Проблема классификации предложений

Традиционная система классификации предложений ориентирована на преимущественно формальную сторону, непоследовательна и противоречива. Первым шагом все предложения делятся на простые и сложные, а дальше систематизация строится по совершенно разным основаниям.

Простые предложенияделятся на двусоставные и односоставные. Принцип классификации односоставных был теоретически разработан А. А. Шахматовым, в нем учитывалась и форма главного члена, и синтаксическая семантика предложений. Но дальше все простые предложения, односоставные и двусоставные, характеризуются по трем свободно совместимым поверхностным признакам: 1 – полнота / неполнота, т. е. присутствие всех или отсутствие одного из главных членов; 2 – распространенность / нераспространенность, т. е. наличие всех или отсутствие какого-либо второстепенного члена; 3 – осложненность / неосложненность, т. е. наличие какого-то компонента, выходящего за рамки представления о членах предложения, но «недотягивающего» до статуса предикативной части, или отсутствие такового.

Объединение этих свободно совмещаемых признаков дает 16 возможных сочетаний, «предусматривает» 16 «типов» предложений, но ни один из них содержательно не интерпретируется. Эта чисто формальная, «школьная», классификация, основанная на простом переборе всех сочетаний признаков, не приближает к осмыслению природы предложения ни как языковой, ни как речевой единицы. Внимание синтаксистов сосредоточено на «анатомии предложения» – на описании составляющих его частей и их поверхностных связей. Следствием такого подхода была направленность внимания исследователей не столько на предложение в целом, сколько на его части.

В 1950 г. появились две фундаментальные статьи, посвященные словосочетаниям: В. В. Виноградова и В. П. Сухотина. В. П. Сухотин видел за этим термином любые осмысленные сочетания слов, В. В. Виноградов ограничил его смысл сочетаниями полнознаменательных слов, основанными на подчинении. Этот смысл и закрепился за ним. Другие типы сочетаний остались безымянными. В следующие десятилетия словосочетания «по Виноградову» оказались в центре внимания исследователей и русского, и других языков нашей страны, а прочие типы сочетаний компонентов предложения, основанные на сочинении, соподчиненные и соподчиняющие, основанные на союзной связи и другие, начали привлекать к себе внимание значительно позже, когда в сферу исследований были вовлечены предложения, занимающие на шкале простоты-сложности промежуточное положение. Их называли простыми осложненными.

Сложному предложению до начала 50-х гг. уделялось мало внимания. В начале 50-х гг. произошло еще одно важное событие – серия публикаций Н. С. Поспелова, посвященных сложному предложению и открывших новое направление в области синтаксиса. Объектом исследования стала формальная специфика разных типов русских сложных предложений, их внутренняя организация, разнообразные средства связи. Разрабатывалась и углублялась классификация общего множества исследуемых форм, все отчетливее принимавшего форму системы.

Классификация сложных предложений с самого начала отличалась от классификации простых существенностью и осознанностью своих оснований. «Простые части» сложного предложения представали перед исследователями как слегка преобразованные простые предложения, выражающие, однако, не «отдельные мысли», а лишь фрагменты, «слагаемые» единого смысла, который рождается с объединением частей и передается сложными предложением как целым.

Как выяснилось позже, структура сложного предложения состоит не из двух, а из трех слагаемых: третьим и самым важным слагаемым с точки зрения типологии является связующее средство, «скрепа», объединяющая части в единое целое.

Главным итогом исследования сложного предложения на материале русского и других языков, которые в 50-70-х гг. составили особое направление в сфере синтаксиса, было осознание грамматической семантики сложного предложения как тогоотношения, которое устанавливается говорящим между знаменательными частями (предикативными единицами) и выражается определенными формальными средствами. Типичным для европейских языков, но все-таки частным случаем таких средств являются союзы. В агглютинативных алтайских языках союзы редки, а основным выразителем содержательных и грамматических отношений являются аффиксы и аффиксальные цепочки, завершающие грамматическую форму предиката зависимой предикативной части.

Сложные предложения гораздо легче поддавались интерпретации в качестве языковых сущностей, чем простые. Сущность СП отчетливо раскрывалась в самом порядке школьно-вузовского «разбора». Многокомпонентное целое разбивалось на предикативные части, представленные пустыми прямоугольниками, определенным образом связанными между собой. Смысловая связь между ними распознавалась постановкой вопроса, формальная – указанием средства связи. Такие схемы каждый раз представляли конкретную сложную фразу, но одновременно – хотя это и не осознавалось отчетливо – они конституировали сложное предложение именно как единицу языка, поскольку за такой схемой можно было увидеть множество одинаково построенных предложений. Например, за схемой (ГПЕ) [кактолько(ЗПЕ)] целый ряд конкретных фраз:Яприду,как толькотыпозовешь;Самолетвзлетит,как толькораздастсясигнал;Язаснул,как толькозатобойзакрыласьдверь<…>.

Такая запись представляет сложноподчиненное предложение как единицу языка, выполняя функцию модели этой единицы. Сложноподчиненных предложений как единиц языка в каждом языке ровно столько, сколько в нем взаимно противопоставленных показателей связи.