Янко Слава (Библиотека Fort/Da) || slavaaa@yandex.ru || yanko_slava@yahoo.com || http://yanko.lib.ru

знак произволен, она и должна превращать его в природный факт или рациональный закон; здесь недаром действует коннотация - в общем устройстве системы на нее возлагается задача восстанавливать некоторую рациональность. Однако такое превращение имеет неравный размах в зависимости от того, касается ли оно комплексов А (с экс-

1 Об общем масштабе этого процесса см. ниже, 20, II.

297

плицитно-мирским означаемым) или комплексов В (с имплицитно-модным означаемым): в первом случае знак скрывается за обычаем, функцией, а его рацио носит природно-эмпирический характер; во втором случае знак принимает форму констатирующего или постановляющего суждения, а его рацио носит характер законно-институциональный; но поскольку Мода присутствует также и в комплексах А как риторическое означаемое промежуточной коннотативной системы1, то, следовательно, в конечном счете законное рацио Моды применяется ко всем ее высказываниям.

II. КОМПЛЕКСЫ А: ФУНКЦИИ-ЗНАКИ

19.2. Знаки и функции в реальной одежде

Может возникнуть соблазн противопоставить чисто функциональную одежду (рабочую спецовку) одежде модной, чисто сигналетической, даже если ее знаки скрываются за какими-либо функциями (черное платье для коктейля). Это было бы ошибочное противопоставление: сколь бы ни была функциональна реальная одежда, она всегда содержит в себе и сигналетическое начало, поскольку любая функция является как минимум знаком себя самой; рабочая спецовка служит для труда, но одновременно и демонстрирует этот труд, плащ-дождевик защищает от дождя, но также и обозначает его. Этот процесс взаимообмена между функцией и знаком (на уровне реальности) действует, вероятно, и во многих других фактах культуры: так, пища связана одновременно и с физиологической потребностью, и с некоторым семантическим статусом - еда и насыщает, и нечто значит, обеспечивает и удовлетворение и общение2. В самом деле, всякий раз когда функция поддерживается нормой изготовления, она начинает соотноситься с этой нормой как событие со структурой, а любая структура предполагает дифференциальную систему форм (единиц); функция становится не только транзитивной, но и читаемой; поэтому ни одна нормализованная (стандартизированная) вещь

1См. выше, 3, 7.

2Таким образом, функция-знак, по-видимому, является характерной принадлежностью «производных» систем, суть которых не вполне исчерпывается значением. - О пище как знаковой системе см. нашу уже цитированную выше статью «К психосоциологии современной пищи».

298

не исчерпывается вполне чистой практикой — она является также и знаком1. Чтобы вернуться к чисто функциональным вещам, нужно представить себе вещи импровизированные - вроде того бесформенного покрывала, которое набрасывали себе на плечи римские воины, чтобы защититься от дождя; а как только эта импровизированная вещь стала специально изготовляться и была, так сказать, институционализирована под названием «пенула», ее защитная функция оказалась включена в социальную систему коммуникации: пенула начала противопоставляться другим предметам одежды и отсылать к идее собственного применения, подобно тому как всякий знак противопоставляется другим знакам и передает некоторый смысл. Поэтому применительно к реальным вещам, как только они стандартизируются (а бывают ли сегодня иные?), следует говорить не о функциях, а о функциях-знаках. Отсюда ясно, что культурный факт по самой своей природе призван быть осмысленным: в нем знак уже готов выделиться из функции и действовать самостоятельно, свободно, сводя функцию к состоянию подобия или алиби: шляпа ten-galon-hat (от дождя и солнца) - теперь уже чистый знак «американской западности»; «спортивная» куртка больше не имеет спортивной функции и существует лишь как знак, противопоставленный «нарядной» одежде; синяя рабочая спецодежда (blue-jean) сделалась знаком праздности и т.д. Этот процесс сигнификации идет тем сильнее, чем больше в обществе становится стандартизированных вещей: делая все богаче свою дифференциальную систему форм, общество тем самым способствует образованию из вещей все более и более сложных «лексиконов»; благодаря этому современное техническое общество легко может отделять знак от функции и наполнять изготовляемые в нем утилитарные вещи разнообразными значениями.

Янко Слава (Библиотека Fort/Da) || slavaaa@yandex.ru || yanko_slava@yahoo.com || http://yanko.lib.ru

19.3. Реальные и ирреальные функции

Бывает так, что предлагаемая (описываемая) вещь отвечает некоторой реальной функции:

танцевальное платье

1 Таким образом, естественно, что в новой среде, где живет современный человек, — в среде технического общества — наши восприятия с самого начала оказываются проникнуты процессами чтения, как это еще в 1942 году отмечал Ж.Фридман (цит. статья в сборнике Mélanges Alexandre Koyré, p. 178).

299

на самом деле служит для танцев и устойчивым, отчетливым для всех образом демонстрирует эту свою танцевальность1; форма или материал приспособлены к действию, и семантическое отношение обладает постоянством. Но в огромном большинстве случаев функции, приписываемые одежде Модой, гораздо сложнее: журнал склонен изображать их все более специальными и случайно-конкретизированными, и, разумеется, в таком процессе ведущую роль играет риторика2. Когда утверждается, что некая вещь подходит-для тех или иных обобщенных, так сказать антропологических обстоятельств, - для какого-либо времени года или праздника, - то здесь еще можно усматривать функцию защиты или украшения (зимнее пальто; свадебное платье); но если говорится, что такое-то платье подходит молодой женщине, которая живет в 20 км от большого города, каждый день ездит на поезде и часто обедает с друзьями, то функция ирреализуется самой точностью мирского означаемого; здесь тот же парадокс, что и в искусстве романа: «расписанная во всех деталях» Мода всегда ирреальна, однако чем конкретнее и случайнее ее функция, тем «естественнее» она кажется; при этом модные журналы берут на вооружение принцип веристского стиля, согласно которому накопление мелких частных деталей заставляет больше верить в правдивость изображаемого, чем простой очерк, поскольку «тщательно проработанная» картина считается более «правдивой», чем «небрежно набросанная»; а если обратиться к популярной литературе, то мелочное описание вестиментарных функций сближается с нынешней тенденцией массовой прессы придавать всякой информации личностную окраску, делать из каждого высказывания прямое обращение к читателю - не ко всем вместе, а к каждому в отдельности; при этом функцией Моды (молодая женщина, которая живет в 20 км и т.д.) становится настоящая доверительность, словно данное платье и данный, столь точно описанный образ жизни относятся лишь к одной читательнице из всех, словно при расстоянии большем, чем 20 км, это была бы уже другая читательница и другая одежда. Как мы видим,

1Заметим, что в подобных высказываниях означаемое как бы закоснело в означающем, сделавшись видовой категорией (ср. спортивная рубашка).

2Риторика обычно появляется вместе с паратаксисом семантических единиц (ср. выше, 16, 4).

300

реальность, предполагаемая функциями Моды, характеризуется прежде всего своей случайной конкретностью; это не транзитивная реальность, а - в очередной раз - фантазматически переживаемая, ирреальная реальность романа, тем более подчеркнутая, чем более она нереальна.

19.4. «Рационализация»

Само собой разумеется, что чем мифичнее функция благодаря изобилию случайных конкретизаций, тем лучше она маскирует знак; чем ирреальнее Мода, чем императивнее заявляют о себе ее функции, тем более скрадывается знак в пользу видимости эмпирического применения вещи; парадоксальным образом, именно в самых пышных построениях модной риторики одежда кажется освобожденной от внешних претензий и скромно довольствующейся статусом бытовой принадлежности — как будто некое белое норковое болеро служит исключительно для защиты от холода в прохладной церкви, на церемонии венчания ранней весной. Таким образом, риторика вводит в Моду целый ряд ложных функций, цель которых, разумеется, в том, чтобы придать модному знаку гарантию реальности - гарантию очень важную, потому что Мода, несмотря на свой престиж, все время чувствует себя слишком легковесной. Такое функциональное алиби - повидимому, составная часть общего (возможно, свойственного всей современной эпохе) процесса, в ходе которого любое эмпирическое рацио, взятое из мира действий, способно оправдать собой не только любое наслаждение, но и, более утонченным образом, любое созерцание сущностей; утверждаемая в риторическом плане функция — это как бы задолженность Моды перед внешним миром, дань почтения, которую система бытия воздает системе дела. Превращение ряда знаков в ряд рациональных оправданий1 известно также под названием рационализации. Ее описывали и непосредственно в применении к одежде (реальной одежде, а не одежде-описанию); несколько примеров такого социального преобразования символа в оправдание привел в своем психоанализе