Раздел I.

СЕГМЕНТЫ

ТЕНЕВОЙ ЭКОНОМИКИ

"ВТОРАЯ" ЭКОНОМИКА

Малкина М.Ю. (Нижегородский

государственный университет

им. Н.И. Лобачевского)

Взаимодействие государства и бизнеса в современной России^*

За последние 5 лет, с 2000 до 2005 годы, в российской экономике произошли грандиозные события. С одной стороны, реформа дерегулирования и административная реформа способствовали снижению барьеров для предпринимательства и упорядочиванию взаимоотношений власти и бизнеса. С другой стороны, произошло существенное усиление прямого контроля государства за деятельностью крупного бизнеса, имела место экспансия государственных компаний в экономике и увеличение доли государственной собственности. Двойственность российского курса реформ во многом объясняется дуальностью российского менталитета, отсутствием развитых политических и правовых институтов, подвижностью организационной структуры российской экономики. Характерной особенностью институциональной среды российской экономики является также то, что практически на всех уровнях взаимодействия формальные правила игры достраиваются системой неформальных взаимоотношений предпринимателей и представителей законодательных и исполнительных органов власти. Манипулирование этими двумя составляющими, формальной и неформальной, позволяет государству осуществлять «ручное управление» бизнесом и подтверждает идею о том, что в России еще долго власть будет стоять выше бизнеса и определять его судьбы и траектории развития.

От общей теории государства к пониманию природы

современного российского государства

Одним из наиболее сложных и дискуссионных вопросов в экономической теории является определение природы и функций государства в современной рыночной экономике.

С нашей точки зрения, государство в экономике можно рассматривать в трех аспектах. Иными словами, есть три «среза», три «уровня» государства.

Первый аспект.Государство – это некаянациональная идея, некий «идеальный образ», который присутствует в общественном сознании, то есть в представлении того или иного народа. Этот образ наделен своими собственными уникальными характеристиками, вобравшими в себя менталитет и исторический опыт народа, населяющего данное пространство. А взаимодействие государства и бизнеса является частью исторически сложившейся практики взаимодействия государства и общества.

Представление о государстве как «идеальном образе» в значительной степени согласуется с концепцией институциональных матриц С.Г. Кирдиной, которая выделяет два типа относительно устойчивых институциональных образований (XиYматрицы) с соответствующим набором базовых и комплементарных экономических, политических и идеологических институтов¹. В то же время изучение государства как «национальной идеи» требует идентификации не только общих, но и специфических характеристик внутри выделенных типов, а также выявление степени, в которой соотносятся базовые и комплементарные институты в каждом конкретном образовании. Применительно к российскому государству эта проблема существенным образом раскрыта вконцепции раздаточной экономикиО. Бессоновой².

Государство как «российская идея» является отражением особенностей российского менталитета и исторической памяти российского народа. В контексте нашего исследования особое значение приобретают две важные характеристики «идеального типа» российского государства.

Во-первых, российскому народу исторически свойственно упование на государство, патернализм. Для этого существует несколько оснований. С одной стороны, закрытость, замкнутость, самодостаточность российской экономики сама по себе определяет главенствующее значение внутренних связей и требует координации из единого центра. С другой стороны, масштабность территории, нечеткость и расплывчатость границ, неоднородность развития порождает необходимость периодического «собирания» воедино, централизованного противостояния как внутренним центробежным тенденциям, так и периодически возникающей явной или неявной внешней угрозе.

Во-вторых, особенностью российского менталитета, наиболее отчетливо проявившейся в последнее время, является демонстративное неуважение к крупной частной собственности. Прудоновское изречение «собственность – кража» хорошо адаптируется российским сознанием. Само представление имеет длинные корни, способствуя периодическому воспроизведению революционной ситуации, но и недавняя история направлена на его подкрепление. Непрозрачность и конфликтность образования современной крупной собственности в России, вовлеченность (involveness) нынешнего поколения в процессы капитализации формируют надежную идеологическую почву для очередного пересмотра прав, приобретенных незаконным путем, позволяют государству осуществлять конфискации при идейной поддержке большинства населения. Должно смениться не одно поколение собственников, чтобы за ними закрепилось безусловное право на приобретенное имущество. Должны истечь все сроки давности по сомнительным сделкам с собственностью, чтобы это право закрепилось хотя бы в юридическом смысле.

Можно согласиться с утверждением М. Дмитриева, Президента Фонда стратегических разработок, что в России «крупная частная собственность так и не стала легитимной в глазах населения». Эта «проблема первородного греха» российской крупной собственности, который, по мнению населения (об этом свидетельствуют данные социологических опросов), должен быть искуплен ренационализацией. В то же время нам представляется весьма сомнительным утверждение М. Дмитриева, что «новая приватизация может создать распределенную структуру корпоративной собственности, в которой усилится роль мелких акционеров и институциональных инвесторов, за которыми стоят интересы миллионов людей», хотя, если бы это произошло, она действительно способствовала бы «более позитивному восприятию бизнеса населением»³.

Для того чтобы существующая в общественном сознании идеальная модель национального государства стала надежной основой для построения взаимоотношений власти и общества, необходимо соблюдение, по крайней мере, двух условий. Во-первых, эта модель должна быть общепризнанной, либо же быть авторитарной, навязанной обществу властной группировкой. Иными словами, должно присутствовать добровольное или вынужденное согласие в обществе относительно ее базовых характеристик. Во-вторых, должен существовать эффективный механизм выявления общественных предпочтений, касающихся объема тех или иных общественных благ, механизм реализации этого выбора и контроля за его исполнением. Как показывают современные западные исследования, даже в условиях развитых демократических режимов ни прямая, ни представительная демократия не дают надежного инструмента для идентификации и реализации общественных предпочтений (парадокс Кондорсе, теорема Эрроу о невозможности, проблема «рационального неведения» - rationalignoranceи пр.). В российских условиях обе проблемы, отсутствие политического консенсуса в обществе и трудность выявления общественных предпочтений вследствие неразвитости социально-политических институтов, усиливают друг друга и обеспечивают отрыв «идеальной модели» российского государства от реального, функционирующего, государства.

Второй аспект.Государство - это некаяорганизация, представляющая собой совокупность конкретных структур, наделенных соответствующими правами и обязанностями, предписанными им функциями. В данном контексте государство рассматривается как обезличенный механизм взаимодействия с обществом, набор легитимных инструментов регулирования экономики.

Государство-организация является источником формальных институтов в обществе, которые могут возникать несколькими способами: посредством формализации неформальных правил, воспроизведения национального исторического аналога, инициативного институционального проектирования, в том числе через «освоение» правил, создания агрессивной альтернативы «институциональной ловушке», импорта из более развитых экономик. В каждом последующем перечисленном случае степень несоответствия, неадаптивности новых правил увеличивается, усиливается напряженность институциональной среды, но и эффект от их присутствия должен быть существенно выше – как положительный, так и отрицательный. В случае с импортом институтов возникает также диссонанс между «государством-организацией» и «государством-идеей». Импорт института может привести к двум исходам, уже получившим разные названия в российской экономической науке: трансплантации института (его приживлению) и имплантации института (его отторжению).

Третий аспект. Государство какбюро, чиновники, люди, наделенные властью, то есть«персонифицированное государство».

В данном контексте государство рассматривается, в первую очередь, как источник неформальных правил в обществе, и для этого существуют свои объективные предпосылки. Формальные институты и структуры не могут быть жесткими. Для того чтобы нормально функционировать, они должны обладать определенной степенью гибкости. Гибкость позволяет осуществлять оперативную подстройку системы к непрогнозируемым внешним шокам и внутренним возмущениям. Возникающие ниши собственно и заполняются неформальными институтами. В то же время излишняя гибкость институтов также затрудняет процесс принятия решений, снижает его эффективность, что известно как «парадокс Шэкла» (Shackle Paradox). Можно согласиться с проф. Ж. Сапиром, что существует некая оптимальная гетерогенность системы⁴.

Люди, принимающие решения внутри организационных структур, также обладают некоторой степенью свободы. В системах иерархического типа, где вертикальные связи преобладают над горизонтальными, а управленческие трансакции – над рыночными, степень свободы выше на более высоких уровнях организации. Свобода на всех уровнях может использоваться как для неформального взаимодействия, так и для создания внутри формальных правил-«оболочек» полуформальных правил-«рабочих адептов», нацеленных на решение частных интересов. В предельном случае она направлена на закрепление нового формального института, в котором концентрированы интересы его создателей. Основоположник современной теории институциональных изменений Д. Норт писал: «Институты не обязательно — и даже далеко не всегда — создаются для того, чтобы быть социально эффективными; институты или, по крайней мере, формальные правила, создаются скорее для того, чтобы служить интересам тех, кто занимает позиции, позволяющие влиять на формирование новых правил»⁵.

Признавая некую самостоятельность и независимость государства 1-ого уровня, то есть государства - «идеального образа», нельзя не согласиться с П. Бурдье, что одним из важнейших видов власти действующего государства является его право «производить и навязывать (в частности, через школу) категории мышления, которые мы спонтанно применяем ко всему, что есть в мире, а также к самому государству». Посредством тех или иных законов государство практически реализует «политические стратегии, имеющие целью внушить специфическое видение государства, отвечающее интересам и ценностям, связанным с частной позицией их производителей в становящемся бюрократическом мире»⁶. Таким образом, во взаимодействии трех уровней государства возникает своего рода контур с прямыми и обратными связями.

Три аспекта государства вполне соответствуют трем типам поведения личности во власти. По Дж. Бьюкенену, все политики делятся на три группы: 1) идеологизированные, для которых власть важна как инструмент претворения в жизнь значимой идеи, для них деятельность в качестве законодателя является способом служения обществу, 2) деидеологизированные, для которых представляет интерес сама работа в государственных органах власти, и она рассматривается как альтернатива другим, менее интересным, видам деятельности, 3) коррумпированные, для которых власть является средством достижения личного финансового результата⁷. Нетрудно заметить, что в каждом из этих типов по сути реализует себя тот или иной аспект государства. Действительно, для идеологизированных политиков государство – это, прежде всего, «национальная идея», для деидеологизированных государство – это совокупность управленческих структур с предписанными функциями, для коррумпированных государство – это способ извлечения и присвоения политико-экономической ренты.

Три аспекта государства, по сути, предполагают его анализ с позиции трех основных философских подходов: объективно-идеалистического, диалектико-материалистического и субъективно-идеалистического.

Государство является целостным, слаженным, надежно работающим механизмом, находящимся на службе общества, когда оно формируется по принципу соподчинения: от общественного и в то же время абстрактного понимания государства как «идеального образа» к формированию государства как структуры и механизма и к соответствующему поведению людей в этой структуре.

В развитых странах «идеальная модель» государства достаточно консервативна, что обеспечивает устойчивость каркаса, на котором воздвигаются другие уровни государства. В этих странах удалось не только привести в более-менее надлежащее соответствие первый и второй уровень, но и в значительной степени развить второй уровень, в эволюции которого прослеживается преемственность, связь времен. Он выступает своего рода буфером между первым и третьим уровнями, защищающим общество от отдельных личностей, приходящих во власть.

Совсем другое положение дел в России: первый и второй уровни слабо соответствуют друг другу. Это объясняется, с одной стороны, произошедшей коренной ломкой идеи, которая в общественном сознании раздвоилась, с другой стороны, дискретностью, неоднородностью самого институционального пространства. В России второе звено является наиболее подвижным, поэтому между государством как «идеей» и государством как «личностью во власти» отсутствует жесткий связующий блок.

От выявления тройственной сущности государства логичен переход к типологии государств в экономике. По механизму взаимодействия с обществом, с точки зрения равноправия сторон, существуют два типа государства: контрактное и эксплуататорское.

Теория эксплуататорского государствавосходит к концепции государства-Левиафана Т. Гоббса, далее она получила развитие в теории государства как аппарата классового насилия К. Маркса, в последующем воспроизведена в концепции государства – «оседлого бандита» М. Олсона. Ее современной версией является концепциявертикального контракта государства и общества, в котором инициатива «заключения» договора принадлежит верховной силе, а сам контракт заключается между зависимыми людьми и делающей рациональный выбор (в пользу максимизации долгосрочного дохода) верховной силой. Следует отметить также близость к теории эксплуататорского государства социологического подхода П. Бурдье. В своей работе «Дух государства: генезис и структура бюрократического поля» он пишет: «Государство есть завершение процесса концентрации различных видов капитала: физического принуждения или средств насилия (армия, полиция), экономического, культурного или, точнее, информационного, символического — концентрации, которая сама по себе делает из государства владельца определенного рода метакапитала, дающего власть над другими видами капитала и над их владельцами. Концентрация различных видов капитала (которая идет вместе с формированием соответствующих им полей) в действительности приводит квозникновениюнекого специфического капитала, собственно государственного, позволяющего государству властвовать над различными полями и частными видами капитала, а главное — над обменным курсом между ними (и тем самым над силовыми отношениями между их владельцами). Из этого следует, что формирование государства идет вместе с формированиемполя власти, понимаемого как пространство игры, внутри которого владельцы капитала (разных его видов) борютсяименноза власть над государством, т. е. над государственным капиталом, дающим власть над различными видами капитала и над их воспроизводством (главным образом, через систему образования)»⁸.

Теория контрактного государстваберет свое начало от теории естественного договора Дж. Локка - Ж.-Ж. Руссо, вXXвеке она развивалась в теории консенсусной демократии Дж. Бьюкенена. Ее современной версией является концепциягоризонтального контракта, в котором государство возникает благодаря инициативе снизу, по доброй воле его «учредителей», также рационально передающих часть своих функций институту, стоящему над обществом и охраняющему заведенный естественный порядок, формализующему неформальное установление. Это изначально подразумевает контроль со стороны общества за создаваемым социальным институтом. По словам А.Н. Олейника, «заключая «социальный контракт», граждане становятся своеобразной «четвертой стороной», метагарантом … в обычных сделках: они следят за деятельностью государства как «третьей стороны»…»⁹.

Теория контрактного государства удачно соединена с элементами теории эксплуататорского государства в учении Д. Норта, где государство рассматривается как организация со сравнительными преимуществами в осуществлении насилия, всеобщий гарант обмена и в то же время как дискриминирующий монополист¹⁰.

В контрактной теории государства общество выступает в качестве принципала, а государство – в качестве агента. Ненадлежащее исполнение агентом своих обязательств расценивается как оппортунистическое поведение. В теории эксплуататорского государства, наоборот, принципалом выступает государство, а агентом – общество, которое склонно к оппортунистическому поведению.

Тестируя современное российское государство на предмет его контрактности, можно сформулировать следующее положение: между российским государством и обществом сформировался вертикальный контракт со следующими характеристиками.

Во-первых, это контракт асимметричный. В нем заложено изначальное неравноправие сторон: неравновесие, или диспаритет, прав и обязанностей. Правами в России обладает, главным образом, государство в лице его представителей, а обязанности вменены, прежде всего, бизнесу, которого в последнее время все больше призывают к социальной ответственности.

Во-вторых, это контракт неявный. В нем отсутствует четкое закрепление прав собственности, происходит периодическое размывание правил игры. Несмотря на принятие еще в 1999 г. «Концепции управления государственным имуществом и приватизации», до сих пор не ясны общая идеология государственного вмешательства в экономику, сфера распространения государственной собственности, пределы государственного регулирования частного сектора экономики и полномочий органов власти.

В-третьих, это контракт избирательный. Непрозрачность и незащищенность прав собственности создают условия для манипулирования государством уровня контроля и поддержки того или иного бизнеса. Российское государство - дискриминирующий монополист - применяет избирательные стимулы и избирательную ответственность, избирательные санкции по отношению к различным бизнес-структурам и даже отдельным представителям бизнеса. В силу этого контракт государства и общества в России является сильно персонифицированным. Этому в немалой степени способствует асимметрия информации, которой располагают взаимодействующие стороны, отсутствие надежных механизмов контроля за деятельностью государства и трудность консолидации общества.

С точки зрения двух направлений теории государственных финансов, признающих основной аллокационную или дистрибутивную (распределительную) функции государства, можно выделить два других типа государства - государство производящееи государствоперераспределяющее.

Под перераспределительной функцией государства понимается его участие в распределении ресурсов с целью достижения Парето-оптимальности, что реализуется, в частности, через введение корректирующих налогов и корректирующих дотаций. Наибольшего развития перераспределительная трактовка государства достигла в теории государственных финансов А. С. Пигу – Дж. Мида.

Аллокационная функция государства предполагает аккумуляцию им необходимых ресурсов для производства чистых общественных благ. Впервые эта идея четко прозвучала в работе К. Викселя «Исследования по теории финансов» (1896). В последующем она была развита в работах Дж. Бьюкенена и теории государственных финансов Р. Масгрейва. Некий симбиозный вариант двух теорий представлен в концепции государства Арансона-Ордешука (Aranson,Ordeshook), где общественные блага являются побочным результатом основной, перераспределительной, деятельности государства.

Современное российское государство является в большей степени перераспределяющим, нежели производящим. Об этом свидетельствуют, в частности, мощные встречные бюджетные потоки, большой удельный вес Фонда Финансовой Поддержки Регионов и других фондов, образуемых на базе бюджета. Вертикальный контракт в сочетании с перераспределительной природой российского государства сформировали монстра, обладающего большой властью в обществе.

Между тем, в виду конкретных макроэкономических обстоятельств, государство может быть сильным или слабым, активным или пассивным. Сильное активное государство становится генератором институциональных изменений, сильное пассивное – их тормозом. Слабое активное государство становится источником поиска политической ренты, слабое пассивное – объектом прямого захвата со стороны бизнеса. Российское государство в своем развитии в период реформ прошло все четыре этапа в следующей последовательности: 1) сильное пассивное государство, 1991 - 1993; 2) слабое, разбитое кризисом, пассивное государство, объект захвата, 1994-1999; 3) слабое активное государство, переходящее к совестным рентоориентированным стратегиям с бизнесом, 2000-2003; 4) сильное активное государство, наступающее на бизнес, 2004 – по настоящее время. В данном исследовании будут рассмотрены события 2000-2005 годов, охватывающие два последних этапа в нашей классификации.

Институциональный фон взаимодействия

государства и бизнеса в современной России

В целом, институциональный фон взаимодействия государства и бизнеса в 2000-2005 гг. был противоречивым. Он формировался из нескольких составляющих.

Во-первых, описанная выше теоретическая модель взаимодействия государства и общества сохраняла свои базовые характеристики. В условиях неявного, асимметричного, избирательного, перераспределительного контракта государства и общества неформальное взаимодействие отдельных представителей государства и бизнеса является более продуктивным для обеих сторон, хотя в целом наносит вред обществу.

Во-вторых, в 2000 г. государство вновь заявило о своей активной роли в экономике. В послании Президента России В.В. Путина были провозглашены новые принципы построения взаимоотношений государства и бизнеса¹¹:

• "равноудаленность" государства от всех группировок бизнеса;

• деполитизация взаимоотношений между государством и бизнесом;

• "прозрачность" бизнеса для государства;

• восстановление ведущей роли государства;

• корпоративизация - включение союзов предпринимателей в систему взаимоотношения государства с бизнесом.

Следует отметить, что речь шла главным образом о взаимоотношениях с крупным бизнесом, хотя третья и пятая задача с равным успехом адресовались малому и среднему бизнесу также.

Анализ приведенного перечня задач невольно наводит на мысль о том, что четвертая задача явно выбивается из общего контекста, она как бы вообще «из другой оперы». Действительно, все прочие задачи относятся к третьему уровню государства в нашей схеме, к государству функционирующему. А «восстановление ведущей роли государства» - это проблема первого уровня, где государство рассматривается как «национальная идея». Эта дуальность курса во многом предопределила события 2000-2005 годов.

То же двоемыслие можно обнаружить и в отношении обычных российских граждан к государству. Проведенный в России в 2005 году Институтом социологии РАН совместно с немецким Фондом им. Ф. Эберта социологический опрос на тему: «Бюрократия и власть в новой России: позиция населения и оценки экспертов», обнаружил, что «… опрошенные …не видят связи между государством и бюрократией. Если «государство» для россиян некая сверхценность, и его цель – блюсти общественные интересы, то на понятие «чиновничество» у простых смертных выявлена стойкая «аллергия». Характерно, что «государственный служащий» вызывает у людей значительно больше симпатий, чем чиновник и тем более бюрократ». Преобладающими характеристиками бюрократов в глазах российской общественности, согласно опросу, оказались безразличие к государственным интересам (48,5%), непорядочность, нечестность, неразборчивость в средствах (47,6%), рвачество, стремление к легкой наживе (46,9%), безжалостность, неуважение к людям (37,9%). Интересен также вывод, что «…основную ответственность за ситуацию в стране люди возлагают на Президента и подконтрольные ему федеральные власти. Глава государства, по мнению россиян, контролирует и бюрократию. Вторым надзирателем за чиновничеством опрошенные «назначили» СМИ»¹².

В-третьих, в русле либеральных преобразований продолжались приватизационные процессы, была проведена реформа дерегулирования и административная реформа. Между тем, все три реформы в значительной степени были подкорректированы той средой, в которой они проводились. Так, из списка приватизируемых объектов постепенно стали исчезать интересные для бизнеса ликвидные активы, которые все чаще оказывались в списке стратегических объектов, а на торги выставлялся «мусор», что дало основание некоторым российским ученым заявить о кризисе приватизационных процессов в России¹³. В то же время отложилось на неопределенное время реформирование естественных монополистов: РАО «ЕЭС России», РАО «Российские Железные Дороги», совершенно исчезла из обсуждения идея о реформировании ОАО «Газпром», в котором государству и вовсе удалось вернуть контрольный пакет акций. Реформа дерегулирования способствовала не столько ослаблению административного контроля, сколько усилению неформальной составляющей во взаимоотношениях бизнеса и государства.

Административная реформа, начавшаяся в 2003 г., была направлена на укрупнение и сокращение числа ведомств, четкое определение и сокращения количества функций министерств, разделение специализации государственных органов. Так, стратегические функции передавались министерствам, контрольные и надзорные – службам, а исполнительные, то есть непосредственное предоставление государственных услуг, – агентствам.

Однако данное разделение функций не привело к решению главной проблемы – повышению ответственности чиновников за свои действия. Напротив, была создана благоприятная среда для ее перекладывания госорганами друг на друга. Кроме того, вышестоящие органы утратили возможность контроля за назначением исполнителей их решений, увеличился объем документооборота, приходящихся на заместителей министерств, что снизило возможность эффективной проработки законопроектов на высшем уровне и дало возможность протолкнуть несколько проектов в интересах крупного бизнеса (обычно к таковым относят социальную, жилищную и пенсионную реформы). Законопроекты стали разрабатываться «независимыми» консалтинговыми фирмами и исследовательскими группами, непосредственное финансирование которых нередко осуществлялось крупным бизнесом, а разрабатываемые новации естественным образом были направлены на лоббирование интересов заказчиков. Количество государственных служб, с учетом новой тройственной структуры правительства, в конечном счете не сократилось, а увеличилось.

Все это в значительной степени повлияло и на взаимоотношения бизнеса и государства. Прежде всего, произошло дальнейшее укрепление неформальной составляющей этих взаимоотношений.

«Деформализация» отношений бизнеса и государства

Вслед за М.В. Курбатовой и С.Н. Левиным¹⁴можно выделить три зоны взаимодействия бизнеса и власти в современных условиях:

1. «белой», которая, как пишут авторы, «охватывает формальные практики, такие как регулирование законодательством налоговых отношений, административного и экономического регулирования бизнеса (регистрации, лицензирования, контроля и принуждения к исполнению установленных норм и т.п.), конкурсы по распределению государственных заказов и т.п.»,

2. «серой» - «охватывает неформальные практики поборов с бизнеса, непосредственно не связанные с коррупцией и практики его неформального торга с властью относительно условий функционирования конкретного бизнеса»,

3. «черной» - «охватывает неформальные криминальные практики, прежде всего, коррупцию».

С.М. Гуриев утверждает, что коррупция, как нелегитимная «форма сотрудничества», напрямую связана с институтом доверия к такого рода сделкам, следовательно: «Один из рецептов успеха в борьбе с коррупцией основывается на нелегитимности коррупционного контракта. Взаимные обязательства сторон при передаче взятки не могут быть исполнены при помощи суда. Как заставить чиновника выполнить обещанное после того, как он взял деньги? И, наоборот, зачем платить чиновнику, когда он уже выполнил свою нелегальную услугу?»¹⁵. Между тем, институционализация коррупции стала безусловным фактом российской действительности, коррупционный контракт, в силу присутствия в нем интересов чиновника, располагающего соответствующим административным ресурсом, нередко оказывается гораздо более защищенным, нежели обычный рыночный контракт. Именно это обеспечивает его устойчивость.

Масштабность «черной» зоны можно оценить как объемом рынка нелегальных государственных услуг, так и их разнообразием. Так, в российской литературе выделяют следующие сферы коррупции: «…госзакупки, операции с земельными участками, сбор налогов, назначение на ответственные посты в органах государственной власти и местного самоуправления, возбуждение и прекращение уголовных дел, контроль за безопасностью дорожного движения, получение кредитов в негосударственных банках и государственных целевых кредитов, таможенное оформление импорта, формирование партийных избирательных списков и т.д.»¹⁶. Кроме традиционной формы, каковой является взятка, коррупция нередко маскируется под легальные способы получения доходов: гонорары за чтение лекций, консультации, приобретение имущества по заниженной цене или продажа каких-либо активов по завышенной цене, получение разного рода скидок и льгот в магазинах. Своего совершенства достигли и инструменты передачи денег, например, удобной современной формой является пластиковая карточка, снятие денег с которой не требует идентификации личности. Появились формы «институционализации» коррупции. В некоторых регионах, например, республике Татарстан, сформировался институт «посредников» между бизнесом и чиновничеством – людей, которые за определенную плату «пробивают» решение тех или иных проблем (регистрация, получение разрешений на торговлю, аренда земельного участка или помещения, прохождение проверок и получение разрешений технадзора, пожарной инспекции, торговой инспекции, санитарно-эпидемологической службы, улаживание отношений с налоговыми органами и др.).

Объем рынка коррупционных услуг в России составляет внушительную величину. По данным ВНИИ МВД, муниципальные и федеральные чиновники получают ежегодно от российских бизнесменов 10-12 млрд. дол. По данным Фонда «ИНДЕМ», эта сумма составляет около 33 млрд. долл.¹⁷Согласно результатам исследования «Дисфункциональные рынки в условиях российской трансформации», проведенного Высшей Школой Экономики, теневые доходы только работников милиции составляют ежегодно 1,5-3,3 млрд. дол. Они складываются из шести основных источников:

1. дополнительные заработки (подработки) милиционеров - $300 млн. в год,

2. торговля, в которой заняты 10-20% сотрудников МВД, - от $600 млн. до $2,4 млрд.,

3. "продажа полосатых палочек" - $170 млн.,

4. контроль рынка наркотиков - $300 млн.,

5. контроль рынка проституции - $60 млн.,

6. дань с нелегальных иммигрантов - $50 млн.¹⁸.

По мнению исследователей, прослеживается прямая связь между высотой административных барьеров, жесткостью процедур регистрации, лицензирования, сертификации, декларирования, оформления отчетности, технического регулирования, и стремлением бизнеса к нелегальному взаимодействию с представителями власти. Однако, как выяснилось позднее, снижение барьеров не уменьшает в значительной степени административной нагрузки на бизнес, просто она как бы «поднимается» с третьего уровня на «второй» - прямой подкуп заменяется неформальным взаимодействием, и доля этой составляющей становится все больше.

Проводя различие между «черной» и «серой» зонами, М.В. Курбатова И С.Н. Левин пишут: «Принципиальное различие … состоит в целях и наборе инструментов создания преференциальных режимов. Отношения «черной зоны» основаны на индивидуальных корыстных интересах отдельного чиновника, а инструментом достижения интересов предпринимателя оказывается взятка, вовлечение в бизнес чиновника. Отношения «серой зоны» основаны на заинтересованности сторон в выживании территории, инструментом достижения интересов предпринимателя становится добровольный или добровольно-принудительный взнос (в натуральной или денежной форме) в дофинансирование территории его размещения»¹⁹. Практику «серых торгов» авторы связывают с особенностями межбюджетных отношений в России, где существует асимметрия между доходными и расходными полномочиями уровней власти и хронический дефицит местных и региональных бюджетов.

М.В. Курбатова и С.Н. Левин выделяют два способа неформального взаимодействия бизнеса и власти: «квазиналоговые» сборы и «организованное спонсорство». ««Квазиналоговые» сборы представляют собой дополнительные, не предусмотренные законом платежи бизнеса в местный бюджет либо в специально создаваемые фонды…«Организованное спонсорство» представляет собой участие бизнеса в финансировании разного рода проектов администрации (социальных, по благоустройству территорий и т.д.). В отличие от «квазиналоговых» сборов они носят целевой характер, а «взносы» часто делаются предпринимателями в «натуральной» форме». Можно согласиться с авторами, расценивающими подобные практики как вложения бизнеса в «хорошие отношения» с властью. Они препятствуют консолидации бизнеса в отстаивании общих прав, подменяя его более эффективным с индивидуальной точки зрения персональным неформальным торгом конкретного представителя бизнеса с властью. Подобные инвестиции в «связи с администрацией» в России приобрели многочисленные формы. Например, то или иное предприятие может оказывать постоянную услугу администрации, поставляя по заниженным ценам качественную продукцию для нужд муниципальных учреждений (мебель, канцелярские товары и т.п.).

Принуждение предпринимателей к участию в социальных мероприятиях на территории нередко выдается за форму сотрудничества власти и бизнеса, «социального партнерства», хотя в действительности оказывается формой услуги не столько данной территории, сколько конкретным чиновникам, которые получают тройной выигрыш. Во-первых, решая территориальные проблемы, они формируют собственный имидж, наживают «политический капитал». Во-вторых, их личный интерес в данных проектах, как правило, присутствует явно или косвенно – ведь разработчики проекта непременно получают свою административную ренту. В-третьих, через данные проекты чиновники могут, в свою очередь, оказывать услугу конкретным предпринимателям, предоставляя им заказы на выполнение тех или иных работ, стоимость которых нередко определяется произвольно. Ко всему этому следует добавить практически отсутствие контроля за поступлением и расходованием средств, особенно когда они осуществляются не в форме безналичных перечислений, а в форме передачи материальных ценностей, оказания бесплатных услуг.

Неформальный контроль за деятельностью бизнеса осуществляется также в форме ограничения свободного доступа к отдельным видам бизнеса, существования так называемых «табуированных отраслей» (например, в Татарстане к ним относится производство и продажа нефтепродуктов, пивоварение, производство сельхозпродукции), а также отсутствия открытых аукционов на выкуп зданий и земли. Нередко региональная или местная администрация принуждает предпринимателей приобретать продукцию конкретных поставщиков, в деятельности которых, как правило, присутствует ее личный интерес. Противоположной формой давления на бизнес является «блокирование», отказ от сотрудничества с какой-либо фирмой в угоду администрации.

Следует отметить, что подобная практика не является изобретением сегодняшнего дня, в России она имеет длинную историю. Так, еще во времена Петра I(в началеXVIIIв.) все вновь открываемые мануфактурные были «указными», то есть для их учреждения требовалось специальное разрешение царя, при этом непременно учитывался интерес «первозаводчиков».

Избирательное отношение государства к бизнесу может проявлять себя также в его функционировании в качестве арбитра, особенно когда возникают имущественные споры. Оппортунизм государства как арбитра проявляет себя в двух вариантах. Во-первых, в некоторых ситуациях государство может вести себя безучастно, не принимая никаких мер по защите прав, тем самым неявно выступая на стороне сильного. Так, при молчаливом согласии чиновников естественные монополии (например, Водоканал) нередко вынуждают вновь возникающие предприятия малого и среднего бизнеса профинансировать те или иные инвестиционные расходы (скажем, прокладку труб) в обмен на получение доступа к благу. В других случаях государство может играть не столько роль арбитра, сколько адвоката какой-либо конфликтующей стороны. Исходом таких ситуаций являются так называемые «политические банкротства» или «захват бизнеса», осуществляемые при явной или неявной поддержке властных структур.

При этом государство в лице конкретных чиновников выступает не в качестве внешнего агента, устанавливающего единые и долгосрочные правила игры для всех участников бизнеса, и беспристрастного арбитра в экономических сделках, а в качестве самостоятельного игрока, регулятора экономической конкуренции, манипулятора правилами игры в зависимости от ситуации. В российской печати подобная деятельность государства уже получила название «ручного управления». Если до 2003 г. «ручное управление» касалось, главным образом, мелкого и среднего бизнеса, то после «дела ЮКОСА» эта практика стала распространяться и на крупный бизнес. Характерно, что по делу ЮКОСА не был привлечен ни один чиновник, принимавший решение о создании преференциальных режимов для компании.

Что касается крупного бизнеса, видимость такова, что власть сама создает непрозрачные и полулегальные условия для присвоения прав, с тем, чтобы иметь возможность осуществлять «ручное управление» крупным бизнесом в оперативном режиме. Думается, большинство крупных российских компаний, имевших подобную непрозрачную практику взаимоотношений с властью (а иначе они просто не получили бы доступ к столь привлекательным активам), также находятся «в подвешенном состоянии», и к ним рано или поздно может быть применена та же «процедура отложенной ответственности» (термин мой – М.М.). Это позволяет федеральной власти в лице ее самых высоких представителей выступать по отношению к крупному бизнесу в роли кукловода, осуществляющего ручное манипулирование. Можно сделать и более смелый вывод: государство не заинтересовано в полной легализации крупного бизнеса, ибо таким образом оно утрачивает собственное влияние на него.

Формы взаимодействия государства и крупного бизнеса

в российской экономике

В создавшихся условиях бизнес может руководствоваться несколькими стратегиями взаимодействия с государством. А.А. Яковлев²⁰пишет о том, что в 1990-х годах у российских компаний преобладали две стратегии, аналогичные стратегиям в терминологии А. Хиршмана –exitиvoice. Первая стратегия – дистанцирования от государства – выражалась в неуплате налогов и перемещении активности в теневой сектор экономики. Вторая стратегия - тесного взаимодействия с государством - проявляла себя в захвате государства, присвоении трансформационной ренты (statecapture). На начальном этапе реформ, в условиях слабого государства, обе стратегии приобретали неформальный характер. В ХХIв. эти стратегии, с точки зрения ученого, приобрели более публичный и формальный характер. «Дистанцирование от государства будет выражаться в легальной интернационализации бизнеса (включая продажу пакетов акций иностранным инвесторам, прямые российские инвестиции за рубежом и т. д.). Взаимодействие с государством станет более эффективным в тех случаях, когда бизнес сможет перейти от традиционного индивидуального лоббирования собственных интересов к осознанным коллективным действиям, направленным на обеспечение условий для устойчивого экономического развития в своих секторах, отраслях и регионах»²¹. Перспективными формами дистанцирования крупного бизнеса от государства А.А. Яковлев называет вывоз капитала и создание транснациональных компаний.

Российская действительность показывает, что интернационализация бизнеса нередко «спасает» российских предпринимателей от государства. Когда в 2004 году у крупнейшей финансовой компании страны «Альфа-групп» возникли проблемы с ликвидностью, вызванные не столько плохим состоянием активов, сколько распространением информации в СМИ, вызвавшей панику среди вкладчиков, спасло положение компании именно участие иностранного партнера. Не успев удовлетворить требования испуганных кредиторов, «Альфа-групп» столкнулась с очередной финансовой проблемой, выстроенной в последовательной цепи «наездов» на компанию. Теперь уже государство в лице налоговых органов открыто предъявило свои претензии «ВымпелКому», собственнику сетей «BeeLine», в размере $157 млн за 2001 год и намекнуло, что «анализ» 2002-2003 годов может увеличить эту сумму до $500 млн. Крупнейшем совладельцем «Вымпелкома» и владельцем сотовых сетей «BeeLine» является «Альфа-Групп». В ситуации только что пережитого летом 2004 года кризиса ликвидности, успешно спровоцированного прессой и повлекшего огромные затраты на удовлетворение требований испуганных вкладчиков, новый финансовый удар мог оказаться не под силу компании. Однако почти 30% акций сотового оператора принадлежало норвежской государственной компании Telenor²². Правительство Норвегии заступилось за свою российскую собственность, и сумма требований была снижена до $35 млн. Между тем, когда в 2005 году норвержскийTelenorпопытался заблокировать приобретение «Вымпелкомом» украинского сотового оператора «Украинские радиосистемы», поскольку контролировал конкурирующего оператора «Киевстар», российская компания предпочла разбирательство в суде, «забыв» о той услуге, которую оказал ей норвежский партнер.

С нашей точки зрения, к более слабым формам дистанцирования бизнеса от государства можно отнести также создание интегрированных бизнес-групп, аналогичных ФПГ, основанных на сетевых взаимоотношениях. Эти группы включают банки, пенсионные, страховые фонды. Они дистанцируют себя от государства, создавая собственные внутренние гарантии прав собственности, организуя замкнутые финансовые потоки и тем самым изолируясь от прочей слабо управляемой внешней среды. Например, некий Нижегородский банк выпускает векселя с целью привлечения внешних финансовых ресурсов для инвестиционных кредитов. Эти векселя приобретает страховая компания, которая принимает страховые взносы предприятий, получающих кредиты в данном банке. Иными словами, средства, направляемые на обязательное страхование, возвращаются клиентам в виде кредитов. Благодаря интеграции возникает замкнутая корпоративная сеть, внутри которой происходит управление финансовыми ресурсами и создаются надежные гарантии прав собственности. Происходит формирование государства в государстве с внутренними правилами игры.

К формам интеграции бизнеса и государства А.А. Яковлев, хотя и выражая определенный скепсис, относит также частно-государственное партнерство. Можно согласиться с В. Мау²³, что в такой ситуации государство будет само назначать победителей, а это чревато коррупцией.

С нашей точки зрения, малый и средний бизнес более склонен использовать именно стратегию дистанцирования, действуя по принципу «заплатил и свободен», в то время как крупный бизнес нацелен на перманентное активное сотрудничество с государством: «плачу и заказываю». Это легко объясняется в рамках теории коллективных действий М. Олсона. Малому и среднему бизнесу чрезвычайно трудно консолидироваться, чтобы вести диалог с властью. Затраты такого взаимодействия существенно превышают выигрыши, которые распределяются на большое количество участников, в том числе «безбилетников». Крупному бизнесу такая консолидация просто не нужна, потому что интересы его представителей противоположны, и большую отдачу можно получить от частного, а не коллективного взаимодействия с органами власти. Как возможности, так и выгоды от создания преференциального режима для крупного бизнеса существенно выше, чем для малого и среднего бизнеса.

Крайней, агрессивной стратегией взаимодействия бизнеса и государства является захват бизнесом государства (capturestate) или противоположный ему захват государством бизнеса (capturebusiness). В российской экономике можно обнаружить своеобразные циклы, когда наступление крупного бизнеса на государство сменяется контрнаступлением государства на бизнес. Ярким примером тому являются дела В. Гусинского, Б. Березовского, и, конечно же, процесс над М. Ходорковским и П. Лебедевым, приведший к более печальным последствиям. В каждом из этих случаев государство нещадно пресекло претензии крупного бизнеса на власть, сработав, подобно отпущенной сжатой пружине. Характерно одно высказывание относительно дела М. Ходорковского: «Насколько велико может быть значение участия бизнеса в политике свидетельствует опыт ЮКОСа: в недавнем прошломего влияние на властьсталочрезмерно(с государственной позиции) и нетерпимо[курсив мой - М.М.]. Были случаи, когда целые законодательные акты подписывались под диктовку нефтяного лобби. Примечательно, например, что парламент прошлого созыва отказался поднимать пошлину на добычу полезных ископаемых, хотя необходимость в этом была очевидной, оправданной со всех точек зрения»²⁴.

По словам авторов эпопеи «Кому принадлежит Россия. 10 лет капитализма в России», 11 июля 2000 года, когда Генеральная прокуратура объявила о возбуждении уголовного дела против президента ЛУКОЙЛ Вагита Алекперова и с заявления Президента РФ В.В. Путина о том, что все крупные игроки будут «равноудалены от президента», произошла смена главного сценария в игре бизнеса и государства. Этот день «ознаменовал конец господства «старой олигархии», занятой реализацией схемы «деньги-власть-деньги», и появление «новой» олигархии, работающей по схеме «власть-деньги-власть». Вслед за Алекперовым практически все руководители крупного бизнеса в стране подверглись «наезду» силовых структур…»²⁵.

Наступление государства на бизнес стало ответной реакцией на давление со стороны крупного бизнеса. В последние два года государство пытается прибрать к рукам привлекательные активы и усилить административный контроль. Так, акции ЮКОСА после серии загадочных трансакций, проведенных в стиле хорошего детектива, в конечном счете достались государственной компании Роснефть. И теперь государство, в очередной раз заявившее о своем намерении провести приватизацию государственных компаний Роснефть и Связьинвест, по всей видимости, собирается их передать в частную собственность вторично, думается, более лояльному и управляемому претенденту. Несмотря на заверения, что акции Роснефти будут продаваться открыто через Сбербанк любым держателям, государство вряд ли упустит из сферы видения их реальных приобретателей. Внешняя открытая форма вполне может скрывать двойную игру.

2005 год и вовсе стал годом активного наступления государственного капитала в экономике. Прежде всего, Газпром, доля государственного участия в котором была доведена до 50% плюс 1 акция²⁶, начал усиленную капитализацию собственных активов, привлекая для покупаемой собственности не только собственные источники, но и внешние займы под гарантией государства. Беспрецедентной акцией стала покупка у Р. Абрамовича компании «Сибнефть» стоимостью 13 млрд. дол. Распродав позднее другие активы, Р. Абрамович и вовсе выпал из числа крупных российских предпринимателей. Создается впечатление, что продажа активов государству была выбрана предпринимателем как некий оптимальный способ взаимодействия с властью в создавшейся неустойчивой среде.

Путем иных сделок с активами «Газпром» получил контроль и над предприятиями других, не всегда связанных с технологией его производства, отраслей: Объединенные Машиностроительные Заводы (ОМЗ) и «Пермские моторы» - в гражданском машиностроении, Ковровский механический завод и «Мотовилихинские заводы» - военно-промышленном комплексе, санкт-петербургский Промышленно-строительный банк (ПСБ). Под фактическое управление государства (без формального контроля) попали «АвтоВАЗ», «Силовые машины» и основные вертолетные заводы. К тому же государство стало реализовывать идею создания государственных холдингов. По мнению Я. Паппэ и Я. Галухиной, авторов обзора российского крупного бизнеса, причины «национализации» перечисленных предприятий можно разделить на три группы: 1) обеспечение доминирования государства в традиционных стратегических отраслях: газовой, атомной, авиационной и оборонной, 2) государственная поддержка компаний и предприятий, находящихся в актуальном или потенциальном кризисе («Гута-банк», «АвтоВАЗ», «Силовые машины»), 3) ситуативные причины («Юганскнефтехим», «Сибнефть», ПСБ)²⁷.

Аналогичную экспансию на банковском рынке проводил Внешторгбанк, который с 2003 года перешел под контроль государства. Путем присоединения «Гута-банка» образован «ВТБ-24», предназначенный для обслуживания физических лиц и предприятий малого бизнеса. Потом Внешторгбанк приобрел 75% крупнейшего санкт-петербургского банка – «Промстройбанка», подписал соглашение с Банком России о покупке акций российских банков за границей. Наконец, им были приобретен контрольный пакет акций АО «Пермские моторы». В настоящее время самые крупные акционерные банки страны, Сбербанк, Газпромбанк, Внешторгбанк, Внешэкономбанк, находятся под контролем государства. По некоторым оценкам, государству сегодня принадлежит 40% собственного банковского капитала страны.

По мнению А. Радыгина и Г. Мальгинова, можно рассматривать четыре мотива экспансии государства в экономике²⁸. Первый - мотив управления и эффективности, однако, он не подтверждается на практике. Второй – мотив глобальной конкуренции и национальной безопасности, однако, последнее требует четкого определения стратегических сфер экономики, где прямое участие государства необходимо. Третий – мотив национализации природной ренты, однако, требует доказательства, что для этого необходима национализация рентопроизводящих отраслей, и отсутствуют другие эффективные способы ее изъятия. Четвертый, на наш взгляд, наиболее обоснованный, мотив – укрепление персонального влияния и получение частной ренты. Целью этой ренты является ее последующая конвертация в собственность и изменения ключевых фигур в российском крупном бизнесе.

Процессы передела собственности в российской экономике вписываются в некий политико-деловой цикл, в котором этапы приватизации и деприватизации чередуются друг с другом. Сосредоточение активов в государственной собственности эффективно для власти с точки зрения управления крупным бизнесом. Лакомый кусок нераспределенных государственных активов служит хорошей наживкой для крупного бизнеса, претендующего на дальнейший раздел или передел рынков и повышение степени своего влияния. Так формируется неподдельный интерес крупного бизнеса к власти вообще и отдельным лицам, принимающим решения, в частности. В то же время в долгосрочном периоде такое манипулирование ненадежно с точки зрения конкретного представителя власти. Любой политик прекрасно понимает недолговечность своего привилегированного положения и действует в рамках отпущенного ему горизонта планирования. Поэтому он периодически проявляет заинтересованность к приватизации государственных компаний и своем явном или неявном участии в доприватизационном торге. Такого рода деятельность существенно усиливается в преддверии окончания сроков полномочий представителей власти. Происходит своего рода «откат» власти в собственность, который является обратной стороной процессов ротации бизнеса и политики.

Наступление государства в экономике происходит также посредством усиления федерального уровня власти и Президента. Ярким проявлением таких процессов в последние 5 лет стало сначала учреждение института Полномочных Представителей Президента в объединенных округах, который на субфедеральном уровне стал выше губернаторской власти, заняв промежуточное положение между федеральной и субфедеральной властью. В 2005 г. логичным тому продолжением стало введение практики назначения Президентом РФ и самих губернаторов. Другой формой усиления федерального уровня стала концентрация финансовых ресурсов бюджетной системы на федеральном уровне. Согласно новому Налоговому Кодексу, окончательно введенному в действие в 2003 г., к местным налогам и сборам относятся 5 самых низкопроизводительных из 28 налогов, один из которых с начала 2005 г. и вовсе отменен (налог на рекламу), а другой (налог на наследование или дарение), по новому закону, начиная с 2006 г, подвергается существенному сокращению и многочисленным освобождениям. Обнаруживается грандиозное несоответствие между расходными и доходными полномочиями ветвей власти. Ответственность спущена на места, а ресурсы концентрируются на верхнем уровне бюджетной системы. Это позволяет государству поддерживать перераспределительную систему, создавать ситуацию неблагонадежности большинства регионов, которые вынуждены жить за счет дотаций, распределяемых сверху, играя роль постоянных просителей, а также манипулировать уровнем поддержки в зависимости от их лояльности по отношению к Центру.

Захват государством бизнеса в неявной форме проявляет себя и в виде захвата Москвой региональных ресурсов. В немалой степени этому способствует назначение на ключевые посты в региональных администрациях представителей Москвы и реже Санкт-Петербурга. Другой мерой, способствующей концентрации ресурсов в Центре, является присоединение России к некоторым международным соглашениям. Так, соглашение Базель-2, касающееся международных стандартов в банковской сфере, должно быть окончательно введено в России в 2007 году. Оно устанавливает требование минимального уставного фонда банковского капитала в размере 5 млн. евро, которому в настоящее время соответствуют лишь немногие региональные банки. В попытке выжить в новых условиях мелкие и средние банки спешным образом проводят процедуры слияния и поглощения, стараются развить филиальную сеть, открыть дополнительные офисы. Потребность в такого рода действиях обусловлена не экономической целесообразностью, а элементарным желанием преодолеть новый административный барьер, установленный государством. Неизбежное устранение неуспешных банков с конкурентного поля создаст благоприятную среду для дальнейшей экспансии московских банков в лице их филиалов. Еще одним способом концентрации ресурсов в руках центра является скупка активов устойчивых региональных предприятий. Некоторые республики, например, Башкортостан и Татарстан, проводят умелую политику противодействия экспансии Центра. В целях сохранения региональных предприятий, они оставляют их контрольные пакеты в собственности субфедеральных органов власти, тем самым усиливая региональный уровень власти.

Современное состояние российского государства и крупного бизнеса можно охарактеризовать как балансирование между борьбой и сотрудничеством, чередование корпоративных и конкурентных стратегиям взаимодействия. При этом нужно учитывать, что речь идет о борьбе или союзе неравных по силам сторон.

Проблемы поиска ренты(rent-seeking) и лоббизма

в российской экономике

Власть и собственность – два «статусных» блага. На Западе собственность не ниже власти. В России вектор направлен в другую сторону – власть неизмеримо выше собственности, поэтому у крупного бизнеса периодически возникает желание «конвертировать» собственность во власть. Можно согласиться с З.Л. Бештоевой, что «…в России во все времена политическое господство являлось закономерным продолжением отношений собственности. Тому всегда благоприятствовало отсутствие в стране сколько-нибудь заметных атрибутов гражданского общества»²⁹.

В условиях вертикального асимметричного контракта власти и общества бизнес не «формирует заказ» на те или иные необходимые для его развития, закрепленные свыше институты, он выполняет приказы. Для того чтобы самостоятельно определять условия своего существования, он должен сам обладать властью. Это возможно несколькими способами: а) тесно интегрироваться с властью, б) проникнуть во власть, стать ею, в) создать мощный противовес, то есть самому консолидироваться и определить позицию. Интеграция с властью, проникновение во власть и конструктивный диалог с властью – вот три альтернативы во взаимодействии бизнеса и государства.

По степени интеграции бизнеса и государства можно выделить несколько форм:

а) разовые сделки представителей бизнеса и чиновников,

б) систематические сделки, когда стороны вырабатывают некую схему взаимодействия, появляется неформальный или полуформальный институт, основанный на взаимном ожидании сторон.

в) «личная уния» - включение представителей власти в состав учредителей, акционеров или директорского корпуса, связанная с ней «система участий» - владение органами власти или их представителями пакетами акций предприятий. Обычно такого рода практика распространяется на крупный бизнес. Для всего остального бизнеса она проявляется в более мягкой форме – через устройство на доходные должности в компаниях представителей чиновничьего аппарата. Сын или жена такого чиновника числится, скажем, начальником или главным специалистом отдела маркетинга, получает приличную зарплату, «участвует» в проектах, но реальные функции его (ее) сводятся к поддержанию дружеских отношений с нужными людьми, от которых зависит получение лицензии, заказа, создание благоприятных условий для предпринимательства, в том числе путем сокращения и упрощения проверок,

г) формирование сетевых корпоративных отношений с перекрестной «системой участий».

Наиболее развитым способом интеграции бизнеса и власти является совместный поиск политико-экономической ренты (rent-seeking). Экономическая рента возникает в результате искусственно созданных барьеров для свободного предпринимательства. Политическая рента бюрократа является частью экономической ренты и выступает в виде своеобразной платы за услугу создания привилегированных условий для бизнеса. В современной российской экономике можно выделить специфические сферы поиска политико-экономической ренты:

а) приватизационные процессы и процессы передела собственности. Особого внимания заслуживают циклы «приватизации-деприватизации», вплетающиеся в российский политико-деловой цикл, процессы политического банкротства и неявный доконтрактный торг государственной собственностью,

б) cфера бюджетных и межбюджетных отношений, являющаяся ареной борьбы за перераспределение фискальной ренты. Еще в 1990-х гг. субъекты федерации в буквальном смысле преуспели в создании специфических институтов для перераспределения фискальных доходов в свою пользу, но и произошедшая в началеXXIв. унификация и формализация этих отношений лишь завуалировала асимметричность и непрозрачность торга субъектов с Центром. На всех уровнях бюджетной системы получила широкое распространение так называемая «околобюджетная деятельность»,

в) регулирование деятельности естественных монополий и деятельности в сфере получения и распределения природной ренты,

г) сфера обязательного страхования, являющая ареной борьбы за доступ к дешевым финансовым ресурсам (обязательное страхование гражданской ответственности владельцев автотранспортных средств, пенсионное и медицинское страхование),

д) сфера банковского бизнеса, где избирательное отношение государства наиболее отчетливо проявляет себя во время банковских кризисов, а также при включении в систему государственного страхования вкладов частных лиц,

е) сфера доступа к преференциальным режимам функционирования. В связи с возрождением идеи особых экономических зон, рентоориентированная деятельность в данной области в ближайшее время значительно усилится,

ж) лоббирование отраслевых интересов при вступлении в ВТО и др.

Формами проникновения бизнеса во власть является обмен собственности на власть и ротация бизнеса и политики, так называемая «система вращающихся дверей».

Сделки обмена собственности на власть представляют собой неявный торг: 1) в котором участвуют только сильнейшие, что создает асимметрию влияния и искажает общественную идею, 2) который мало надежен в России из-за незащищенности прав, полученных теневым путем, неравноправия сторон и возможности оппортунистического поведения. Л.З. Бештоева выделяет несколько форм проникновения бизнеса во власть в России:

а) участие предпринимателей и предпринимательских структур в избирательных компаниях,

б) участие в выборах нанятого профессионального политика, поддержание связи с политическими партиями,

в) корпоративное спонсорство, при этом возможна одновременная финансовая поддержка нескольких кандидатов,

г) разновидность спонсорства – участие в команде кандидата,

д) непосредственное участие представителей бизнеса в деятельности властных структур.

Бизнес заинтересован не только в поддержании отношений с властью, но и использовании ее для пробивания собственных проблем. Лоббизм в российской политике существует в трех основных видах: отраслевой, региональный и секторальный. В одной из статей в периодической печати описываются следующие формы российского лоббизма на уровне федеральных законодательных и исполнительных органов власти³⁰:

а) лоббирование депутатом-одномандатником региональной проблемы. «Оплата за данный вид лоббирования – помощь своему региону – производится обычно в виде отчисляемого «отката» от полученного результата, как правило, от полутора до двух процентов от «выбитой» суммы. Нередко в качестве вознаграждения депутат соглашается принять гарантии его поддержки со стороны местной власти на следующих думских выборах»,

б) «законодательное лоббирование» - то есть проталкивание в Думе пакета законов, разработанных в интересах конкретного бизнеса. «Чистое, без гарантий проталкивание «заказанного» законопроекта в повестку дня пленарного заседания палаты стоит от 50 до 70 тыс. долларов, причем в данном случае получить на руки всю сумму теоретически может и целая фракция, и отдельный депутат, обладающие равными правами законодательной инициативы. Другая цена у вопроса решенного: принятие в трех чтениях федерального закона обойдется заказчику (в зависимости от последующей доходности проекта) примерно в 250–300 тыс. долларов»,

в) «лоббирование от противного» - запуск информации о готовящемся законе, ограничивающем деятельность того или иного бизнеса и ожидание ответной реакции со стороны его представителей. По мнению автора статьи, «заметна в этом смысле серия «антипивных» и «антитабачных» законов. В этом блоке были, в частности, проекты об ограничении рекламы пива и табака, «об ограничении потребления в общественных местах…» и т.д.. Следует отметить, что Закон, касающийся ограничения потребления пива в общественных местах, в конечном счете, был принят,

г) «помощь по интересам». «Для облегчения подобного вида деятельности в Думе создаются даже своеобразные легальные «лоббистские группы», официально именуемые, впрочем, внефракционными депутатскими объединениями – нефтяников, энергетиков и т.п. В нынешний состав палаты в 1999 году были избраны 90 гендиректоров, президентов, управляющих компаний, банков и т.п. «руководящих работников». Кроме того, 22 депутата в качестве места работы указали руководящие должности в разного рода фондах и некоммерческих объединениях. Таким образом, четверть депутатского корпуса можно считать представителями бизнеса – мелкого, среднего и крупного. А сколько фирм и предприятий записано на жен, детей… Вряд ли кто-то в состоянии подсчитать»,

д) депутатский запрос – официальное обращение к высокопоставленному чиновнику по какому-либо вопросу. Стоимость такого запроса составляет 1-1,5 тыс. долларов, запрос с «подстраховывающим сопровождением» обходится уже в 4-5 тыс. у.е. «Депутатскими запросами думцы, как правило, решают две главные задачи: либо через федеральные исполнительные органы власти проталкивается то или иное «нужное» решение, либо через «сигнал» в спецслужбы снимается проблема «неугодных» (чаще всего это происходит в виде просьбы проверить «законность приватизации», «целевого расходования средств» или «соблюдения налогового законодательства»). Наиболее характерный последний пример такого рода – запрос депутата Юдина в прокуратуру по «делу Платона Лебедева и ЮКОСа»».

В настоящее время как самостоятельный актив того или иного политика рассматривается его «административный ресурс». Этот ресурс является одновременно и капитализированной рентой, и специфическим активом, определяющим альтернативную стоимость политика или бюрократа. Административный ресурс, предполагающий наличие полезных политических связей, выступает и в качестве нематериального актива фирмы.

Объектом лоббирования, как правило, выступает законодательство, касающееся регулирования того или иного бизнеса – наиболее часто налоговое, таможенное и отраслевое законодательство. «Здесь такса - до 10 процентов от возможной выгоды для бизнеса, утверждают знатоки. Скажем, с какого-то сегмента рынка будут выдавлены иностранные компании, а их место смогут занять российские игроки. Вот их прибыль и обсчитывают. Речь здесь может идти о тысячах и даже сотнях тысяч долларов. Когда лоббизм действует скрыто, эта "десятина" по сути и есть коррупционная нагрузка на принимаемый закон»³¹. В России даже сформировался новый институт, получивший название «система отката» - за любое положительное решение в интересах конкретного бизнеса нужно платить, существует своя система расценок, тарифов за «услуги» законодательной и исполнительной власти. По данным исследования фонда ИНДЕМ, на лоббизм всех уровней в России ежегодно тратится 6 млрд. долларов, в США - 2 миллиарда долларов в год, в Японии - 1,2 миллиарда долларов в год. Общий рынок взяток в России, по данным того же фонда, составляет 40 миллиардов долларов в год ³².

Лоббирование может приводить и к более серьезным последствиям, вплоть до реформирования той или иной сферы деятельности. Так, по неофициальным источникам, именно крупные структуры пролоббировали отмену прогрессивной шкалы подоходного налога, сокращение в 2004 году ставки единого социального налога и введение его регрессивной шкалы. То же можно сказать о реформе обязательного медицинского страхования и пенсионной реформе.

В настоящее время, в преддверии вступления России в ВТО, деятельность отраслевых группировок в Федеральном Законодательном Собрании направлена на создание протекционистских режимов. Так, не без участия аграрного лобби, которое считается самым сплоченным в Государственной Думе, было пролоббировано повышение таможенных пошлин и введение квот на импорт мясопродуктов. Отечественный Автопром уже в 2005 году пролоббировал существенное увеличение, начиная с 2006 года, таможенных пошлин на ввоз подержанных автомобилей иностранного производства. Банковский сектор сплотился в отстаивании позиции о недопущении присутствия филиалов иностранных банков на территории России, а разрешения только их дочерних структур. Все это свидетельствует о том, что надвигающаяся беда (а именно так расценивают вступление в ВТО многие представители российского бизнеса) сближает и консолидирует отраслевой бизнес в отстаивании совместных интересов.

Не случайно в последнее время все чаще звучат предложения о принятии закона о лоббировании для упорядочивания этого процесса. Законопроекты о лоббировании вносились на рассмотрение в Думу еще в 1994, 1995, 1996 годах. Новый закон был разработан в 2003 г., когда Президент РСПП высказался чрезвычайно жестко: "Промышленная политика России в современных условиях есть не что иное, как лоббирование через госструктуры интересов одного бизнеса в ущерб другому... Все сводится к тому, кто и сколько даст денег". В начале 2005 г. в контексте борьбы с коррупцией в Думе вновь заговорили о необходимости принятия закона о лоббировании.

Наиболее цивилизованной формой взаимодействия бизнеса и государства является корпоративный диалог. Он эффективен в том случае, если не превращается в отстаивание узкоотраслевых интересов. В связи с этим предпринятую в России попытку объединения бизнеса по принципу его масштабности следует признать первым шагом на пути к конструктивному взаимодействию с государством.

В целях реализации корпоративных стратегий еще в 2000 г. при федеральном правительстве был создан Совет по предпринимательству, в который вошли главным образом представители реального сектора экономики. Его важнейшей функцией стало экспертное обеспечение экономической политики государства. Параллельно были созданы консультативные советы в федеральных округах. В то же время данную систему вряд ли пока можно назвать совершенной, поскольку включение представителей бизнеса в Совет происходит по инициативе власти, последняя определяет и тематику переговоров. Таким образом, избранные бизнес-структуры ставятся в неявное привилегированное положение по отношению к остальному предпринимательскому сообществу.

Кроме прочего, для диалога с бизнесом по инициативе власти были созданы и действуют еще три объединения предпринимателей:

• новый Российский союз предпринимателей и промышленников (РСПП) – объединение крупнейших предприятий промышленности. Старый РСПП был чрезмерно политизирован и дважды становился базой создания промышленных партий. В руководство РСПП со временем вошли, правда, под давлением, представители олигархических союзов К. Бендукидзе, О. Дерипаска, А. Чубайс, М. Фридман, А. Мамут, А. Евтушенков, О.Киселев. В 2004 году на долю союза приходилось 80% ВВП страны. Постепенно за РСПП закрепилось неформальное название «профсоюза олигархов». Недавно А. Шохин сменил А. Вольского на посту председателя РСПП,

• «Деловая Россия» - объединение среднего и крупного «неолигархического» капитала,

• Объединение предпринимательских организаций России «ОПОРА» - организация, целью которой является защита интересов малого и среднего бизнеса.

В апреле 2000 г. для отстаивания интересов новой аграрной элиты было создано межотраслевое объединение АССАГРОС (Ассоциация отраслевых союзов АПК), в которое вошли 17 отраслевых ассоциаций. Децентрализованно созданы отраслевые ассоциации в других отраслях.

В начале 2001 года был создан еще один союз – «Директорский корпус России», в который, в отличие от РСПП, вошли только директора успешных предприятий, и за большие взносы. Тем самым наметилась тенденция к новому отмежеванию группы «олигархов» от разросшегося по инициативе власти РСПП.

РСПП провозглашает следующие принципы деятельности: диалог с властью, диалог с обществом, диалог друг с другом, диалог с международным сообществом. В настоящее время его деятельность направлена, главным образом, на подготовку к вступлению России во Всемирное Торговое Объединение (ВТО), создание предварительных благоприятных условий перед подписанием международных соглашений. Что касается первых трех задач, первая, «диалог с властью», не решается корпоративно, а две другие, «диалог с обществом» и «диалог друг с другом», остаются лозунгами, слабо реализуемыми на практике. РСПП, по сути, является крупным объединением крупных предпринимателей с разнородными, а порой и противоречивыми интересами, вовсе не всегда стремящихся к сотрудничеству друг с другом, а предпочитающих личное взаимодействие с властью. Поэтому внутри РСПП постепенно выделились те же лоббистские группировки: нефтяная, газовая, металлургическая, «автомобильный альянс», аграрная, банковско-финансовая, «бронетанковый ВПК», «наукоемкий ВПК»³³. Одной из важный проблем союза в последнее время является также соблюдение дисциплины его членов, которые все больше отлынивают от участия в деятельности РСПП и присутствия на заседаниях.

Особой формой консолидации бизнеса является создание так называемых саморегулирующихся организаций. Наиболее известные из них в России: АРБ (Ассоциация Российских Банков), ПАРТАД и НАУФОР – саморегулирующиеся организации на рынке ценных бумаг, гильдия риэлтеров, ассоциации прямых продаж.

Судьбы малого и среднего бизнеса в России.

Реформа дерегулирования и ее последствия

Малый и средний бизнес – основа любой социально ориентированной рыночной экономики, база для формирования среднего слоя общества, гарант политической и социальной стабильности. В то же время его удельный вес в российской экономике значительно ниже, чем в развитых странах. Так, в настоящий момент в России зарегистрировано 952 тыс. предприятий, относящихся к малому бизнесу, а также 4,7 млн. предпринимателей без образования юридического лица. В сфере малого бизнеса занято, по разным оценкам, от 17% до 21% всего трудоспособного населения России, а его доля в ВВП составляет от 10% до 14%. Согласно данным президента Объединения предпринимательских организаций России «ОПОРА» Сергея Борисова, оглашенным в выступлении на XIII съезде РСПП в 2003 г., число предприятий малого бизнеса и предпринимателей без образования юридического лица (ПБОЮЛ), приходящихся на 1000 жителей, в России в 4,7 раза меньше, чем в США. Россия ежегодно создает в 1,5 раза меньше малых предприятий, чем Франция, хотя она в 2,5 раза больше Франции³⁴.

Малому и среднему бизнесу гораздо труднее оттаивать свои интересы, чем крупному бизнесу. С одной стороны, он получает гораздо больше выгод от консолидации, поскольку эти интересы в меньшей степени внутренне дифференцированы. С другой стороны, само объединение требует существенно больших затрат, к тому же возникает проблема «безбилетника» (freeriderproblem).

В отличие от РСПП, который все больше превращается в VIP-тусовку, объединение «ОПОРА» демонстрирует свою готовность отстаивать интересы малого и среднего бизнеса в России, хотя стоящие перед ним задачи пока еще далеки от решения. В то же время, по сравнению с РСПП, общая позиция объединения является более концентрированной, менее размытой, а задачи гораздо более конкретизированы. Так, основными проблемами малого и среднего бизнеса во взаимодействии с государством являются следующие.

1. Отсутствие реальной поддержки со стороны государства, в том числе на стадии становления предприятия. Практика создания бизнес-инкубаторов в России пока еще находится в стадии своего зарождения. В последнее время провозглашается создание в перспективе в стране промышленных и техно- парков, а также кластеров. Советом по конкурентоспособности и предпринимательству даются следующие определения этих новообразований. «Промышленный (индустриальный) парк - форма территориальной организации производственной инфраструктуры, позволяющая получить конкурентные преимущества для растущих малых и средних производственных предприятий». «Технопарк - это инновационный промышленный парк, организационно оформленная компактная инфраструктура для поддержки и развития малого и среднего высокотехнологичного и инновационного бизнеса». «Кластер - группа географически локализованных взаимосвязанных компаний, поставщиков оборудования, комплектующих, специализированных услуг, инфраструктуры, научно-исследовательских институтов, вузов и других организаций, взаимодополняющих и усиливающих друг друга и кластер в целом».

2. Неразрешенные имущественные отношения. Во-первых, в условиях дефицита производственных помещений малые предприятия зачастую вынуждены арендовать государственные и муниципальные площади на кабальных условиях. Муниципальные власти устанавливают высокую арендную плату, периодически и непредсказуемо заявляют о ее повышении. Сроки заключенных договоров аренды часто также ущемляют интересы малого бизнеса, позволяют его держать «на коротком поводке». Заключаемые договора аренды, как правило, не предусматривают возможности выкупа арендованного имущества или возмещения произведенных улучшений после прекращения срока аренды. В то же время малые и средние предприятия часто вынуждены делать ремонт своими силами, осуществлять перепланировку помещений, самостоятельно оплачивать услуги инфраструктуры. В то же время альтернативное решение проблемы, приобретение имущества на конкурсе, недоступно малым предприятиям из-за отсутствия необходимых финансовых ресурсов и завышенной цены объектов вследствие их дефицитности. Во-вторых, в последнее время наметилась еще более интересная цепочка взаимоотношений в имущественных отношениях. Муниципальные власти под видом борьбы с терроризмом или упорядочивания неорганизованной торговли ликвидируют уличные рынки, вводят запреты на торговлю в метро и подземных переходах, борются с киосками, уличными игровыми автоматами и пр. При этом, решая судьбы сотен тысяч людей, для которых «уличная торговля» была единственным способом существования, государство не предоставляет им приемлемой альтернативы. Очень часто взамен предлагается аренда помещений во вновь образовавшемся торговом центре, который построен крупным предпринимателем при поддержке местной власти и устанавливает монопольно высокие цены на предоставляемые услуги.

3. Слабость финансовой базы, в том числе отсутствие доступа к дешевым кредитам. Государство с помощью системы льгот должно способствовать развитию микрокредитования, кредитной кооперации, обеспечивать открытый и честный конкурс за доступ к ресурсам Фонда поддержки малого предпринимательства, средствам бюджетов развития.

4. Многочисленные проверки со стороны чиновников, о которых пойдет речь ниже.

5. Преференциальные режимы для привилегированных представителей бизнеса, состоящих в личных связях с чиновниками или даже являющимися их неявными представителями. В России развита практика регистрации предприятий на подставных лиц и существует целая прослойка скрытых собственников. Все это создает условия для недобросовестной конкуренции в малом и среднем бизнесе. Ограничение конкуренции в предпринимательской деятельности со стороны органов власти происходит в различных формах: 1) предоставление льгот, ставящих какого-либо предпринимателя в привилегированное положение, 2) препятствование осуществлению хозяйственной деятельности в той или иной сфере (издание нормативно-правовых актов ограничительного характера, закрытие несанкционированных мест торговли, препятствование к получению разрешений на какой-либо вид деятельности).

6. Низкая конкурентоспособность, отсутствие помощи государства в выходе на мировые рынки, завоевания позиций на внутреннем рынке, что особенно важно для предприятий производственной сферы.

В 2000 г. была объявлена реформа дерегулирования, которая предполагала принятие ряда законов, существенно упрощающих процедуры лицензирования, сертификации, регистрации и административного регулирования в форме различных проверок и инспекций, введение упрощенных схем налогообложения малого бизнеса.

Реформа проводилась постепенно. В августе 2001 г. был принят Закон о проверках и инспекциях, согласно которому плановые инспекции теперь могли проводиться каждым инспектирующим госорганом не чаще, чем один раз в два года, при обязательном предъявлении предписания. В феврале 2002 года был принят Закон о лицензировании, который предусматривал значительное сокращение лицензируемых видов деятельности, снижение лицензионного сбора с 3000 рублей до 1400 рублейи увеличивал срок действия лицензий с 3-х до минимум 5-ти лет.В то же время многие виды деятельности (торговля алкоголем, использование природных ресурсов и др.) продолжают лицензироваться на основании других законов. В июле 2002 года вступил в действие новый Закон о регистрации, который ограничил срок регистрации предприятия до пяти дней, ее стоимость - до 2000 рублей и учреждал принцип «одного окна», в соответствии с которым предприниматель для получения регистрации должен был обращаться лишь в один государственный орган. Принявший силу в январе 2003 года «Закон о введении упрощенной системы налогообложения» сокращал количество налогов для малого бизнеса, представляя возможность выбора одной из двух схем обложения – либо уплаты 6% с дохода, либо 15% с прибыли, в целом упрощал налоговое администрирование. Наконец, в июне 2003 года был принят новый Закон о техническом регулировании, упрощающий процедуры в данной сфере.

В 2002-2204 годах Центр экономических и финансовых исследований и разработок (ЦЭФИР) при поддержке Агентства США по международному развитию проводил четырехэтапный мониторинг изменения уровня издержек малого предпринимательства, связанного с реформой государственного регулирования.

По данным ЦЭФИР, за период IIполугодие 2001 -IIполугодие 2003 гг. среднее количество инспекций на 1 фирме малого бизнеса в течение полугода значительно снизилось - с 3,32 до 2,39, в том числе: налоговой инспекции – с 0,74 до 0,49, пожарной инспекции – с 0,99 до 0,48, санэпиднадзора – с 0,8 до 0,35, милиции – с 0,63 до 0,28, административно-технической инспекции – с 0,36 до 0, 22, охраны труда – с 0,25 до 0,16, экологической инспекции – с 0,27 до 0,1, лицензионных органов – с 0,29 до 0,12, органов сертификации – с 0,5 до 0,08³⁵. По данным опроса, наибольшее количество фирм понесло непосредственные финансовые потери от проверок милиции (62%), для остальных контролирующих органов эта доля колеблется от 42% (проверки лицензионных и сертификационных органов) до 11% (проверки госторгинспекции)³⁶. В то же время в 2003 году стал наблюдаться рост повторных и внеплановых проверок, не усилилась их прозрачность и предсказуемость, не улучшилась ситуация с злоупотреблениями со стороны проверяющих органов. Милиция сегодня не предъявляет предписания в 70% случаев проверок, административно-техническая инспекция, сертификационные и лицензионные органы – более чем в половине случаев. «Около 20% фирм пытается «сопротивляться» инспекциям, используя как «формальные» методы (апелляции и суды), так и «неформальные» (личные связи и подарки). При этом неформальные методы используются гораздо чаще. Фирмы, использующие «формальные» методы, в половине случаев прибегают также и к использованию «неформальных» методов. В то время как «неформальные» методы подкрепляются «формальными» только в 17% случаев»³⁷.

Закон о лицензировании сначала дал свои положительные результаты, но впоследствии выявил новую проблему. Появились так называемые «нелегитимные лицензии», цель которых в основном фискальная. Их доля составляет 40%, к тому же они дешевле и процесс их получения значительно облегчен³⁸. Приобретать их необязательно, но желательно, чтобы избежать дальнейшего административного давления со стороны местных регулирующих органов. Получается, что место формального административного воздействия заняло неформальное госрегулирование, по сути прикрывающее обычную практику административных поборов. Созданная система провоцирует развитие теневых отношений, где подкуп и административная волокита выступают в качестве субститутов.

Что касается результатов действия нового Закона о регистрации, согласно исследованию ЦЭФИР, за 2002-2004 годы действительно произошло сокращение количества посещаемых госорганов и связанных с регистрацией денежных затрат. Однако принцип «единого окна» так и не заработал. Функции местных администраций и регистрационных палат были переданы отделениям Министерства по налогам и сборам, но предприниматели по-прежнему обязаны посещать также Пенсионный фонд, фонды социального и медицинского страхования, пожарные и санитарно-эпидемические службы. «Медианная фирма, ранее посещавшая при регистрации 5 госорганов, во второй половине 2002-го года посещала 4, а в 2003 г – 3 госоргана»³⁹.

Определенные положительные результаты принес и переход малого бизнеса на упрощенную систему налогообложения. Согласно результатам социологического исследования, «фирмы, перешедшие на упрощенную систему в 2003 году, стали платить в среднем 5,72 видов разных налогов и сборов, что статистически значимо меньше, чем 9,56 видов налогов, которые они платили в 2002-м году». Однако 40% фирм⁴⁰отказываются от участия в новой системе по разным причинам: неудобство, трудность взаимодействия с другими бизнес-структурами.

По словам О. Шеина, выбор малым бизнесом одной из двух схем налогообложения нередко сам по себе провоцирует проведение проверок со стороны налоговых органов, а Прокуратура вполне может усмотреть в принятии конкретной схемы «злой умысел». Кроме того, упрощенная система налогообложения, согласно Налоговому Кодексу, может применяться на малых предприятиях с годовым доходом не более 15 млн. рублей и количеством сотрудников не более 100 человек. Получается, что предприятия с трудоемкими технологиями и большой долей зарплаты в стоимости продукции могут не попасть в категорию льготников, даже если их численность не превышает 100 человек.

По-прежнему острой остается имущественная проблема. По данным ЦЭФИР, «процедуры покупки как помещений, так и земли либо достаточно быстро заканчиваются (за 1-3 месяца), либо процедура затягивается, и тогда сроки ее окончания непредсказуемы. На момент опроса процедура покупки помещения не была завершена у 38% фирм, и длилась она более полугода. С покупкой земли ситуация еще хуже – 90% фирм имели незавершенную процедуру, которая длилась в среднем около года»⁴¹. Передел собственности является проблемой не только крупного бизнеса, где он происходит при непосредственном участии высших государственных органов, но и затрагивает средний и даже малый бизнес. Одной из его форм, предполагающих непосредственное участие местных и региональных органов власти, является недружественное поглощение. По некоторым данным, только в Москве за 2003-2004 годы произошло 250 случаев незаконного захвата предприятий и объектов недвижимости. Недобросовестная конкуренция при поддержке или бездействии соответствующих контрольных органов отнюдь не единичное явление в российской экономике. Процитируем одно высказывание: «В российских СМИ сегодня даже приводятся расценки на коррупционные услуги: выигрыш процесса в арбитражном суде, незаконный арест имущества, необоснованное преследование органами МВД конкурента, силовой захват офиса, проверка налоговиков с обыском»⁴².

Больной темой является отсутствие ответственности государства в лице его отдельных представителей за противоправные действия. По мнению некоторых российских ученых и политиков, в законодательство необходимо ввести меру, запрещающую однажды уличенным к злоупотреблении служебным положением представителям органов власти вновь занимать места в государственных структурах.

* * *

Государство в своем взаимодействии с обществом и бизнесом выступает в трех основных аспектах: как «национальная идея», как организационная структура и механизм и как деятельность людей, наделенных властью. В России, вследствие размытости общественной идеи и подвижности «второго уровня» государства, отсутствует надежный механизм, который мог бы защищать общество от деятельности конкретных представителей власти. Поэтому взаимодействие российского общества и государства строится на принципах асимметричного, неявного, избирательного, персонифицированного контракта. Вертикальный контракт в сочетании с перераспределительной сущностью российского государства позволяет государству - дискриминирующему монополисту - манипулировать уровнем поддержки и ответственности того или иного бизнеса. Система строится по принципу «Матрешки» и воспроизводит себя на всех уровнях. Власть регионального чиновника реализует себя над мелким и средним бизнесом, власть федерального уровня возвышается над крупным бизнесом. В таких условиях неформальное взаимодействие государства и бизнеса приносит представителям обоих сторон гораздо больше выгод, чем действие на основе общих и прозрачных правил игры, хотя в общенациональном масштабе подобная практика опасна и связана с большими потерями в благосостоянии.

Государство и бизнес взаимодействуют в трех основных сферах: формальной, полуформальной и неформальной. При этом существует некая комплементарность данных видов деятельности, когда они соединяются в работе конкретного законодателя или чиновника. Для возможности влияния на условия своего существования и участия в формировании правил игры российский бизнес использует три основных стратегии: стратегию тесной интеграции с властью, основанную на переплетении интересов, стратегию проникновения во власть и стратегию консолидации и противостояния власти. Если первые две стратегии получили наибольшее развитие в российской экономике, то последняя находится на стадии становления. По степени интеграции с властью можно выделить следующие формы: разовые сделки, систематические сделки, «личную унию» и «систему участий», создание корпоративных сетей. Самой развитой формой такой интеграции являются совместные рентоориентированные стратегии бизнеса и государства. Сферами поиска политико-экономической ренты в современной российской экономике являются: приватизационные процессы, процессы передела собственности и политического банкротства, сфера бюджетных и межбюджетных отношений, регулирования естественных монополий и распределения природной ренты, обязательного страхования, регулирования банковского бизнеса, сфера доступа к преференциальным режимам функционирования и сфера лоббирования отраслевых интересов при вступлении Росси в ВТО.

Формами проникновения бизнеса во власть являются участие в избирательных компаниях, их финансирование, выдвижение профессиональных кандидатов, защищающих интересы данного бизнеса и собственное выдвижение в законодательные органы разных уровней представителей того или иного бизнеса. Взаимодействие бизнеса с действующими органами власти осуществляется посредством отраслевого, регионального и секторального лоббирования, системы «отката» и ротации бизнеса и политики, вписывающейся в деловой политический цикл. Крупный бизнес периодически проявляет интерес к «захвату государства», что, как правило, заканчивается контрнаступлением государства, о чем свидетельствует, в частности, «дело ЮКОСА». В таких условиях государство не заинтересовано в полной легитимизации крупного бизнеса, сознательно поддерживает непрозрачные правила игры, оставляя за собой право «ручного манипулирования» и применения процедуры «отложенной ответственности».

Последние два года ознаменовали собой экспансию государственного капитала в экономике, усиление административного контроля за деятельностью крупного бизнеса, что вписывается в некий политико-деловой цикл, в котором циклы приватизации сменяются циклами деприватизации, а конкретной целью является перераспределение сфер влияния в крупном бизнесе при непосредственном участии государства.

Что касается консолидации бизнеса, крупный бизнес демонстрирует слабую заинтересованность в этом процессе, о чем свидетельствует общий характер провозглашенных Российским Союзом Промышленников и Предпринимателей целей своей деятельности. Напротив, задачи консолидации мелкого и среднего бизнеса, провозглашенные объединением «ОПОРА», в значительной степени конкретизированы, что свидетельствует о большей идентичности внутренних интересов. В то же время само объединение малого и среднего бизнеса представляет существенную проблему, с точки зрения его затратности, к тому же к ней добавляется проблема «безбилетника».

Проходившая в первой половине в 2000-2005 гг. реформа дерегулирования в российской экономике дала свои существенные результаты. Уменьшилось количество проверяющих органов и проверок, упростились процедуры регистрации и лицензирования, снизилось налоговое бремя. Однако во многих случаях место формальных взаимоотношений заняли неформальные способы взаимодействия бизнеса и власти. Не заработал принцип «одного окна» при регистрации, слабо защищенными и непрозрачными являются имущественные права предпринимателей, остаются неразрешенными проблемы многочисленных административных поборов и ответственности чиновников за противоправные действия.

Левин С.Н. (Кемеровский

государственный университет)