенный риск дополни­тельно переносился на доминуса: гестор должен был отвечать только при обнаружении в его действиях грубой неосторожности. Среди дру­гих обязанностей гестора выделялась необходимость продолжать нача­тое дело до тех пор, пока доминус (его наследник) не освободит гестора от этой обязанности. Можно указать также на запрещение последнему действовать вопреки ставшему ему известным намерению доминуса, кроме случаев, когда речь шла о действиях, не терпящих отлагательств, в общественном интересе или об исполнении предусмотренной законом обязанности доставления содержания. Наконец, по поводу отдельных обязательств гестора имелись отсылки к нормам о договоре поручения.

У гестора, если только не было доказано, что ведение дела принято им на себя с намерением одарить доминуса, возникало право требовать возмещения понесенных издержек. Это право включало компенсацию издержек, которыми доминус действительно воспользовался, а наряду с ними и других - тех, которые были понесены в интересах доминуса, но не имели последствием его обогащение не по вине гестора. Все это только при условии, что произведенные расходы являлись действитель­но необходимыми и полезными.

Последующее одобрение доминусом действий гестора должно бы­ло признаваться основанием для применения правил о договоре пору­чения (этот договор именовался «доверенностью»).

За пределами, которые охватывались обязательством, возникаю­щим вследствие ведения чужих дел без поручения, находились случаи, при которых распорядитель действовал, ошибочно предполагая, что ведет собственное дело. В подобных ситуациях к правам и обязанностям сторон должны были применяться правила о неосновательном обогащении.

Гражданский кодекс РСФСР 1922 г. не содержал норм, регулирую­щих обязательства по ведению чужих дел без поручения. Это не исклю­чало того, что в судах появлялись дела, связанные с такого рода отноше­ниями. В подобных случаях весьма устойчивая линия в судебной практи­ке сводилась к применению путем аналогии закона норм, посвященных обязательствам, возникшим вследствие неосновательного обогащения.

Анализируя указанную практику, И.Б. Новицкий обращал внима­ние на то, что при несомненном сходстве тех и других обязательств все же между ними имеются весьма существенные различия. Вполне зако­номерным был сделанный им вывод: «Вопрос может быть разрешен правильно только при условии, если институт ведения дел другого лица без поручения будет регламентироваться самостоятельно»¹.

Развернутые положения на этот счет содержались в одной из работ

В.А. Рясенцева того времени. В ней, не ограничиваясь аргументами, призванными подтвердить наличие соответствующего пробела в зако­нодательстве, автор весьма убедительно доказывал, что и избранный судами путь - применение к ведению чужих дел без поручения по ана­логии с нормами, регулирующими обязательства из неосновательного обогащения, - не имеет достаточных оснований. С этой целью автором были выделены три вида отношений, названных «ведением чужого дела без поручения в широком смысле»^{DXLII DXLIII}. Сюда вошли: ведение чужого дела без поручения с целью доставить пользу другому лицу (1), ведение чу­жого дела с единственной целью - получить личную выгоду (2), а также ведение в своих интересах чужого дела, ошибочно принимаемого за свое (3). Две последних разновидности В.А. Рясенцев готов был отнести к числу обязательств из неосновательного обогащения. В то же время отмеченное им отличие первого вида отношений от обязательств из не­основательного обогащения В.А. Рясенцев считал настолько принципи­альным, что по этой причине полагал необходимым признать невозмож­ность применения к таким отношениям норм о кондикционных обяза­тельствах даже в силу аналогии закона^DXLIV. Подтверждением служило то, что доминус не получает в подобных случаях выгоды, хотя получение выгоды является непременным условием применения ст. 399 ГК 1922 г. Вместе с тем следует исключить, подчеркивалось в той же работе, приме­нение по аналогии и ст. 269, помещенной в гл. IX («А. Поручение. Б. До- в чужом интересе без поручения

веренность») того же Кодекса. В последнем случае, по причине отсут­ствия согласия сторон, необходимо было, чтобы гестор мог рассматри­ваться как поверенный. И тогда оставался только один путь - использо­вание аналогии права. А это, как указывал В.А. Рясенцев, «является еще менее совершенным способом правового регулирования»¹. Естественно, что аргументация в пользу специального регулирования педойогит дезйо тем самым значительно усиливалась.

Все же сформулированный в этой связи конечный вывод автора кажется не столь бесспорным. «В результате применения, - полагал В.А. Рясенцев, - судебными и арбитражными органами к рассмотрен­ным случаям ст. 399 и 269 ГК, в соответствии со ст. 4 ГПК, в советском праве стал складываться особый институт ведения чужого дела без по­ручения, правда, весьма несовершенный с точки зрения юридической техники и не обеспечивающий достаточно полного и точного разреше­ния споров, возникающих на этой почве»^{DXLV DXLVI}. Совершенно очевидно, что судебная практика (к тому же вызывавшая сомнение по существу), ка­кой бы развитой она ни была, не способна создавать правовой институт. Такая роль принадлежит исключительно законодателю. На долю судеб­ной практики в подобных случаях остается только одно: подтвердить необходимость создания института.

Гражданский кодекс РСФСР 1964 г. все же не оправдал указанных ожиданий. Как это было и у его предшественника, норм, посвященных рассматриваемым обязательствам, в нем не оказалось. А потому суды сле­довали сформировавшейся на протяжении многих лет практике, которая сводилась к применению в соответствующих случаях норм по аналогии (аналогии закона и аналогии права была посвящена ст. 10 ГПК РСФСР).

Указанная линия поддерживалась и в литературе^DXLVII. Отталкивались ав­торы главным образом от того, что в случаях, когда речь шла о действиях юридического лица в чужом интересе без поручения, при их последую­щем одобрении должна была применяться посвященная гаШЬаЬйю ст. 63 ГК («Последствия заключения сделки лицом, не уполномоченным, или с превышением полномочия») ¹ . Если же такое одобрение отсутствовало, надлежало руководствоваться по аналогии нормами главы о неоснова­тельном обогащении.

Вместе с тем в Основах гражданского законодательства Союза ССР и союзных республик 1961 г. (далее - Основы), а вслед за ними в Граж­данском кодексе РСФСР 1964 г. появилась глава «Обязательства, воз­никающие вследствие спасания социалистического имущества». Инте­рес представляло уже определенное ей в Кодексе место: она оказалась между главами «Обязательства, возникающие вследствие причинения вреда» и «Обязательства, возникающие из неосновательного приобре­тения или сбережения имущества»^{DXLVIII DXLIX}.

Признание законодательством в начале 60-х гг. соответствующей категории обязательств - «из спасания» - рассматривалось как закреп­ление на этот счет сложившейся еще до принятия Основ и ГК судебной практики. Особое значение по отмеченной причине принято было при­давать позиции Верховного Суда СССР по двум получившим широкий резонанс делам. Одно из них было разрешено непосредственно до нача­ла Отечественной войны, а второе - сразу же после ее окончания.

В первом деле^DL речь шла о заявленном пассажиром Марцинюком к железной дороге требовании возместить вред. Фабула дела сводилась к тому, что во время стоянки поезда Марцинюк принял добровольно уча­стие в тушении загоревшихся на соседней линии вагонов, результатом чего явилось причинение ему увечья. Со ссылкой на нормы о деликтах нижестоящий суд отказал в иске вследствие отсутствия необходимых оснований для возложения ответственности на ответчика. Противопо- в чужом интересе без поручения

ложную позицию занял Верховный Суд СССР. Он обосновал ее тем, что потерпевший действовал в данном случае не в личных интересах, а в интересах охраны государственной социалистической собственности, выполняя тем самым закрепленную в ст. 131 Конституции СССР обя­занность граждан СССР (речь шла об обязанности «беречь и укреплять общественную социалистическую собственность»). Соответственно Верховным Судом СССР было сочтено необходимым удовлетворить требование истца, руководствуясь закрепленным в ст. 4 действовавшего в то время ГПК РСФСР 1923 г. принципом аналогии права¹ .

Совпадающую позицию со ссылкой на ту же статью Конституции СССР и аналогичную ст. 4 ГПК РСФСР статью ГПК УССР (дело рас­сматривалось на Украине) занял Верховный Суд СССР при рассмотре­нии иска Бычковой-Гончаренко^{DLI DLII}. Обстоятельства были близки опи­санному выше делу: муж истицы погиб, участвуя, также добровольно, в тушении пожара на стадионе, на территории которого он проживал, и тогда его жена предъявила иск о возмещении причиненного смертью мужа вреда.

На основе анализа обоих дел С.Н. Ландкоф пришел к выводу о том, что «наряду с институтом обязательств, возникающих из причине­ния вреда, - институтом, который направлен в основном на защиту со­циалистической и личной собственности, наше законодательство долж­но содержать и институт обязательств, возникающих из предотвраще­ния вреда, угрожающего социалистической собственности»^DLIII.

Приведенные соображения с редким единодушием были поддер­жаны в литературе как до, так и после принятия Основ гражданского законодательства 1961 г. и ГК РСФСР 1964 г. Необходимость во внесе­нии соответствующей новеллы при этом отнюдь не связывалась с тем, что представляло собой педоНогит дезНо. Напротив, авторы предлагали усматривать в появлении соответствующих норм создание особого, са­мостоятельного института советского гражданского права^DLIV.

В целом подобная линия судов имела свое несомненно положи­тельное значение. Она помогла восполнить в определенной части дей­ствительно существующий пробел в правовом регулировании.

В условиях сегодняшнего дня нетрудно поставить под сомнение отдельные положения, которые высказывались в поддержку самостоя­тельности соответствующих обязательств, вначале именовавшихся обя­зательствами «из спасения», а затем, в принятых Основах и ГК вариан­тах, - «из спасания». Тем самым в последнем случае из непременных условий возникновения соответствующего обязательства была таким образом исключена необходимость достижения результата соответст­вующих действий, вследствие чего, как признавалось, возмещать вред следовало и тогда, когда спасти имущество, несмотря на все принятые меры, не удавалось.

Сомнения, о которых идет речь, относятся прежде всего к самой исходной позиции Верховного Суда СССР, допустившего применение по аналогии к соответствующим случаям норм о деликтах. Имеется в виду, что указанная позиция противоречила уже тому общепризнан­ному положению, что только законодатель (не суд!) может установить, какие именно деяния должны считаться противоправными. Следует при этом, очевидно, учитывать, что нормы о деликтах - как «частных», так и «публичных» (имеются в виду в равной мере соответствующие нормы на этот счет гражданского, уголовного, государственного либо админи­стративного права) - призваны создавать эффективные гарантии, смысл которых состоит в освобождении всех и каждого от несения последст­вий совершения не признанных законом противоправными действий. Судебное усмотрение не может распространяться так далеко, чтобы расширить определенное законом понимание противоправности дейст­вий. Между тем применение в указанных случаях норм о деликтах должно было означать в качестве одного из условий возложения обя­занности возместить вред на собственника спасаемого имущества при­знание совершенных им действий противоправными.

Определенное значение имело и то, что необходимость установле­ния особых условий для возмещения в случаях, когда деятельность в в чужом интересе без поручения

чужом интересе приобретала публичный характер, была признана в за­конодательстве многих стран, в том числе и в самом римском праве (см. об этом выше). Таким образом, обычно выдвигавшиеся для противо­поставления рассматриваемых отношений институту педойогит дезНо созвучные той эпохе соображения, естественно, не могли бы считаться теперь убедительными.

Наконец, с позиций сегодняшнего дня не может не вызвать возра­жений лежащее в основе соответствующей практики противопоставле­ние «социалистической собственности» тому, что было за ее пределами («собственности личной»). Имеется в виду, что на возмещение мог рас­считывать только тот, кто спасал имущество государства или коопера­тивной организации. Спасания имущества соседа подобная норма не стимулировала.

Соответствующие главы Основ 1961 г. и ГК РСФСР 1964 г., кото­рые предусмотрели, что вред, понесенный гражданином при спасании социалистического имущества от угрожавшей ему опасности, подлежит возмещению организацией, чье имущество спасал потерпевший, вклю­чали определенное число отсылочных норм. При этом, если Основы (ст. 95) содержали общую отсылку к законодательству союзных респуб­лик, то соответствующая статья ГК РСФСР (ст. 472) называла в качестве адресатов 18 статей главы того же Кодекса «Обязательства, возникающие вследствие причинения вреда». В результате оказывалось, что на отноше­ния, возникавшие между собственником спасаемого имущества и тем, кто участвовал в спасании имущества, был распространен режим деликтов, что, по крайней мере, нельзя было считать удачным.

Первым кодификационным актом, признавшим в качестве самостоя­тельного обязательства педойогит дезйо как таковое, были Основы граж­данского законодательства 1991 г. Речь идет о помещенной в них главе «Поручение». Одна из статей Основ именовалась «Ведение чужих дел без поручения». Она состояла из двух частей. В первой речь шла о случаях, когда лицо совершило в интересах другого сделку, не имея на то полно­мочий. В зависимости от того, одобрялась ли впоследствии такая сделка или нет, должен был определяться объем расходов, подлежащих возме­щению гестору. Если одобрение имело место, возникала обязанность воз­местить расходы без каких-либо ограничений. В отличие от этого при отсутствии одобрения возмещать надлежало только необходимые расхо­ды, к тому же по размеру не превышавшие выгоду, приобретенную по сделке другой стороной. Таким образом, все же признавалось, что сам факт совершения лицом без поручения сделки в интересах другого лица - достаточное основание для возникновения обязательства возместить убытки (расходы), хотя и в неодинаковом объеме.

Вторая часть той же статьи была посвящена случаям, при которых действия в чужом интересе выражались в том, что не имевшее специ­альных на то полномочий лицо предотвратило реальную угрозу ущерба имуществу другого. На этот счет было предусмотрено, что лицо, дейст­вовавшее подобным образом в условиях, когда у него отсутствовала возможность предупредить тех, кому принадлежало соответствующее имущество, приобретало право требовать возмещения причиненных в этой связи убытков.

Последняя норма призвана была заменить собой институт «Обяза­тельств из спасания», создав для соответствующих случаев во многом отличный от существовавшего ранее правовой режим. Правда, по край­ней мере в одном вопросе в этой норме воспроизводилось положение, существовавшее до принятия Основ 1961 г. и ГК 1964 г. Речь шла о том, что был воскрешен принцип «возмещение в пределах спасенного». Соот­ветственно Основы 1991 г. установили максимум подлежащих компенса­ции в подобных случаях убытков: им был признан «размер предотвра­щенного вреда».

Основы 1991 г., таким образом, определили лишь исходные для педойогит дезйо положения. Подлинную самостоятельность и в извест­ной мере самодостаточность этот институт обрел лишь в действующем Гражданском кодексе.