Приложение к двум последним параграфам

О некоторых принципиальных

погрешностях эмпиризма

При том близком родстве, которое существует между эмпиризмом и психологизмом, позволитель­но сделать небольшое отступление, чтобы изобли­чить основные заблуждения эмпиризма. Крайний эмпиризм как теория познания не менее нелеп, чем крайний скептицизм. Он уничтожает возмож­ность разумного оправдания посредственно­го познанияи тем самым уничтожает возмож­ность себя самогокак научно обоснованной теории³⁰. Он допускает, что существуют посредственные по­знания, вырастающие из связей обоснования, и не отвергает также принципов обоснования. Он не только признает возможность логики, но и сам стро­ит ее. Но если каждое обоснование опирается на принципы, согласно которым оно совершается, и если высшее оправдание его возможно лишь через апелляцию к этим принципам, то - когда принци­пы обоснования сами в свою очередь нуждаются в обосновании - это ведет либо ккругу, либо к бес­конечному регрессу.Круг получается, когда прин­ципы обоснования, участвующее в оправдании прин­ципов обоснования, совпадают с ними; регресс - когда те и другие всегда различны. Итак, очевидно, что требование принципиального оправдания для каждого посредственного познания только в том случае может иметь реализуемый смысл, когда мы способны непосредственно и с внутренней убеди­тельностью познавать некоторые первичные прин­ципы, на которых в последнем счете покоится всякое обоснование. Сообразно с этим все оправдывающие принципы возможных обоснований должны быть де­дуктивно сводимы к известным первичным, непосред­ственно очевидным принципам, и притом так, что­бы все принципы этой дедукции сами принадлежали к числу этих принципов.

Но крайний эмпиризм, доверяя вполне, в сущности, только единичным эмпирическим суждениям (и дове­ряя совершенно некритически, так как он не обраща­ет внимания на трудности, которые особенно велики именно в отношении этих единичных суждений), тем самым отказывается от возможности разумного оправ­дания посредственного знания. Вместо того чтобы признать первичные принципы, от которых зависит оправдание посредственного знания, непосредствен­ными очевидностями и, следовательно, данными ис­тинами, эмпиризм полагает, что достигает большего, выводя их из опыта и индукции, т. е. оправдывая посред­ственно. Если спросить, каким принципам подчинено этовыведение, чем онооправдывается, то эмпиризм, так как ему закрыт путь к указаниям на непосредствен­но очевидные общие принципы, ссылается только на некритический наивный повседневный опыт. После­днему же он надеется придать большую ценность тем, что, по образцу Юма, психологически объясняет его. Он упускает, следовательно, из виду, что если вообще не существует внутренне убедительного оправдания посредственных допущений, т. е. оправдания соглас­но непосредственно очевидным общим принципам, по которым протекают соответствующие обоснования, то и вся психологическая теория, все учение эмпириз­ма, покоящееся само на посредственном познании, лишены какого бы то ни было разумного оправдания и представляют собой произвольные допущения, не лучше любого предрассудка.

Странно, что эмпиризм больше доверяет теории, изобилующей такими нелепостями, чем простейшим основным истинам логики и арифметики. В качестве настоящего психологизма он всюду обнаруживает склонность смешивать - вероятно, в силу кажущейся «естественности» - психологическое возникновение известных общих суждений из опыта с их оправданием.

Любопытно, что не лучше обстоит дело и с умерен­ным эмпиризмом Юма, который пытается удержать за сферой чистой логики и математики (при всем их за­темнении психологизмом) априорное оправдание, эмпиристически же обосновывает только науки о фак­тах. И эта гносеологическая точка зрения оказывается несостоятельной и даже противоречивой; это показы­вает возражение, сходное с тем, которое мы выше выс­казали против крайнего эмпиризма. Посредственные суждения о фактах - так мы можем вкратце выразить теорию Юма - допускают неразумное оправда­ние, а только психологическое объяснение,и во­обще и всегда. Достаточно поставить вопрос о разум­ном оправдании психологических суждений (о привычке, ассоциации идей и т. п.), служащих опорой для самой этой теории, и об оправдании употребляе­мых ею умозаключений о фактах,- и нам уясняется очевидное противоречие между смыслом суждения, которое эта теория хочет доказать, и смыслом обосно­ваний, к которым она прибегает. Психологические предпосылки теории сами представляют собой посред­ственные суждения о фактах и, стало быть, по смыслу доказываемого тезиса лишены какого бы то ни было разумного оправдания. Другими словами: правиль­ность теории предполагает неразумность ее посылок, правильность посылок - неразумность теории (или же тезиса). (Таким образом и учение Юма надо считатьскептическим,согласно точному смыслу этого тер­мина, который будет установлен нами в гл. VII.)