Янко Слава (Библиотека Fort/Da) || slavaaa@yandex.ru || yanko_slava@yahoo.com || http://yanko.lib.ru

пассивная, а активная и средняя диатеза. В классическом примере, приведенном у Мейе и Бенвениста, глагол «приносить жертву» (в обрядовом смысле) является активным, если жертву приносит жрец, и средним, если я сам, как бы взяв нож из рук жреца, совершаю для себя жертвоприношение; в случае активного залога процесс происходит вне субъекта, ибо хотя жрец и совершает жертвоприношение, но его самого оно не касается; в случае же среднего залога субъект сам затронут своим действием, он пребывает внутри процесса, хотя в этом процессе имеется еще и объект (то есть средний залог не исключает переходности). В таком-то понимании средний залог и соответствует точно современному статусу глагола писать: ныне писать — значит помещать себя в средоточие речевого процесса, осуществлять письмо, затрагивая этим себя самого; производимое действие совпадает с переживаемым воздействием, пишущий пребывает внутри письма, причем не как психологическая личность (индоевропейский жрец мог испытывать сколь угодно сильные субъективные чувства, совершая жертвоприношение в активном смысле для обратившегося к нему человека), а как агент действия. Диатетический анализ глагола писать

470

можно и еще более углубить. Как известно, во французском языке некоторые глаголы имеют в простой форме активный смысл (aller, arriver, rentrer, sortir [идти, прибыть, вернуться, выйти]), но в форме сложного прошедшего времени употребляются со вспомогательным глаголом пассивного залога être (je suis allé, je suis arrivé [я пошел, я прибыл]); для объяснения такой двойственности, характерной как раз для среднего залога, Гийом справедливо предлагает различать сложное прошедшее отмененное (со вспомогательным глаголом avoir), предполагающее, что действие было прервано по инициативе субъекта (je marche, je m'arrête de marcher, j'ai marché [я хожу, я

перестаю ходить, я ходил]), и прошедшее целостное (со вспомогательным глаголом être) для глаголов со значением смыслового целого, нерасчленимого по простой воле субъекта (je suis sorti, il est mort [я вышел, он умер] не означают, что выход или смерть были прерваны и тем самым отменены). Ecrire [писать] традиционно считается активным глаголом, с отмененным сложным прошедшим временем: я пишу книгу, я заканчиваю ее, я ее написал; однако для современной литературы этот глагол меняет свой статус (если не грамматическую форму) - écrire делается глаголом среднего залога, и прошедшее время у него целостное, поскольку действие «писать» становится нераздельным смысловым целым. Таким образом, истинное, правильное прошедшее время этого нового глагола будет не j'ai écrit, a скорее je suis écrit, так же как говорят je su is né [я родился], il est mort [он умер], elle est éclose [она (роза) распустилась] и т.д., - в этих выражениях, несмотря на глагол être, нет, разумеется, никакого пассивного оттенка, поскольку без насилия над языком нельзя преобразовать je suis écrit в оп m'a écrit [меня написали].

Итак, в глаголе писать среднего залога дистанция между субъектом письма и языком стремится к нулю. Можно даже сказать, что по-настоящему активны как раз те виды письма, что ориентированы на субъективность (например, романтическое), так как в них субъект действия не включается в процесс письма, а предшествует ему: тот, кто пишет, пишет не для себя, а по неправомерному поручению от другого лица, внешнего и предсуществующего по отношению к нему, даже если оба они носят одно имя; в современном же глаголе писать среднего залога субъект формируется одновременно с процессом письма, осуществляя себя в нем и

471

сам испытывая его воздействие; таков, например, прустовский рассказчик, который, несмотря на отсылки к его псевдовоспоминаниям, существует только в процессе письма.

6. Инстанция речи

Как нетрудно понять, целью данных заметок было показать, что центральная проблема современного письма в точности совпадает с тем, что в лингвистике можно назвать проблематикой глагола: подобно тому как категориями темпоральности, лица и диатезы определяется грамматическое поле, где размещается субъект, так же и современная литература путем разнообразных экспериментов пытается по-новому установить место агента в процессе письма. Смысл или цель таких исканий в том, чтобы на место реальности (или референта), этой мистифицированной идеи, тяготевшей и тяготеющей до сих пор над понятием литературы, поставить инстанцию речи как таковой: областью писателя является только само письмо, причем не как чистая «форма», как это представлялось в эстетике искусства для искусства, но в куда более радикальном понимании - как единственно возможное пространство, где может находиться субъект письма. Действительно, тем, кто обвиняет такого рода поиски в солипсизме, формализме и сциентизме, следует напомнить: возвращаясь к основополагающим категориям языка - таким как