7.Евгений евтушенко

(р.1933)

ОБЩИЕ СВЕДЕНИЯ О ЖИЗНИ И ТВОРЧЕСТВЕ. Родился 18 июля 1933 на станции Зима Иркутской области в семье геологов, мать впоследствии стала певицей. Рос в Москве, где с 1949 начал печатать стихи.

В 1951 – 1957 учился в Литературном институте им. М. Горького (исключен за поддержку романа В. Дудинцева «Не хлебом единым»), в 1952 стал самым молодым членом Союза писателей СССР. Начав с подражания пафосно-политизированной поэзии В. Маяковского (сборники «Разведчики грядущего», 1952; «Третий снег», 1955), в дальнейшем выработал собственный оригинальный поэтический стиль, сочетающий ораторскую публицистичность с органичностью бытовой лексики, патетику и лиризм, медитацию и сюжетность, ритмическую гибкость и высокое мастерство версификатора, уверенно чувствующего себя в любом стиховом «поле» - от верлибра до ямба, глубину размышлений о вечном и острую злободневность, интимную камерность и пафос гражданственности (сборники «Шоссе энтузиастов», 1956; «Обещание», 1957; «Яблоко», 1960; «Взмах руки», «Нежность», оба 1962; «Катер связи», 1966; «Идут белые снеги», 1969; «Дорога номер один», «Поющая дамба», оба 1972; «Интимная лирика», 1973; «Отцовский слух», 1975; «Утренний народ», 1978; «Две пары лыж», 1982; «Граждане, послушайте меня», 1989).

Широко известный во всем мире современный русский поэт (переведен более чем на 70 языков мира, почетный член Американской академии искусств, действительный член Европейской академии искусств и наук), претендующий – при всех неумолкающих спорах вокруг его имени – на право быть одним из выразителей умонастроений своего народа и своей эпохи, Евтушенко, с той или иной степенью успеха, выступал как чтец (собственных стихов, а также А. Блока, Н. Гумилева, В. Маяковского и др.), актер, режиссер и сценарист (главная роль – К. Циолковского в кинофильме С. Кулиша «Взлет», 1979; кинофильмы «Детский сад», 1983; «Похороны Сталина», 1990; в обоих сценарий и режиссура Евтушенко), а также как фотохудожник (персональная выставка «Невидимые нити»); проявил себя и в качестве общественного деятеля (один из сопредседателей, наряду с А. Сахаровым, А. Адамовичем и Ю. Афанасьевым, первого массового движения российских демократов – общества «Мемориал»; народный депутат СССР последнего созыва).

ОСНОВНЫЕ ВЕХИ ТВОРЧЕСКОГО ПУТИ. Первые стихи Евтушенко напечатал в 1949. Твардовский сказал о нем: «Прожекторный луч убегает от него, а он за ним гонится, чтобы снова под него попасть». Эпоха всенародной любви к стихотворному слову только начиналась. Прежде чем заставить тысячную аудиторию на стадионе замереть при звуках поэтической речи, нужно было много и много работать.

Едва ли не самый яркий и, безусловно, самый читаемый русский поэт XX в., Евтушенко, в сплетении традиций русской лирики золотого и серебряного веков с достижениями русского авангарда, стал своеобразным поэтическим камертоном времени, отражая настроения и перемены в сознании своего поколения и всего общества. Он один из вождей литераторов-«шестидесятников», собиравший наряду с А. Вознесенским, Б. Ахмадулиной, Р. Рождественским и др. толпы на чтение своих стихов в Политехническом музее.

Ранний Евтушенко типичен для своего поколения. Главный враг для него – покой, середина. Стихотворение «Вагон» и «Перед встречей» поэт считает началом своей серьезной работы в 1952.

Стоял вагон, видавший виды,

где шлаком выложен откос,

До буферов травой обвитый,

он по колеса в насыпь врос.

Он домом стал. В нем люди жили.

Он долго был для них чужим.

Потом привыкли.

Печь сложили, чтоб в нем теплее было им.

Потом – обойные разводы.

Потом – герани на окне.

Потом расставили комоды.

Потом прикнопили к стене

открытки с видами прибоев.

Хотели сделать все, чтоб он

в геранях их и в их обоях

не вспоминал, что он – вагон.

Ощутимо, с какой молодой неприязнью перечисляются расхожие, плакатные приметы «мещанского» быта – герани, комоды, обои. Поэту пока нет дела до людей, населяющих вагон, его волнует собственная метафора, романтическое противопоставление полета и неподвижности, судьба вагона, рожденного лететь по рельсам и вынужденного даже не ползать, а вкопанно стоять на месте.

Но память к нам неумолима,

и он не мог заснуть, когда

в огнях, свистках и клочьях дыма

летели

мимо

поезда...

А были дни, когда сквозь чащи,

сквозь ветер, песни и огни

и он летел навстречу счастью,

шатая голосом плетни.

В стихотворении «Перед встречей» Евтушенко уже заговорил как поэт, жадный до людей, внимательный к ним, сочувствующий их трудному быту и открывающий в нем поэзию.

Перед читателями два вагона. Один вагон на вечном приколе, а другой, как ему и положено, – в движении. Но дело, по сути, не в этом. Решительно меняется точка зрения. От внешнего к внутреннему. От плаката к жанровой психологической зарисовке.

В тесном вагоне электрички взгляд поэта выделяет лица соседей:

Со мною рядом старичок с пенсне

дремал, устав от всяких треволнений,

от суеты вокзальной еле жив,

с картонными коробками пельменей

«авоську» на колени положив.

Две женщины судили и рядили,

ни от кого заботы не тая...

Насколько пусто свистящее холодное пространство в первом стихотворении, настолько оно населено во втором.

Евгений Евтушенко как поэт начинается именно с этого стихотворения. Он спрыгивает с поэтических ходуль в поэзию жизни. Но противоречие между наблюдением и рассуждением так и останется ахиллесовой пятой его творчества.

Евтушенко оставил читателям летучий обобщенный образ студенческой молодежи 1960-х, готовящихся к жизни и служению своему народу:

О, нашей молодости споры,

о, эти взбалмошные сборы,

о, эти наши вечера!

О, наше комнатное пекло,

на чайных блюдцах горки пепла,

и сидра пузырьки, и пена,

и баклажанная икра...

Здесь песни под рояль поются,

и пол трещит, и блюдца бьются.

Здесь безнаказанно смеются

Над платьем голых королей.

Здесь столько мнений, столько прений

и о путях России прежней,

и о сегодняшней о ней.

«О, нашей молодости споры...»

А вот его герой, типичный представитель своего поколения:

В пальто незимнем, в кепке рыжей

выходит парень из ворот,

Сосульку, пахнувшую крышей,

он в зубы зябкие берет.

Его умело отводили

от наболевших «почему».

Усердно критики твердили

о бесконфликтности ему.

Он был заверен кем-то веско

в предельной гладкости пути,

но череда несоответствий

могла к безверью привести.

Он устоял. Он глаз не прятал.

Он не забудет ничего.

Заклятый враг его – неправда,

И ей не скрыться от него...

И рядом – с болью и весельем

о том же думают, грустят

и тем же льдом хрустят весенним,

того же самого хотят.

«В пальто незимнем, в кепке рыжей...»

Евтушенко сразу проявил себя как сын периода «оттепели», эпохи первого бескомпромиссного обличения культа личности Сталина (стихотворения «И другие», 1956; «Лучшим из поколения», 1957; «Наследники Сталина», 1962), однако в противостоянии он не доходил до отрицания ценностей российского революционного движения, леворадикального сознания и комсомольского энтузиазма современных ему «строителей коммунизма» (поэмы «Братская ГЭС», 1965; «Казанский университет», 1970).

Думая о своей поэзии, Евтушенко постоянно балансирует между отчаянием неуверенности и громким самоутверждением. Он то воздвигает себе памятник, то кидается в бездну стыда:

Себе все время повторяю:

зачем, зачем я людям лгу,

зачем в могущество играю,

а в самом деле не могу?!

Что – вдруг поймают, словно вора,

и я, для всех уже иной,

обманщик, шулер и притвора,

пойду с руками за спиной?!

И не дает мне мысль об этом

перо в чернила обмакнуть...

О, дай мне, боже, быть поэтом!

Не дай людей мне обмануть.

«Неуверенность»

Два этих состояния контрастно сталкиваются на первых же страницах «Братской ГЭС». После «Молитвы перед поэмой» с ее гордыми, чеканными строками («Поэт в России – больше, чем поэт»), в которых, естественно, содержится и самооценка, следует «Пролог», открывающийся таким признанием:

За тридцать мне. Мне страшно по ночам.

Лицо топлю в подушке, стыдно плачу,

что жизнь растратил я по мелочам,

а утром снова так же ее трачу...

Перебирая все мои стихи,

я вижу: безрассудно разбазарясь,

понамарал я столько чепухи...

а не сожжешь: по свету разбежалась.

Не поймешь сразу, чего тут больше: искренности или кокетства? Скорее всего – искреннего кокетства.

Размышляя о своем творчестве, Евтушенко иногда приходит к ясным и близким правде поэтическим программам, отвечающим именно его природе, его неповторимому дару:

Избегая покорности гриму,

ты в искусстве себе покорись

и спокойно и неповторимо

всей природностью в нем повторись.

«Совершенство»

Но «природность» Евтушенко именно такова, что не дает ему возможности покоя и мудрой взвешенности суждений.

В своем многоаспектном и многожанровом творчестве Евтушенко, всегда умело балансирующий на грани лояльности и оппозиционности, наряду с расхожими официозными (и тем не менее облагороженными силой художественного выражения) темами борьбы за мир (поэмы «Мама и нейтронная бомба», 1982, Государственная премия СССР, 1984; «Фуку», 1985) и мирового коммунистического движения (поэма в прозе «Я – Куба», 1963, на основе которой по сценарию Евтушенко создан советско-кубинский кинофильм), свежо и сильно звучат темы повседневной жизни рядового труженика, народных воспоминаний о недавних боях с фашистами, собственного военного детства и малой родины, бережного отношения к природе, исторического прошлого России (поэмы «Станция «Зима», 1956; «Ивановские ситцы», 1976; «Северная надбавка», 1977; «Непрядва», 1980; стихотворения «Свадьбы», «Фронтовик», оба 1955; «Баллада о браконьерстве», 1963, и др.).

Особый пласт – протестная лирика Евтушенко, идущая в одном русле с его смелыми, особенно для в целом весьма благополучного во все советские времена литератора, гражданскими поступками (выступления в защиту диссидентов – А. Синявского, Ю. Даниэля, А. Солженицына, И. Бродского, В. Войновича и др., неприятие агрессии в Венгрии, Чехословакии, Афганистане и т.п., возмущение преследованиями творческого инакомыслия (стихотворения «Танки идут по Праге», 1968; «Афганский муравей», 1983; «Баллада о стихотворении Лермонтова «На смерть поэта» и о шефе жандармов», 1963).

Евтушенко остается очень русским поэтом. Его интернационализм лишен рациональной подоплеки. То, что у другого звучало бы почти кощунственно или неестественно, у Евтушенко воспринимается, по крайней мере, «в образе», как последовательное творческое и жизненное поведение:

Я хотел бы

родиться

во всех странах...

Я хотел бы раз в сто

увеличить пространство мгновенья:

чтобы в тот же момент

я на Лене пил спирт с рыбаками,

целовался в Бейруте,

плясал под тамтамы в Гвинее,

бастовал на «Рено»,

мяч гонял с пацанами на Капокабане...

Быть собою мне мало –

быть всеми мне дайте!..

Гуманистическая позиция Евтушенко, неизменно ориентирующая на взаимопонимание людей всех национальностей и рас, породила в его творчестве мотив «гражданина мира», отождествляющего себя с каждым сыном Земли, страдания которого будят его совесть («Я мыслю: я сегодня иудей...» – стихотворение «Бабий Яр», 1961; «...глазами чеха или венгра взглянуть на русские штыки» – стихотворение «Возрождение», 1971), постоянно сопоставляющего судьбу своего народа с судьбами Планеты, на всех континентах приветствующего освобождение от догм и предрассудков априорной отвагой творческого дара (поэма «Снег в Токио», 1974), решительно при этом отвергая кровь и насилие (поэмы «Коррида», 1967; «Под кожей статуи Свободы», 1970).

Евтушенко сделало знаменитым на весь мир стихотворение «Бабий Яр», в котором есть строки:

Ничто во мне про это не забудет!

«Интернационал» пусть прогремит,

Когда навеки похоронен будет

Последний на земле антисемит.

Внимание Евтушенко к теме антисемитизма можно, кроме всего, объяснить и чисто внутренними обстоятельствами, своеобразным общественным заказом. Лариса Васильева заметила, что «в нашем литературном мире, разделенном на правых-славянофилов и левых-западников, лакмусовой бумажкой для определения принадлежности писателя к тому или иному лагерю был еврейский вопрос. Если ты еврей, значит, западник, прогрессивный человек. Если наполовину – тоже. Если ни того, ни другого, то муж или жена евреи дают тебе право на вход в левый фланг. Если ни того, ни другого, ни третьего, должен в творчестве проявить лояльность в еврейском вопросе».

Поэтическая речь Евтушенко легко переходит от эпического повествования к диалогу, от насмешки к нежности, от самобичевания к исповедальности.. Многие афористические строки Евтушенко стали хрестоматийными («Поэт в России – больше, чем поэт...», «Несчастье иностранным быть не может»).

Психологическая тонкость и житейская мудрость проявляются и в многочисленных стихах Евтушенко о разных и всегда для него прекрасных женщинах – застенчивых влюбленных, о самоотверженных матерях («Роняют много женщины в волненье – / Но не роняют никогда детей...»), упрямых и стойких труженицах («Одеть, обуть, быть умной, хохотать...»); о друзьях – настоящих и мнимых, об одиночестве «больной» души («Смеялись люди за стеной...»).

Евгений Евтушенко был первым в послевоенное время лирическим поэтом, лирика которого была совсем иной, чем у Симонова. Гимном свободной любви явились строки:

Ты спрашивала шепотом:

«А что потом? А что потом?»

Постель была расстелена,

И ты была растерянна.

Один из трибунов перестройки, со второй половины 1980-х Евтушенко много выступал с публицистическими статьями (статья «Притерпелость, призывающая к освобождению от порока терпеливого повиновения») и стихами («Пик позора», «Страх гласности», «Так дальше жить нельзя»).

В последующем усиление в его творчестве мотивов скепсиса и иронии объясняется естественным разочарованием в результатах перестроечных процессов, далеких от создания подлинно демократического общества (книги «Поздние слезы», 1995; поэма «Тринадцать», 1996).

Как прозаик, ориентированный на мемуарно-библиографическую документальность и интерес к сложным и спорным моментам современной истории, проявил себя в повести «Перл-Харбор» (1967), проецирующейся на события второй мировой войны, и особенно в романе «Ягодные места» (1982), связанном с процессом раскулачивания в Сибири 1930-х, а также в многоплановом романе «Не умирай прежде смерти (Русская сказка)» (1993), включающем цикл «Стихи из последней книги» и сконцентрированном на драматических коллизиях периода перестройки.

В аналогичном контексте прочитываются осужденная партийными литераторами за «клевету» на советский строй «Автобиография» (1963, французское издание) и книга воспоминаний «Волчий паспорт» (1998).

Автор фантастической повести «Ардабиола», нескольких рассказов, ряда очерково-публицистических книг. Многие стихотворные тексты Евтушенко стали основой музыкальных произведений, в том числе популярных песен «Хотят ли русские войны», «Вальс о вальсе», «Бежит река, в тумане тает...».

Шаржи, эпиграммы и пародии поэта вошли в литературный обиход второй половины XX в., Евтушенко осуществил также многочисленные переводы из поэзии разных народов (сборники «Лук и лира», «Стихи о Грузии», «Переводы грузинских поэтов», 1959, и др.). Постоянные размышления Евтушенко о проблемах творчества, внимание к развитию отечественной стиховой культуры выразились в создании им антологии русской поэзии XX в. «Строфы века» (на англ. яз. в США, 1993; на рус. яз. – 1995), в составлении, авторстве и редактировании многих сборников поэзии, поэтических теле- и радиопередач, в написании книги статей «Талант есть чудо неслучайное» (1980), в поэме «Пушкинский перевал» (1966) и т.д.

8. АНДРЕЙ ВОЗНЕСЕНСКИЙ (Род. 1933)

О жизни и личности поэта. Родился 12 мая 1933 в Москве. Отец – Андрей Николаевич Вознесенский, участник строительства крупнейших гидроэлектростанций – Братской, Ингурской. Мать – Антонина Сергеевна Вознесенская, урожденная Пастушихина из Владимирской области. Здесь, в Киржаче, провел часть детства будущий поэт. Во время войны эвакуированные из Москвы мать с Андреем жили в зауральском Кургане. Тяга к поэзии проявилась у Андрея Вознесенского еще в юности. Детские стихи Андрей Андреевич никогда не упоминает, хотя, очевидно, они уже обнаруживали талант. Недаром Борис Леонидович Пастернак, получив их по почте от четырнадцатилетнего мальчика, пригласил его к себе и затем приблизил.

Андрей окончил Московский архитектурный институт (1957) и получил специальность архитектора. Но его жизнь уже полностью принадлежала литературному творчеству. В 1958 его стихи появились в периодике, а начиная с поэмы «Мастера» (1959), поэзия Вознесенского стремительно ворвалась в поэтическое пространство современности, получив признание миллионов читателей. «Ваше вступление в литературу - стремительное, бурное, я рад, что до него дожил», - так писал Пастернак из больницы. В то время поэтические вечера в зале Политехнического музея стали собирать полные залы, поэты привлекали многотысячные аудитории на стадионы, стали кумирами миллионов. И одним из первых в этой замечательной плеяде был Андрей Вознесенский. Его сборники моментально исчезали с прилавков, каждое новое стихотворение становилось событием.

В 1960 вышли первые сборники стихов поэта – «Парабола» и «Мозаика». Пребывание в США (1961) отразилось в цикле стихов «40 лирических отступлений из поэмы «Треугольная груша» (1962). Уже тогда наиболее прозорливые знатоки поняли, что в лице Вознесенского Россия получила нечто новое. Уже тогда говорили, что остросовременная, новаторская, во многом экспериментальная поэзия Андрея Вознесенского воплощает в себе своеобразный синтез лирики и философского начала, музыкальности и бьющей в набат тревоги.

В марте 1963 Н.С. Хрущев, Первый секретарь ЦК КПСС и Председатель Совета Министров СССР собрал в Кремле «представителей художественной интеллигенции». На трибуну был вызван Вознесенский. Он не успел сказать и нескольких слов, когда Хрущев обрушился на молодого поэта с яростной руганью, с угрозами выслать его из страны. По стране началась кампания проработок и разоблачений.

Вознесенский решил на всякий случай не появляться в Москве, скитаясь по стране, где всегда находились его почитатели. Ему повезло, что еще до хрущевской ругани он успел побывать за границей. После снятия Хрущева у Вознесенского с властью складываются двойственные отношения. Его выпускают за границу, но только изредка, далеко не на все приглашения, которые он получает. Его печатают, но чаще не печатают. Каждый его сборник моментально исчезает из магазинов (часть тиража просто забирает себе номенклатура). За три десятка лет критика писала о нем считанные разы. Но несмотря на замалчивание, неизменным оставалось восторженное почитание поклонников – от «шестидесятников» до современной молодежи –проявляющееся во всегда переполненных залах, где проходили выступления поэта, в ценах «черного рынка» на сборники, в переписанных от руки текстах, в сочинениях смелых десятиклассников.

Перу А.А. Вознесенского принадлежит два десятка сборников прозы и стихов, в том числе «Треугольная груша», «Антимиры» (1964), «Ахиллесово сердце» (1966), «Взгляд» (1972), «Дубовый лист виолончельный» (1975), «Витражных дел мастер» (1976), «Соблазн» (1978), «Избранная лирика» (1979), «Безотчетное» (1981), «Прорабы духа» (1984), «Ров» (1986), «Аксиома Самоиска» (1990), «Видеомы» (1992), «Casino «Россия» (1997), «На виртуальном ветру» (1998), «Страдивари сострадания» (1999), а также «Девочка с пирсингом», «Гадание по книге»и др.

В 1993 в журнале «Дружба народов» опубликован безразмерный молитвенный сонет «Россия воскресе». В 1983 вышло собрание сочинений в 3-х томах. Цикл стихов Вознесенского «Антимиры» (1964) был поставлен в виде сцен и песен Театром на Таганке, где впервые на сцену с гитарой вышел В. Высоцкий. На Таганке был поставлен также спектакль «Берегите ваши лица», снятый сразу же после премьеры.

Рок-опера «Юнона и Авось» (музыка Алексея Рыбникова) в Ленкоме и в других театрах России, ближнего и дальнего зарубежья приобрела огромную популярность, стала классикой жанра. На стихи поэта написаны многие популярные эстрадные песни, в том числе «Миллион алых роз» (муз. Р. Паулса), «Песня на «бис» (муз. Р. Паулса), «Начни сначала» (муз. Е. Мартынова), «Плачет девочка в автомате» (муз. Е. Осина), «Новые московские сиртаки» (О. Нестеров), а также много романсов на музыку М. Таривердиева.

Последние годы, найдя применение своей «академической» специальности, А. Вознесенский работает в жанре визуальной поэзии. Всегда стремившийся к синтезу искусств, он соединяет чтение стихов с музыкой и демонстрацией так называемых видеом. Выставки этих произведений – видеом – с успехом прошли в Музее изобразительных искусств имени А.С. Пушкина в Москве, в Париже, Нью-Йорке, Берлине. Его авторские вечера проходят по многих городах планеты.

А. Вознесенский – вице-президент Русского Пен-центра, его усилиями и инициативой был создан музей Бориса Пастернака в Переделкино. Он избран академиком и почетным членом десяти академий мира, в том числе Российской академии образования, Американской академии литературы и искусства, Баварской академии искусств, Парижской академии братьев Гонкур, Европейской академии поэзии. Андрей Вознесенский – лауреат Государственной премии СССР (1978, за сборник «Витражных дел мастер»), дважды удостаивался американских премий. Живет и работает в Москве.

ПОЭТИКА ВОЗНЕСЕНСКОГО. Лирика Вознесенского требует пристального внимания, потому что поэт обращается к вопросам сложным, он избегает готовых выводов и решений. Помимо сложного мышления, характерного для творческой практики Вознесенского, он склонен к резкой смене настроений, интонаций, метафор. Лирическую взволнованность поэт нередко «гасит» иронией, а логическую закономерность – парадоксом, сленговым словечком, языковым «кульбитом». Своей современностью мировосприятия и привлекает Вознесенский читателей. Его поэзия настолько органично связана с глобальной проблемой существования человека в современном мире - и современного мира в человеке.

Вознесенский видит слово в цвете, хотя у него, как на акварели, цвет затекает на цвет и бывает трудно выявить и уловить «контур» слова. Его задача в другом. Графическое начертание слова отбрасывает звуковую «тень». След преобразуется в звукоряд. И тогда возникает чудо стиха:

Вечерний свет ударил ниц,

и на мгновение, не дольше,

из темной тучи восемь птиц

блеснут, как гвозди на подошве.

Зрительная и свистящая – свистят крылья стремительно пролетающей стаи - звуко-метафора удивительно тонко передает предощущение вечернего и столь же быстротающего света.

Ставя перед собой задачу постичь мир изнутри, Вознесенский идет на разлом, на обнажение актуальной темы современности, а для этого в каждой строке, как в ядре, он стремится выявить нечто полярно противоположное, взаимоисключающее:

Все как надо – звездная давка.

Чабаны у костра в кругу.

Годовалая волкодавка

Разрешается на снегу.

Прием перевернутого изображения поэт использует для того, чтобы представить мир с наиболее впечатляющей его стороны. Встречается этот прием в поэзии Вознесенского повсеместно. Его стих концентрирует противопоставления традиционного и сверхсовременного, привычного и невероятного, реального и фантастического.

Имеет смысл подробно остановиться на лирике Андрея Вознесенского, на природе его лиризма. И тогда окажется, что поэт то растворяет лирическое чувство в чувстве «истории самой», то перевоплощает его в грусть, радость, иронию, гнев... Он прибегает к гиперболе, гротеску, игровому моменту. Нередко какой-то основной образ в его стихах становится лишь звеном в цепи невероятных превращений, а реалистически четкое письмо - откровенной гофманианой. В этом смысле «Осень в Сигулде» неотделима от фантасмагорического «Морозного ипподрома», а «Монолог Мерлин Монро» от «Бобрового плача».

Чтобы представить современность во всей ее сложности, в ее прямых и обратных причинно-следственных связях, поэт разрывает обычный любительский «снимок», превращает его в «негатив» и тем самым добивается эффекта новизны, необычности всего случившегося на глазах поэта и, следовательно, достоверного по сути своей.

Кроме всего прочего, оказалось, что в наш век, потрясенный научно-технической революцией, нам отнюдь не безразличны особенности видения мира, которые запечатлела кисть старых изографов. Эти художники стали нам просто необходимы, без них, этих художников, без контраста и одновременно слияния с их искусством современный интерьер - голая геометрия, а стук человеческого сердца – ломаная линия электрокардиограммы.

«Положительная сила» как синоним самовыражения и проявления сущностных сил – энергия, которая вызвала к жизни все «случившееся» в творчестве Вознесенского. Вне предугаданной стихии стиха он не мыслит искусства слова. Самовыражение, или, по Вознесенскому, «взгляд в себя», способствует постижению реального живого мира: «чем индивидуальней, тем ты общественней». С годами Вознесенский не то чтобы утратил прежний юношеский восторг перед самим фактом творческого существования или своего «первопризвания». Нет, «живое» обернулось какой-то новой субстанцией духовного мира – живой болью, живым состраданием. Так, голубые юоновские снега перевоплотились в многослойный, трагический лед Антарктиды из «Лед – 69»:

Утром вышла девочкой из дому,

а вернулась рощею, травой.

По живому топчем, по живому –

по живой!

К сожалению, две тенденции, наметившиеся в этой поэме - обостренно социальная и, условно говоря, натурфилософская, публицистическая и интимно-лирическая, – оказались разъятыми: поэма рассыпалась на отдельные куски. Вот почему, а не из-за строчек, заполненных одним и тем же словом «лед, лед, лед, лед», эту вещь нельзя признать безусловной удачей поэта.

Перед поэтом, как и перед его читателями, вставшими к главным пультам времени и судьбы мира, возникает множество неотложных проблем. Эти проблемы надо решать, на эти вопросы необходимо отвечать. Они вызвали перелом его жизни. От имени многих Вознесенский говорит: «что-то в нас вызревает», вызревает трудно, но неодолимо. Что-то вызревало и в нем самом. Так забрезжил «зарев новых словес, зарев зрелых предчувствий...». И Вознесенский страстно взывает: «Освежи мне язык, современная муза».

Новые стихи Вознесенского родились на переломе, на стыке противоположностей: душевных, интонационных, поэтических, временных. Он осознал этот внутренний перелом, чреватый последствиями, неизвестными самому художнику, и все-таки благословляемый им: «Мир пиру твоему, земная благодать, мир праву твоему меня четвертовать». Примечательно: даже стихи свои Андрей Вознесенский читает, ломая иные слова пополам, — первые слоги почти на крике, концы слов - полушепотом. Ломает - и тут же переходит на речитатив, на слитную скороговорку.

В стихах А. Вознесенского есть и яростное пылание лирического костра, и острые углы, вывороченные изнутри. Поэт раскрывает, выражает свое «я» в разных ипостасях. Он, например, необыкновенно чуток к женскому страданию, к женской боли, к унижению чувства человеческого достоинства именно в женщине. Его «Монолог Мерлин Монро» с повторяющимся «невыносимо, невыносимо», его «Лобная баллада», «Бьют женщину», а из более ранних – «Последняя электричка», «Мотогонки по вертикальной стене», «Эскиз поэмы» являют нам поэта, который сквозь женскую боль и женское страдание, как сквозь электронный микроскоп, в укрупненном, преувеличенном виде воспринимает боль и страдание чуждого нам антигуманистического мира.

В стихах «Напоили», «Все возвращаются на круги своя» порождение этой боли Вознесенский видит не в социальных противоречиях, а в мещанстве, обывательщине, которые он ненавидит всеми силами души и которые, к сожалению, имеют место в нашей жизни.

Боль и обида – чувства, развивающиеся во времени, имеющие истоки в биографии Андрея Вознесенского. Но если и раньше его человечность, его добропорядочность порождали эту обостренную нравственную ранимость, то теперь даже этой ранимости, даже этой содранной кожи на пальцах рук, особо чувствительных к любому прикосновению, для Вознесенского мало:

Оббиваюсь о стены, во сне, наяву,

ты пытай меня, время, пока тебе слова не выдам.

Дай мне дыбу любую. Пока не взреву.

Стремление к такой болевой «запредельности» родилось опять-таки из мучительного чувства любви к живому человеку, из ненависти ко всему, что унижает личность, порабощает ее, выводит из человеческого звания. Все - даже если это любовь! С какой горечью, например, написана им «Двоюродная жена» и как мгновенно точен, многозначен следующий стиховой жест, переданный как бы в восприятии любящей женщины:

У тебя и сын, и сад.

Ты, обняв меня за шею,

Поглядишь на циферблат –

Даже крикнуть не посмею.

Без самовыражения нет поэта. Каждый талантливый художник проявляет свою индивидуальность по-своему, его творческая «родословная» имеет свои особенности, свои корни, законы красоты, по которым художник творит мир образов.

Можно быть современным поэтом, но не быть поэтом современности. Андрей Вознесенский - поэт современности. Он существует вместе со своим временем.

ЛИТЕРАТУРА

1.Сидоров Е. Евгений Евтушенко. М., 1987.

2.Дементьев В. Грани стиха. М., 1989.

3.Журнал критики и литературоведения. 1994.

4.Михайлов А.А. Андрей Вознесенский. Этюды. М., 1970.

5.Михайлов А. Ритмы XX века: панорама поэзии. М., 1988.

6.Чуприн С. Крупным планом: Поэзия наших дней. Проблемы и характеристики. М., 1983.