§ 55. Экономика мышления не имеет значения для чистой логики и учения о познании. Ее отношение к психологии

Поскольку эти мысли совпадают с учением Р. Аве­нариуса и Э. Маха, разногласия между нами нет, и я с радостью присоединяюсь к ним. Я, действительно, убежден, что в особенности трудам Э. Маха по исто­рии методологии мы обязаны многим в смысле ло­гического поучения даже и там, где не всецело мож­но (или совершенно нельзя) согласиться с его выводами. К сожалению, Мах не затронул именно тех, как бы мне казалось, наиболее плодотворных, проблем дедуктивной экономики мышления, кото­рые я выше пытался формулировать хотя и кратко, но, надеюсь, достаточно определенно. И что он это­го не сделал, это (по крайней мере, отчасти) объяс­няется гносеологическими искажениями, которые он счел возможным ввести в свои исследования. Но именно с этим и связано особенно сильное действие работ Маха. С этой стороны его идеи сходятся также с мыслями Авенариуса; и это же заставляет меня здесь выступить против него.

Учение Маха об экономии мышления, как и уче­ние Авенариуса о наименьшей затрате сил, относит­ся, как мы видели, к известным биологическим фак­там и в конечном счете представляет отрасль учения о развитии. Отсюда само собой понятно, что упомя­нутые исследования могут, правда, пролить свет на практическое учение о познании, на методологию научного исследования, но отнюдь нена чистое уче­ние о познании, в частности, не на идеальные зако­ны чистой логики. Но сочинения школы Маха-Аве­нариуса, по-видимому, имеют в виду именно теорию познания с обоснованием в смысле экономии мыш­ления. Против подобного понимания и употребле­ния экономики мышления, разумеется, обращается весь этот арсенал возражений, которые приведены нами выше против психологизма и релятивизма. Обо­снование учения о познании в смысле экономии мышления в конце концов, ведь, возвращает нас к психологическому обоснованию, так что нет надоб­ности ни повторять, ни специально приспособлять к этому учению наши аргументы.

У Корнелиуса нагромождаются очевидные несов­местимости в силу того, что он берется вывести из телеологического принципа психической антропо­логии элементарные факты психологии, которые в свою очередь являются предположением для выве­дения самого этого принципа, и что он далее стре­мится к гносеологическому обоснованию филосо­фии вообще посредством психологии. Я напоминаю, что этот так называемый принцип менее всего есть завершающий объяснение рациональный принцип: он есть просто обобщение комплекса фактов при­способления - комплекса, который в идеале требу­ет окончательного сведения на элементарные фак­ты и элементарные законы, все равно, сможем ли мы когда-либо достичь этого или нет.

Обоснование психологии на телеологических принципах, принимаемых за «основные законы», с целью объяснить посредством них различные пси­хические функции, не может содействовать разви­тию психологии. Несомненно поучительно показать телеологическое значение психических функций и важнейших психических продуктов, т. е. показать в деталях, как и посредством чего фактически обра­зующиеся комплексы психических элементов обла­дают тем свойством полезности для самосохранения, которого мы ожидаем a priori. Но выставлять первич­но данные элементы «необходимыми следствиями» этих принципов, притом так, что создается види­мость действительного объяснения, и, сверх того де­лать это в связи научного изложения, посвященно­го, главным образом, уяснению последних основ психологии, это может привести только к путанице.

Психологический, или гносеологический закон, который говорит о стремлениипроизвести воз­можно большую работув том или ином направ­лении, есть бессмыслица. В чистой сфере фактов не существует «возможно большего», в сфере законо­мерности не существует стремления. В психологи­ческом смысле в каждом случае происходит нечто определенное, ровно столько-то и не больше.

Фактическая сторона принципа экономии сво­дится к тому, что существуют представления, сужде­ния и иные переживания мышления, и в связи с ними также чувства, которые в форме удовольствия содейству­ют известным интеллектуальным тенденциям, в форме же неудовольствия отталкивают от них. Далее можно констатировать в общем, грубом и целом прогресси­рующий процесс образования представлений и суж­дений, причем из элементов, первоначально лишен­ных значения, прежде всего образуются отдельные данные опыта,а затем эти данные сливаются в одно болееили менееупорядоченное единство опыта.По психологическим законам на основе гру­бо согласующихся первых психических коллокаций возникает представление единого, общего для нас всех мира и слепая эмпирическая вера в его существо­вание. Но нельзя упускать из виду, что этот мир не для каждого тот же самый, он таков только в общем и целом, лишь настолько, чтобы практически была в достаточной мере дана возможность общих пред­ставлений и действий. Мир не одинаков для просто­го человека и для научного исследователя; для пер­вого мир есть связь приблизительной правильности, пронизанная тысячью случайностей, для второго мир есть природа, в которой всюду и везде господ­ствует абсолютно строгая закономерность.

Несомненно имеет большое научное значение показать психологические пути и средства, с помо­щью которых развивается и устанавливается эта до­статочная для потребностей практической жизни (потребностей самосохранения) идея мира как пред­мета опыта; далее, показать психологические пути и средства, с помощью которых в умах отдельных ис­следователей и целых поколений исследователей образуется объективно адекватная идея строго зако­номерного единства опыта с его непрестанно обога­щающимся научным содержанием. Но с гносеологи­ческой точки зрения все это исследование не имеет значения. В лучшем случае она может оказаться по­лезной для теории познания косвенно, а именно, для целей критики гносеологических предрассудков, в которых ведь все сводится к психологическим моти­вам. Вопрос не в том, как возникает опыт, наивный или научный, а в том, какое содержание он должен иметь, чтобы быть объективно правильным опытом; вопрос в том, каковы те идеальные элементы и зако­ны, на которых основывается эта объективная обя­зательность реального познания (и в более общей форме, всякого познания вообще), и как, собствен­но, надо понимать это их действие. Другими слова­ми: мы интересуемся не возникновением и измене­нием представления о мире, а объективным правом, с которым научное представление о мире противо­поставляет себя всякому другому и в силу которого оно утверждает своймир как объективно-истинный. Психология стремится уяснить образование пред­ставлений о мире; наука о мире (как совокупность различных реальных наук) стремится с очевиднос­тью познать, что существует реально как истинный и действительный мир; теория же познания стремит­ся с очевидностью постигнуть, что в объективно-иде­альном смысле создает возможность достоверного познания реального и возможность науки и позна­ния вообще.