§ 3. Логическая, лексико-семантическая и морфологическая сочетаемость слов в границах сочиненного ряда

Синтаксическая однородность соотносится с однородностью логической, что обусловлено связью и взаимодействием грамматики и логики. Однако соотношение не означает тождества. Есперсен подчеркивал, что «соответствие между внешними (отраженными в логике. – В. П.) и грамматическими категориями никогда не бывает полным: повсюду мы находим самые странные и неожиданные перекрещивания и взаимопересечения». По его остроумному замечанию, «синтаксические категории, подобно двуликому Янусу, обращены и к форме, и к понятию».

Однородность членов предложения как специфическая семантико-синтаксическая категория своей содержательной стороной соотносится с логическим делением родового понятия на видовые, но однозначной зависимости здесь нет. Поэтому трудно согласиться с теми лингвистами, которые категорически утверждают: «С логической точки зрения однородные члены предложения представляют собой соподчиненные понятия, которые охвачены или могут быть охвачены подчиняющим их понятием. То, что нельзя подвести под одно общее родовое понятие, не может стоять в одном ряду и быть выражено словами в качестве однородных членов предложения»¹⁰⁹. Подбор такого родового понятия порой напоминает поиски мифической чаши Грааля, а потому даже ортодоксы логического подхода к однородности членов предложения вынуждены признать, что к некоторым однородным членам, например к согласованным и несогласованным определениям, подобрать родовое понятие не удается. Ср.: «Ах, как горька и не права Твояседая, молодая, крутой посадки голова» (Тв., XII).

Кстати сказать, не всякое так называемое обобщающее слово можно признать родовым понятием по отношению к понятиям, выраженным однородными членами. Если определить понятие как мысль о предмете, которая выделяет в нем существенные признаки, как совокупность общественно значимых знаний о нем, то наиболее частотные обобщающие слова все, ничто; всюду, нигде и т. п. вряд ли способны выражать понятие вообще, тем более родовое понятие по отношению к данному сочинительному ряду, потому что, будучи «тематически нейтральными», они практически используются в любом контексте, например: «Трудно уйти оттуда, где было все: мать, которую почти не помнили, отец, ученики, упреки, долги, кони, овраги, любовь» (Шкл., III).

Действительное соотношение между логической и синтаксической однородностью можно выразить так: то, что логически однородно, в предложении обычно выступает как синтаксически однородное и объединяется в границах единого расширенного члена, однако не все, что в данном контексте синтаксически однородно и объединено в пределах одного сочиненного ряда, является логически однородным, ср.: «Черные и серые птицы прямо из-под лыж рвутся» (Песков, VI), но «Утром на чердак заглядывал робкий и пыльный луч» (Песков, II).

Слова, выражающие логически однородные понятия, могут выступать в качестве разных членов предложения – неоднородных, хотя иногда одноименных. Отождествление синтаксической однородности с логической понуждает признать однородными членами такие логически однородные слова, которые или зависят одно от другого, или по-разному соотносятся с подчиняющим членом и не связаны между собой сочинительной связью. Ср. у Р. Мразка: Мы с отцом (= я и отец)¹¹⁰пойдем на выставку; Наряду с трамваем мы пользуемся и автобусом (= трамваем и автобусом); Вместо груши она съела яблоко (= не грушу, а яблоко); Кроме зарплаты, он получил премию (= зарплату и еще премию).

«Характер соотношения логического, семантического и синтаксического моментов, – отмечает Е. В. Кротевич, – у однородных членов разных классов неодинаков». Так, у препозитивных однородных согласованных определений, в отличие от постпозитивных, логический момент играет очень важную (но отнюдь не решающую, как думает Е. В. Кротевич) роль. Несколько сказуемых при одном подлежащем, как правило, синтаксически однородны независимо от их логической соотнесенности.

Характер соотношения логического и синтаксического моментов неодинаков и у однородных членов одного класса в разных стилях речи. Например, в научном и официально-деловом стилях с их строго логической манерой изложения в границах сочиненного ряда сочетаются только слова, выражающие видовые понятие некоего родового понятия. Но даже здесь сочиненный ряд иногда замыкается союзно введенным компонентом со значением родового понятия. Ср.: «В то же время пшеница, рожь, овес и другие хлебные злаки живут около года» (Ботаника); «Семенами сосны, ели и других хвойных деревьев кормятся белки, бурундуки, кедровки, клесты» (Зоология).

Что касается художественно-беллетристического, газетно-публицистического и разговорного стилей, то здесь сочетание логически разнородных слов в пределах расширенного члена широко используется в стилистических целях, и не только для создания юмора и комизма, как обычно принято считать, но и для большей художественной выразительности, для отражения калейдоскопичности явлений и событий. Ср.: …Не спали только редкие патрули, облака и звезды (Пауст., XII); Конечно, потом у нас появились привычки, ученики и шаблоны (Шкл., III); Но губят песню сытость, ложь и проза (В.Солоухин. Венок советов); Он равнодушен к иконам, мебели, слайдам, собакам, долгоиграющим пластинкам и попугаям (Лг, 19.X.77).

До сих пор речь шла о логической сочетаемости слов в границах сочиненного ряда. Но содержание понятия, выраженного в слове, и значение слова – хотя и соотносительные, но разные категории. Каждое слово – единица лексико-семантической системы того или иного конкретного языка, внутри которой слова объединяются в схематические классы, например по противоположности (антонимические ряды) либо по сходству их значений (синонимические ряды). Поэтому можно особо говорить о лексико-семантической сочетаемости слов в сочиненных рядах.

Известно, что выявление закономерностей семантической сочетаемости слов в речи имеет огромное значение для общей теории предложения. Попытки создать синтаксическую теорию без учета значения не могли и не могут быть успешными, потому что, по образному сравнению Э. Бенвениста, «оно, как голова Медузы, всегда в центре языка, околдовывая тех, кто его созерцает».

В этом плане интересно выявить возможности антонимов и синонимов сочетаться в границах одного сочиненного ряда, иначе говоря, выяснить отношения между лексической антонимией и синонимией и синтаксической однородностью.

Соотносительные антонимические и синонимические ряды слов объединены внутри тематической группы как ее органические части. «Антонимия есть семантическое отношение возможных для каждого случая крайних (полярных) членов тематической группы, синонимия (в широком смысле этого слова) – отношение ближайших членов этой группы, ср., например: тощий, истощенный, тщедушный, худой, сухой, сухопарый, нормальный, упитанный, полный, солидный, толстый, тучный, жирный», – пишет Л. А. Новиков.

Возможности антонимов и синонимов сочетаться внутри сочиненных рядов отнюдь не одинаковы.

Антонимы выражают противоположные, но непременно соотносительные понятия, потому что противоположными могут быть лишь видовые понятия некоего родового понятия. Отсюда само «противопоставление слов в тематической группе всегда осуществляется в рамках более широкого понятия (основания их сравнения): продолжительность… – …краткость (= «длительность»), теплый… – …холодный (= «температура»), длинный… – …короткий, широкий… – узкий (= «размер») и т. п.».

Языковые антонимы свободно сочетаются в границах закрытых сочиненных рядов, как правило, союзных и морфологически однотипных. Семантико-синтаксические отношения между антонимичными компонентами расширенного члена могут быть разными: соединительными, собственно противительными или разделительными. Однако антонимы не способны находиться в сопоставительных отношениях, а потому не сочиняются союзами а, но, однако, зато, хотя и пр. (см. гл. II, § 3). Сочиненные ряды словоформ с антонимичными значениями широко используются для отражения диалектически противоречивой сущности явления.

Соединительные отношения выражаются одиночным (социативные отношения) или повторяющимся союзом и // ни (отношения усиленной конъюнкции), а в очень редкий случаях бессоюзно (перечислительные отношения). Иногда в границах расширенного члена используется несколько антонимичных рядов, которые обычно образуют союзные парные звенья. Ср.: Тысячи больших и мелких дел стучатся в двери (Песков, I); Да, мне легко и трудно, Русь! (Прок., 210); Просто день и ночь – понятия относительные (ЛиР, I); Двери были маленькие и большие, длинные и короткие, продольные и поперечные, двойные и одинарные (Липатов. Три зимних дня, I); Вечерней, утренней порой, На берегу реки родной, В тени украинских черешен, Бывало, он Марию ждал (Пушкин. Полтава, I); Тебя берет государство в суровые, нежные руки (В. Гусев. Слава).

Заметим, что бессоюзное сочинение антонимичных прилагательных в качестве однородных определения к существительным с конкретно-предметным значением невозможно, ср.: острый, тупой нож; горячая, холодная печь; крутое, покатое плечо.

В последнее время в поэзии и публицистике довольно широко используются бессоюзные конструкции с антонимичными, но неоднородными прилагательными-определениями при одном существительном. Ближайшее определение и существительное образуют полуустойчивое сочетание. Подобное столкновение смыслов служит стилистическим приемом, позволяющим вскрыть диалектическую суть явлений. Он очень удачно использован М. Матусовским в известной песне «Такая короткая долгая жизнь», где находим еще: такое жестокое доброе время, такие веселые грустные песни. Но есть опасность, что прием этот превратится в штамп¹¹¹. Ср.:Такой далекий близкий берег (рецензия на роман Ю. Бондарева «Берег», Лг, 2.VII, 77); Такие простые сложные истины (телепередача, сентябрь 1977 г.); Ах, какой это трудный легкий жанр (о комедии, Лг, 26. XI 75); без местоименного показателя степени: Плохой хороший человек; Старый новый мир (названия кинофильмов); Как много появилось тяжелой легкой музыки (Крокодил, 1977, № 13); Тяжелая легкая атлетика (Сов. спорт, 29.V 77); Серьезная легкая музыка (Неделя, 1977, № 21).

И все-таки наиболее ярко специфика антонимов проявляется в сочиненных рядах с собственно-противительными и разделительными отношениями, когда одно отрицается, а другое утверждается либо реальным может быть только одно из двух. Ср.: И вдруг не холодно, а тепло сделалось в груди у Анимкина (Липатов. Три зимних дня, II); Оно вовсе не разбухает, а напротив, усыхает (Изв., 5); [Мефодий:] Дурак он, а не гений (Федин, XXVII); Незнакомые, встречаясь на митингах, в одно мгновение становились друзьями или врагами (Пауст., I); И неизвестность… должна была кончиться и превратиться или в радость, или в горе (Симонов. Посл. лето, VIII).

Широко распространено мнение о том, что ОЧП бывают выражены рядом синонимов. Правда, при этом обычно имеют в виду однородные определения с бессоюзной связью. «Без союзов объединяются, – утверждал А. Н. Гвоздев, – однородные члены-синонимы, которые взаимно дополняют и уточняют друг друга. Такие синонимы обычно не исключают один другой, а, перекрещиваясь, полнее охватывают характеризуемое понятие». Авторы известного учебника для педучилищ относят к однородным и такие определения, которые «перечисляют признаки предмета, образуя как бы один ряд синонимов, например: Наконец, приходит долгая, скучная, буранная зима (Акс.)». Подобного рода тезисы находим во многих работах. В качестве доказательств приводятся сочетания, в которых слова, будучи синонимичными, не являются однородными или, напротив, являясь синтаксически однородными, не могут быть признаны синонимичными.

Признание возможной синонимичности ОЧП основано на смешении их с внешне сходными, но качественно отличными конструкциями, содержащими поясняющий или уточняющий член. Этим грешат даже те, кто признает пояснение как особый тип связи.

Показательно противоречие в указанном выше учебнике для педучилищ. В определении ОЧП подчеркивается, что «слова соединяются друг в другом как равноправные, не зависящие друг от друга; ни одно их них не служит для пояснения другого», а при характеристике однородных определений выделяется группа «в», где приводится пример «Комнаты были наполнены заурядной, нехитрой мебелью», и утверждается: «В этом предложении второе определение поясняет первое и может быть присоединено к нему союзом то есть: мебель заурядная, то есть нехитрая».

Академическая Грамматика-54 отрицает однородность определений, находящихся в пояснительной связи, но относит к однородным определениям в конструкциях, где одно из определений «подчеркивает или конкретизирует значение другого, не вступая, однако, с ним в пояснительную (?) связь».

Связь а) одноименных неоднородных членов, б) поясняющих и уточняющих членов и в) однородных членов предложения графически можно выразить так:

а) свежие красные розы купить сыну плащ зайти поздно вечером	свежие → (красные → розы) (купить ← сыну) ←плащ зайти ← (поздно → вечером)
б) пурпурные, ярко-красные розы купить макинтош, плащ зайти поздно, вечером	(пурпурные ← ярко-красные) → розы купить ← (макинтош ← плащ) зайти ← (поздно ← вечером)
в) белые, красные розы купить плащ, шляпу заходил утром, днем, вечером	(белые ↔ красные)112→ розы купить ← (плащ ↔ шляпу) заходил ← (утром ↔ днем ↔ вечером)

Признание синтаксического суверенитета поясняющего и уточняющего членов (см. § 6) позволяет точнее выяснить соотношение синтаксической однородности и лексической синонимии.

Бессоюзные конструкции с компонентами, выраженными синонимами, не выдерживают пробы на сочинительную связь, что вынужден признать и А. Н. Гвоздев: «Совсем невозможен союз при однородных словах-синонимах». Однако и называть их однородными не следует, ибо сочинительный союз невозможен именно потому, что члены функционально нетождественны.

Так называемые абсолютные синонимы могут находиться лишь в пояснительных отношениях, которые наиболее четки при наличии союзов то есть, или «то есть» и сочетаний типа иначе говоря, другими словами и пр. Союзные конструкции с пояснительными отношениями не смешивают с однородными членами, поэтому интерес представляют прежде всего бессоюзные сочетания. Они используются преимущественно в научном и публицистическом стилях, где тот или иной термин, обычно иноязычного происхождения, толкуется через его общенародный семантический дублет. Например: Позднее всего устанавливаются орфоэпические, произносительные, нормы (Вин., III); Наша поэзия активно борется за мир, в этом находит яркое выражении ее гуманизм, ее человечность (Лг, 3); Эти покрытия должны служить моделью, имитацией окислой пленки (НиЖ, 42).

Абсолютные синонимы союзно сочиняются в качестве однородных членов только в метаязыке лингвистики, где внимание фиксируется не только и не столько на значениях слов, сколько на их форме, происхождении, сфере употребления и экспрессивной окраске. Ср.:

Так, актер и артист применительно к театру синонимы (Реформатский); Фонтан они приняли за русское слово, а водомет за чужое (Чук., III); Значение «виднеться» обычно сочетается с глядеть, а не со смотреть (Булаховский).

Неполные синонимы, или квазисинонимы¹¹³, будучи употреблены в бессоюзной конструкции, тоже оказываются синтаксически неоднородными, потому что последующий из них всегда уточняет и характеризует предшествующий. Ср.:Огромная, просторная бухта раскинула свою гладкую, спокойную поверхность (Ефр., II); Вьется, реет флаг над Смольным. Хорошо ему, привольно! (Прок., 104); Погода выдалась сиротская, с туманчиком (Федин, XIX).

Не случайно уточнение считается одной из основных функций синонимов. Использование неполного синонима позволяет подчеркнуть общий для обоих членов оттенок значения. Вставка сочинительного союза и здесь невозможна либо коренным образом меняет характер отношений между компонентами. Это наиболее очевидно в тех случаях, когда уточняющий член употреблен метафорически и выступает как речевой синоним к уточняемому члену, например: Марианна перебирала крошечные, кукольные чепчики (Пан., XIII); …Его [Никиты] большие, собачьи уши заметно розовели (Горький. Дело Артамоновых, I).

Различия в семантике квазисинонимов делают возможным употребление их в границах союзного сочиненного ряда. «Генетические различия слов связаны с различиями семантическими и стилистическими, - замечает Н. Ф. Шумилов. – Последние и позволяют соединять два синонима одного ряда союзом и». Как это ни парадоксально, сочинительный союз актуализирует, выделяет именно различия в семантике квазисинонимов, благодаря чему они становятся синтаксически равноправными.

Если в предложении «Возможностей, резервов для улучшения условий труда, да и быта у нас хоть отбавляй» (К. пр 2) второй член выделяет и усиливает общее значение данных синонимов «внутренние неиспользованные источники», то в предложении «И в рубрике «Знаешь ли ты себя?» прочитаешь о резервах и возможностях своего мозга, тела» первый член употреблен в значении «внутренних неиспользованные силы, запасы», а второй – в значении «потенции, скрытые способности».

Анализируя предложение «…Они будут пунктуально и точно выполнять условия соглашения» (Изв., 4.III 73), Н. Ф. Шумилов верно подметил, что пунктуально здесь «реализует семантические признаки «по всем пунктам», «крайне аккуратно», а точно – «в полном соответствии с соглашением», «предельно полно, исчерпывающе», «аккуратно».

Приведем еще примеры без комментариев. Старуха – немощная и бессильная – все еще жила (Шол., II); Обо всех актуальных и животрепещущих вопросах изучения русского языка в школе можно было бы сказать больше и подробнее (Изв., 14.XI 63); Пока существует человечество, его всегда будет привлекать и манить Вселенная (НиЖ, 55).

Получается, что в бессоюзных конструкциях неполные синонимы семантически сближаются, а в союзных сочиненных рядах расходятся. А. М. Пешковский уподоблял сочинительный союз коромыслу весов: «Как коромысло весов одновременно и слагает силы, приложенные по краям его, и переносит их в точку опоры, так и союз одновременно и объединяет два члена и относит их к одному и тому же третьему».

Этот образ представляется нам очень удачным. Синонимы как таковые, в отличие от антонимов, оказываются, по нашему мнению, на одном плече коромысла, на одной чаше синтаксических весов однородности. Чтобы соотнести одинаковые или близкие по значению члены с общей для них словоформой, чтобы сделать их в речи синтаксически однородными, необходимо разорвать семантическую и синтаксическую зависимость второго члена от первого, разложить их на два плеча коромысла, на две чаши весов однородности, т. е. по существу десинонимизировать эти члены, используя их различия в оттенках значения, в сфере употребления и окраске.

Десинонимизации близких по значению однородных членов содействует распространение их зависимыми словами, ибо «индивидуальная сочетаемость и составляет основу того, что в содержательном плане называют «оттенками» значения.

Полем иду, и несутся мне вслед Шелесты лета и шорохи лета (И. Снегова. Спасибо тебе); Птенцы в свою очередь подают сигналы, чувствуя голод или испытывая страх (Ветров,VII)

Особенно отчетливо десинонимизация проявляется в сочиненных рядах с противительными союзами, когда синонимы превращаются в своего рода речевые антонимы. « В антонимические отношения в таком случае вступают оттенки значений или стилистические качества синонимических единиц. Ср. [Кирилл:] Не лежали, а валялись (Федин, XXVIII); – Не воняет, а пахнет, – обижался Михаил, – это наш заводской дух (Песков, I); У жены твоей – очи, и не губы – уста (Р. Казакова).

Таким образом, синтаксическая однородность и лексическая синонимия, если отбросить метаязык лингвистики, по существу исключают друг друга. В бессоюзных конструкциях синонимы не могут быть функционально тождественными. В союзных же сочиненных рядах происходит своеобразная десинонимизация близких по значению слов, вплоть до превращения их в речевые антонимы при противопоставлении.

В научной и учебной литературе, как правило, подчеркивается, что «для однородных членов часто характерно одинаковое морфологическое оформление», однако этому явлению, как справедливо заметила проф. Л. Д. Чеснокова, не уделяется должного внимания. Не описаны основные факторы, обусловливающие единое или разное морфологическое выражение однородных членов; не выявлены границы морфологического варьирования (а они несомненно существуют) компонентов расширенного члена.

Принципиально важно разграничить морфологическую однотипность / разнотипность однородных членов, а при их морфологической однотипности – совпадение / несовпадение словоформ.

Морфологически однотипными будем называть однородные члены, выраженные словоформами одной части речи, которые могут совпадать или не совпадать. Ср.: Процесс этот сложный и противоречивый (Вин., IV); Мы…встречались в детстве и отрочестве (Федин, XXVIII); Рука у него большая и сильней моей (Балк., XI); Обычно это делается в сумерках и по ночам (Ниж, 86).

Морфологически разнотипные ОЧП выражены словами разных частей речи, а следовательно, и неодинаковыми словоформами: Вода вокруг была необыкновенно холодна и темного цвета (Ефр., III); Цветухин проводил ее заботливо и с лаской (Федин, XXIV).

В многокомпонентных рядах порой сочиняются морфологически однотипные члены, выраженные неодинаковыми словоформами, с разнотипными членами, например: Он холост, или же в разводе, Или с войны ещё вдовец, Или от злой жены беглец, Иль академик-молодец (Тв., XV); Панченко, ординарец мой, сонный, зевающий, в трусах и босиком стоит на пороге (Балк., III).

Однородные члены в современном русском языке характеризуются высокой степенью морфологической однотипности – 94,7% (34 565 примеров из 36 500). Эта степень зависит прежде всего от функционального класса однородных членов. Как известно, каждый член предложения располагает определённым набором типовых (морфологических) и факультативных средств выражения. Чем богаче такой набор, тем шире возможности комбинирования и ниже степень морфологической однотипности однородных членов¹¹⁴. Соответственно основные функциональные классы ОЧП выстраиваются в следующем порядке: 1) дополнения – 99,3%, 2) определения – 97%, 3) подлежащее – 95,3%, 4) сказуемые – 91,9%, 5) обстоятельства – 90%. Разумеется, отдельные подклассы ОЧП тоже различаются степенью морфологической однотипности. Так, у однородных обстоятельств она составляет в среднем 90 %, но у обстоятельств места возрастает до 96,8 %, а у обстоятельств образа и способа действия падает до 85,4 %.

Что касается совпадения/несовпадения грамматических форм морфологически однотипных однородных членов, то оно, как верно подметила Л. Д. Чеснокова, обусловливается характером их соподчинения общему слову. Если они соподчинены одним видом подчинительной связи, то для них обязательно совпадение тех морфологических показателей, которые выражают эту связь. Скажем, для однородных согласованных определений обязательно совпадение их согласовательных форм числа, лица или рода; для однородных сказуемых – форм числа, лица или рода. Для однородных дополнений обязательно совпадение только падежных или предложно-падежных форм, в которых реализуется управление.

Однако некоторые тезисы Л. Д. Чесноковой, например, «Связь обстоятельства с поясняемым словом может быть управлением, и примыканием, поэтому однооформленность однородных обстоятельств не является обязательной» – в свете статистических данных представляются слишком категоричными, как излишне категорично утверждение Р. А. Аванесова и других лингвистов о том, что однородные дополнения всегда «выражены одной и той же формой». Ведь даже прямые дополнения иногда выражаются формами разных падежей – винительным полного или родительным неполного охвата объекта действием. Ср.: [Цимбал:] А ну, ребятки, давайте-ка мне веревочку да хлеба, соли и перцу (Павленко. Счастье, ч.2, IX); Там Только …купил пряников, колбасы, две пачки папирос и булку (Пан., III).

Различие грамматических форм у морфологически однотипных ОЧП может использоваться для выражения семантико-синтаксических отношений внутри сочиненного ряда. Вот почему у однородных сказуемых, где глагольные форма вида и времени выражают отношения одновременности или последовательности действий, степень совпадения словоформ оказывается ниже (81,3%), чем у морфологически однотипных однородных обстоятельств (87,1%).

Важным фактором, влияющим на морфологическую однотипность ОЧП надо признать словообразовательные и семантические связи словоформ разных частей речи, используемых в качестве основных и факультативных средств выражения данного члена предложения. Не случайно И. П. Распопов морфологическую разнотипность ОЧП считает результатом синтаксической субституции (замещения) специализированных морфологических единиц неспециализированными, например: в привычку вм. привычный, в моде вм. модный, из золота вм. золотой и др. Ср.:

Голос нового хозяина был с хрипотцой (= хрипловатый), но громкий и властный (Айтм., II.); Бабин растирает суровым полотенцем выпуклую, без волос (= безволосую) грудь (Бакл.,V).

Известную роль играют и специфические особенности тех или иных грамматических категорий и форм. Так, форма инфинитива в атрибутивной или объектной функции при существительном не сочиняется с отличными от нее морфологическими единицами (жажда знать, мастер петь, мечта учиться, счастье жить), но в функции обстоятельства цели при глаголах движения может союзно сочиняться с наречием или с предложно-падежной формой существительного (забежал проведать, а не просто так; пришел пообедать и за деньгами). Объектные же инфинитивы некоторых глаголов со значением еды и питья при переходных глаголах типа дать, взять, подать, принести способны даже сочиняться с вин. или род. падежом существительного прямого дополнения, например: [Влас:] Многоуважаемая! Будьте великодушны, дайте чаю и закусить (Горький, Дачники, д.I).

Степень морфологической однотипности ОЧП может зависеть и от их позиции по отношению к соподчиняющему слову. К примеру, препозитивные однороднsе определения редко бывают морфологически разнотипными, а постпозитивные довольно часто. Смешанные – согласованные и несогласованные – определения сочиняются, как правило, именно в этой позиции. Она в известной мере предопределяется и самим характером семантико-синтаксических отношений между ОЧП. Так, при разделительных и, особенно, сопоставительных отношениях, эта степень выше, чем при противительных и соединительных.

Наконец, степень морфологической однотипности ОЧП неодинакова и в разных стилях речи. В научном и официально-деловом стилях она выше, чем в художественно-беллетристическом и, особенно, разговорном. Например, только в разговорном стиле наблюдается сочинение инфинитива с винительным или родительным падежом существительного в функции прямого дополнения, А также сочинение полного прилагательного и краткого страдательного причастия в позиции расширенного сказуемого. Ср.: Люблю рыбалку, лес, ходить по грибы (Неделя, 1970, №48); Уши по-мальчишески оттопырены и тяжелые от прилившей крови (Бакл., II).

В заключение отметим, что морфологическая однотипность соподчиненных членов в свою очередь может « как бы провоцировать их синтаксическую однородность». «Такая обратная связь морфологии и синтаксиса, – отмечает Б. Ю. Норман, – хорошо ощущается всеми носителями языка и используется для разного рода каламбуров». Правда, здесь надо различать алогическую сочинительную связь и мнимосочинительную связь. Ср.: За окном шёл дождь и молодой человек, но Будем пить чай с сахаром и с папой (К. Симонов).