Зависть и ревность

С проблемой зависти и справедливости психолог может столкнуться и в работе с клиентами, например в ходе урегулирования взаимоотношений между супругами. Для этого полезно было бы в общих чертах разобраться, чем принципиально зависть отличается от справедливости. Завистник стремится контролировать абстрактные и материальные объекты (статус, деньги, репутацию...), а ревнивец — конкретных людей, значимых для него. Зависть рождается из диадического отношения: завидующий и объект зависти; а ревность — из триадического отношения: ревнующий, партнер и соперник, хотя иногда добавляется и четвертый элемент — наблюдающая за всем этим публика. Мы считаем, что роль публики очень важна, поскольку именно она ожидает от обиженного ревнивца определенных действий, которые он без такого пристального наблюдения и ожидания со стороны окружающих осуждающих, быть может, не всегда и стал бы совершать...

Между завистью и ревностью существует много общего: «...когда другие осознают нашу зависть, они, вероятно, станут ревновать свои благоприятные обстоятельства» (по Дж. Ролзу). Если супружеские отношения строятся на основе владения (где партнер — это «частная собственность»), то отношения ревности превращаются в отношения зависти, так как объект ревности (партнер) из живого человека превращается в вещь или в символ (см. Муздыбаев, 1998. — С. 90—92).

162

18. Глупость как «оправдание» и «самооправдание» личностной продажности Этическая правомерность использования термина «личностная продажность» в житейской, научной и в научно-практической психологии

Продажность вполне может рассматриваться как «вечная» проблема. Как уже отмечалось ранее, идея продажности возникла, как только стали развиваться обменные отношения. У людей всегда возникал соблазн выменять какое-то благо не на эквивалентное благо, а на то, что считается многими людьми чем-то «даровым», в частности — обменять на собственное достоинство. Даже если представить себе совершенное общество, где все будут честными и благородными, то и там идея продажности получит свое воплощение. Ведь если у людей не будет возникать соблазна променять свое достоинство на какое-то благо, то невозможно представить себе и личностный рост человека. Лишь только пройдя это испытание соблазном, человек по-настоящему становится личностью.

В свое время Л. С. Выготский отмечал, что «если бы возрастные кризисы не были открыты эмпирически, то их следовало бы выдумать теоретически», иначе никак нельзя объяснить внутреннюю динамику развития ребенка. По аналогии можно было бы сказать, что соблазн продажи своего достоинства — это также разновидность внутреннего кризиса, и только в ходе разрешения (преодоления) этого соблазна возможно личностное развитие. Другая аналогия — существование «добра» и «зла» — как раз и позволяет закалять и возвышать свой дух, а если бы в мире было бы только «добро», то человек просто не смог бы проверить себя на «личностную вшивость» — это ситуация, пригодная разве что для полных идиотов, ведущих животный образ жизни и не заботящихся

163

о своей душе. Именно поэтому идея «продажности» приобретает «вечный» смысл.

Для нас важно понять, в чем специфика личностной продажности в различные культурно-исторические эпохи, что, в свою очередь, позволит нам приблизиться к пониманию особенностей нынешней ситуации в современной («рыночной») России.

Как известно, исторический процесс характеризуется не только сменой различных эпох и представлений об общественном идеале, но и цикличностью этих эпох и представлений. Периоды демократии сменяются на более тоталитарные системы, затем опять наблюдается некоторое возвращение демократических идеалов и т. п. Современная жизнь интересна тем, что все эти процессы интенсифицируются, и тогда на протяжение жизни одного поколения общество, не успев выйти из одной эпохи, погружается в другую... Недаром один очень умный человек (Ст. Е. Лец) сказал, что «каждый век имеет свое средневековье». Особенно все это интересно для современной России.

Важной особенностью современной эпохи является и то, что понятия добра и зла, достоинства и продажности сильно перепутались. Они уже не существуют в «чистом» виде, как в более «простые» в нравственном отношении эпохи обострения социальных конфликтов и открытых войн, когда четко видно, где «враг», а где «друг»... Чтобы сохранить свою совесть во внешне «благополучную» эпоху, важно иметь мощный морально-волевой стержень, а также опираться на него в повседневной жизни. Именно в периоды такой нравственной «путаницы» и духовного «смятения», которые в истории также подчинены закону цикличности, особая ответственность ложится на тех, кто считает себя «гуманитариями»...

Анализируя исторический процесс с позиций социокультурного анализа, современные авторы часто выделяют два основных типа культуры: моностилистическую и полистилистическую культуры (см. Ионин, 1995). В моностилистической культуре преобладает строго нормированное, канонизированное

164

представление о стиле и образе жизни. При этом моностилистическая культура неизбежно предполагает единую «шкалу», «линейку» для оценки жизненного успеха, что позволяет не только оценивать «правильность» жизни того или иного человека, но и оформлять понятные для большинства требования к тому, какими должны быть люди. Все это значительно упрощает для них решение карьерных проблем и, главное, упрощает процедуру предложения своих услуг на «рынке труда» или на «рынке личностей», так как всем понятно, что требуется на этих рынках.

В полистилистических культурах, наоборот, проповедуется ценность индивидуальности и неповторимости, допускается разновариантное отношение к жизненному и профессиональному успеху и личному счастью. В такой ситуации человеку сложнее подстраиваться под конъюнктуру единообразного рынка, хотя сами «рынки» со своими специфическими требованиями к людям все-таки продолжают существовать. Но таких «рынков» достаточно много (в этом один из смыслов полистилистической культуры), что и позволяет человеку не столько самому подстраиваться к одному-единственному «рынку», сколько выбирать для себя наиболее подходящий, то есть реализовать свое право на свободу выбора.

Кроме того, в разные эпохи меняется само отношение к продажности. Например, в какие-то эпохи это осуждается (хотя люди все равно продают свои таланты, свои знания и т. п., только называют это другими словами), а в другие эпохи идея продажности легализуется, и тогда все называется почти своим именем... Таким образом, сама идея продажности сохраняется в разные культурно-исторические эпохи, но в обществе меняется само отношение к этой идее.

Но тогда возникает вопрос: а правомерно ли вообще говорить о какой-то особой «эпохе продажности»? Да, правомерно, и вот почему. С точки зрения исторической, экономической, этической и т. д., продажность объективно существовала всегда и всегда будет существовать. Но с точки зрения психологической важно прежде всего субъективное

165

отношение к идее продажности, а это отношение меняется. Именно сейчас идея продажности в России не только легализована (РФ до сих пор еще «вступает в рыночные отношения»), но и получила в обществе «одобрение» и «признание» значительной части населения. «Эпоха продажности» — это прежде всего психологическая реальность, и можно предположить, что, согласно принципу цикличности, отношение к этой идее может и измениться, когда большинство людей «перебесятся», когда многие просто наиграются в «рынок» и начнут подводить итоги того, что они сотворили или... натворили за время этой эпохи. Наверное, таким людям будет о чем поговорить с психологом-консультантом...

Но коль скоро мы говорим об «эпохе продажности» как о субъективной реальности, то мы вынуждены признать, что для каких-то субъектов (на уровне их субъективного отношения к нашей жизни) никакой продажности и в помине нет, все не только хорошо, но и прекрасно. Или же такие люди назовут продажность другим, более благородным словом, например, скажут, что это «эпоха свободного предпринимательства», «эпоха расцвета частной собственности», «эпоха инициативных и творческих людей», «переходный период» и т. п. Никто не вправе осуждать таких людей за то, что они имеют свою собственную точку зрения. Проблема лишь в том, что если через некоторое время они изменят свой взгляд на противоположный, то не окажется ли это слишком запоздалым (личностным) раскаянием?..

При этом неизбежно возникает сложнейший вопрос: кто виноват в том, что человеку (личности) приходится идти на сделки со своей совестью, сам человек или «проклятое» время, эпоха, которая не обеспечила человека достойными условиями жизни и всем необходимым для того, чтобы постоянно ощущать свое достоинство? На наш взгляд, сам вопрос не совсем корректен, ведь его можно было бы и переформулировать: кто виноват в том, что человеку приходится постоянно укреплять свой дух в различных испытаниях? Во-первых, надо, наоборот, благодарить судьбу за саму возможность

166

таких испытаний, ведь только в них и происходит настоящее развитие личности и возвышение человеческого духа. Во-вторых, каждая эпоха предлагает свои испытания на «личностную вшивость», только одни люди смело откликаются на эти испытания, а другие быстро находят возможность адаптироваться к самым «страшным» условиям: предприимчивый негодяй быстро найдет свою выгоду и в период войны, и в период голода, и в тюрьме, и в фашистском концлагере. Ведь недаром В. Франкл писал о «лагерной элите», то есть о «старостах», «поварах, кладовщиках и «лагерных полицейских» и всех тех, кто быстро сориентировался и выгодно пристроился, «успешно компенсировал чувство неполноценности» и «наконец-то добился успеха» (Франкл, 1990. — С. 139).

В патриархальные, стабильные времена перед каждым человеком стоит выбор: либо спокойно жить по существующим законам (часто расплачиваясь за это нереализованным творчеством), либо стараться вырваться из оков и стереотипов «правильной», размеренной жизни (но расплачиваясь за это уже своим спокойствием и внешним благополучием)... Особым испытанием для личности являются эпохи внешнего благополучия, когда слишком много соблазнов отказаться от утверждения собственной личностной позиции. Известный философ Х. Ортега-и-Гассет писал по этому поводу: «Чрезмерное изобилие жизненных благ и возможностей автоматически ведет к созданию уродливых, порочных форм жизни, к появлению особых людей-выродков, один из частных случаев такого типа — «аристократ», другой — избалованный ребенок, третий, самый законченный и радикальный, — современный человек массы» (Ортега-и-Гассет, 1998. — С. 252).