Глава шестая силлогистика в психологическом освещении. Формулы умозаключения и химические формулы

 

 

§ 30. Попытки психологического истолкования силлогистических положений

В предыдущей главе мы брали за основу наших рассуждений, главным образом, принцип противоречия, ибо именно в отношении его, да и вообще в отноше­нии основных принципов, искушение психологичес­кого понимания очень велико. Мотивы, влекущие к та­кому пониманию, действительно в значительной мере кажутся чем-то самоочевидным. Кроме того, специаль­ное применение эмпирической доктрины к законам умозаключениявстречается реже; так как их можно свести к основным принципам, то обыкновенно по­лагают, что на них не стоит затрачивать особых уси­лий. Если эти аксиомы представляют собой психоло­гические законы, а силлогистические законы являются чисто дедуктивными следствиями из аксиом, то и сил­логистические законы представляют собой законы пси­хологические. И вот, следовало бы думать, что каждое ошибочное умозаключение является решительным оп­ровержением этого взгляда и что из этой дедукции ско­рее можно извлечь аргумент против возможности ка­кого бы то ни было психологистического толкования аксиом. Следовало бы, далее, думать, что, соблюдая не­обходимую тщательность в логическом и словесном фиксировании предполагаемого психологического содержания аксиом, эмпиристы убедятся, что при та­ком истолковании аксиомы ни малейшим образом не способствуют доказательству формул умозаключения и что, где такое доказательство имеется, там исходные и конечные пункты его носят характер законов, toto coelo различающихся от того, что называется законом в психологии. Но даже самые ясные опровержения бес­сильны перед убежденностью психологистов. Г. Гейманс, недавно вновь подробно развивший это учение, так мало смущается существованием ошибочных умо­заключений, что в возможности обнаружить ошибоч­ное умозаключение видит даже подтверждение психо­логического взгляда; ибо это обнаружение, думает он, состоит не в том, чтобы исправлять того, кто еще не мыслит согласно принципу противоречия, а в том, что­бы раскрыть противоречие, незаметно вкравшееся в ошибочное умозаключение. Хотелось бы спросить: да разве незамеченные противоречия не являются также противоречиями, и разве логический принцип говорит только о несовместимости замеченных противоречий, а относительно незамеченных допускает, что они мо­гут быть совместно истинны? Ясно опять-таки - вспом­ним лишь о различии между психологической и логи­ческой несовместимостью, - что мы вращаемся в мутной области вышеизложенных смешений понятий.

Если нам еще скажут, что речь о «незамеченных» про­тиворечиях, содержащихся в ошибочном умозаключе­нии, надо понять в переносном смысле, - что только в процессе опровергающего рассуждения противоречие выступает как нечто новое, как следствие ошибочного способа умозаключения, и что с этим в качестве дальней­шего результата связано (также в психологическом смыс­ле) то, что мы вынуждены отвергнуть этот способ умо­заключения как ошибочный, - то и это нам многого не даст. Одно течение мыслей порождает один результат, другое - другой. Никакой психологический закон не со­единяет «опровержения» с ошибочным умозаключением. Последнее в бесчисленном количестве случаев встре­чается без первого и переходит в убеждение. Но какое же право имеет одно течение мыслей, связывающееся толь­ко при известных психических условиях с ложным умо­заключением, просто приписывать ему противоречие и оспаривать его «обязательность» не только при этих ус­ловиях, но и объективную, абсолютную обязательность его? Совершенно так же дело обстоит, разумеется, и с «правильными» формами умозаключения в отношении их обоснования логическими аксиомами. Как может обо­сновывающее течение мысли, наступающее только при известных психических условиях, претендовать на то, что соответствующая форма умозаключения безуслов­нообязательна? На такие вопросы психологистическое учение не дает приемлемого ответа; тут, как и всюду, оно лишено возможности выяснить объективное значение логических истин и вместе с тем функцию их в качестве абсолютных норм правильного и неправильного сужде­ния. Уже не раз приводилось это возражение, уже не раз замечали, что отождествление логического и психоло­гического закона стирает всякое различие между пра­вильным и ошибочным мышлением, ибо ошибочные способы суждения, так же, как и правильные, протекают согласно психологическим законам. Или мы должны по произвольному соглашению именовать результаты од­них закономерностей правильными, а других - оши­бочными? Что же отвечает на эти возражения эмпирист? «Конечно, говорит Гейманс, мышление, имеющее своей целью открытие истины, стремится создать непротиво­речивые связи мыслей; но ценностьэтих непротиворе­чивых связей кроется опять-таки в том обстоятельстве, что фактически может быть утверждаемо лишь не­противоречивое, т. е. в том, что принцип противоречия есть естественный закон мышления»³⁵. Что за странное стремление, можно ответить на это, приписывается здесь мышлению, стремление к непротиворечивым связям мыслей, между тем как иных связей вообще нет и не может быть - по крайней мере, если на самом деле действует тот «естественный закон», о котором идет речь. Вряд ли лучше и следующий аргумент: «у нас нет никакой иной причины считать «неправильной» связь двух противоречащих друг другу суждений, кроме того, что мы инстинктивно и непосредственно чувствуем невозможность одновременно утверждать оба сужде­ния, Попробуем независимо от этого факта доказать, что мы имеем правоутверждать только непротиво­речивое; чтобы быть в состоянии это доказать, придет­ся все время предполагать то, что требуется доказать» (Гейманс). Мы сразу замечаем, что тут действуют ана­лизированные нами выше смешения понятий. Внут­ренняя убедительность логического закона, не допус­кающего одновременной истинности противоречащих суждений, отождествляется с инстинктивным и будто бы непосредственным «ощущением» психологической невозможности совершать одновременно противоре­чивые акты суждений. Очевидность и слепая уверен­ность, точная и эмпирическая всеобщность, логическая несовместимость соотношений вещей и психологичес­кая несовместимость актов веры, стало быть, невозмож­ность совместной истинности и невозможность одно­временной веры - сливаются воедино.