§ 8. Отношение этих особенностей к возможности науки и наукоучения

Эти особенности обоснований, своеобразия кото­рых мы не замечаем потому только, что мы слишком мало склонны искать проблем в повседневном, явно связаны с возможностью науки,а затем и науко­учения.

В этом отношении недостаточно того, что обо­снования просто существуют. Если бы они были бес­форменными и незакономерными, если бы не суще­ствовала основная истина, которая гласит, что всем обоснованиям присуща известная «форма», свой­ственная не только данному hic et nuncумозаклю­чению, но типичная для целого класса умозаключе­ний, и что верность умозаключений всего этого класса гарантируется их формой, - если бы все это обстояло иначе, тогда не было бы науки. Тогда не имело бы никакого смысла говорить о методе, о сис­тематически закономерном переходе от познания к познанию; и всякий прогресс знания был бы случай­ностью. Если бы случайно в нашем уме встретились сужденияР₁, Р₂…, способные удостоверить очевид­ность сужденияS, то нас осенило бы сознание этой очевидности. Было бы невозможно использовать су­ществующие обоснования для будущего, для новых обоснований нового содержания. Ибо ни одно обо­снование не могло бы быть образцом для другого, ни одно не воплощало бы в себе типа, и, таким образом, никакая группа суждений, мыслимая как система предпосылок, не имела бы в себе ничего типичного, что (без логического опознания, без ссылки на разъясненную «форму умозаключения») могло бы навязываться сознанию в ином случае в связи с со­вершенно иным «содержанием» и по законам ассо­циации идей облегчало бы приобретение нового по­знания. Искать доказательств какого-либо данного предложения не имело бы смысла. И как бы мы стали это делать? Должны ли мы перебрать все возможные группы положений и посмотреть, годятся ли они в предпосылки данному? Самый умный человек не имел бы в этом отношении никаких преимуществ перед самым глупым, да и вообще сомнительно, в чем состояло бы его преимущество. Богатая фантазия, обширная память, способность к напряженному вни­манию и т. п. - вещи все прекрасные, но интеллек­туальное значение они имеют только для мысляще­госущества, у которого обоснование и изобретение подчинены закономерным формам.

Ведь бесспорно, что в любом психическом комп­лексе не только элементы, но и связывающие фор­мы действуют путем ассоциации и воспроизведения. В силу этого и может оказаться полезной форма на­ших теоретических мыслей и связей их. Подобно тому как, например, форма известных посылок с осо­бенной легкостью вызывает соответственный вывод в силу того, что сделанные раньше умозаключения той же формы оказались удачными, так и форма доказываемого положения может напомнить нам из­вестные формы обоснования, которые когда-то дали умозаключения подобной же формы. Если это и не есть ясное и подлинное воспоминание, то все же не­что ему аналогичное, некоторого рода скрытое вос­поминание, «бессознательное возбуждение» (в том смысле, о каком говорит Б. Эрдман); во всяком слу­чае, это есть нечто, сильнейшим образом способству­ющее более легкому и удачному построению доказа­тельства (и не только в тех областях, где господствуют argumenta in forma, как в математике). Почему опыт­ный мыслитель легче находит доказательства, чем неопытный? Потому, что типы доказательств вслед­ствие многократного повторения запечатлелись глубже и, следовательно, гораздо легче пробуждают­ся к деятельности и определяют направление мыс­лей. Всякое научное мышление в известной степени дает навык к научному мышлению вообще; наряду с этим, однако, надлежит признать, что математичес­кое мышление особенно предрасполагает специаль­но к математическому, физическое - к физическому и т. д. Первое основано на существовании типических форм, общих для всех наук, второе- на существова­нии других форм, которые имеют свое особое отно­шение к особенностям отдельных наук (и могут ока­заться определенными комбинациями первых форм). С этим связаны своеобразия научного такта, предвос­хищающей интуиции и догадки. Мы говорим о такте и взоре филолога, математика и т. д. Кто же обладает им? Прошедший школу долголетнего опыта филолог, математик и т. д. Известные формы связей содержа­ния вытекают из общей природы предметов каждой данной области, и они в свою очередь определяют типичные особенности форм обоснования, преоб­ладающих именно в этой области. Это и есть базис для предвосхищающих научных догадок. Всякое ис­следование, изобретение, открытие покоится, таким образом, на закономерностях формы.

Если, согласно сказанному, упорядоченная формасоздает возможность существования наук,то, с другой стороны, значительная независимостьформы от области знанияделает возможнымнаукоучение.Если бы этой независимости не было, существовали бы только соподчиненные и соответствующие отдельным наукам отдельные логики, но не общая логика. В действительности же нам необходимо и то и другое: исследования по теории науки, в одинаковой степени касающиеся всех наук, и как дополнение к ним особые иссле­дования, относящиеся к теории и методу отдель­ных наук и направленные на изучение особеннос­ти последних.

Таким образом, уяснение этих своеобразных черт путем сравнительного рассмотрения обоснований можно признать небесполезным; оно проливает не­который свет на саму нашу дисциплину, на логику в смысле наукоучения.